Дерево

      Никто из них не помнил, когда это началось. Морячок уходил в моря, возвращался в свой пустой холодный дом, даже топить его было нечем, и круглыми сутками выпивал. Так теплее и от мыслей отвлекает.       По соседству жил странноватый художник, которого, наверное, надо было откинуть на несколько десятков лет назад. К сожалению, судьба распорядилась иначе, буквально заставив его изолироваться от современного общества.       Морячок частенько заглядывал к нему, выпрашивал дрова, выслушивал бурчание и попытки выгнать, а потом уходил сам. Топил печь, ложился спать. Проводил в своём исхудалом домике ещё пару недель, а потом вновь пропадал на полгода.       Тем летом всё поменялось. Вишневский впервые заглянул сам. Или не впервые. Морячок не мог знать точно, приходил ли тот, когда он был на корабле. Постучался, дождался реакции. И заладил свою песню. Вообще-то Морячок не любил, когда Гвидон исходил на рассказы о своём прошлом вместо того, чтобы просто дать ему немного дров.       — Куда пропадал, морячок? — интересуется художник так странно, будто бы волновался.       — В моря я уходил. Сами же говорите «морячок».       Удивительно, но в этот раз Гвидон ничего ему не отвечает, лишь потягивает свою самодельную трубку и выдыхает дым. Лицо у него расслабляется, приобретает нейтральный оттенок. Казалось, сейчас он просто развернётся да уйдёт восвояси, оставив парня наедине с самогоном.       — Пойдём, Морячок, я такую картину заимел. Дерево вечного познания, проходящее через реку достоинства.       Мнётся. Всё же раньше до таких дел не доходило. Знал, что что-то там рисует себе, а вот что именно — не знал. Парень отхлёбывает немного самогона и выходит, не убьёт же его чёртов Вишневский.       А вышеупомянутый лишь плетётся к себе обратно, размеренно, без лишней спешки, словно прогуливается. Морячку ничего не остаётся, кроме как встать по правую руку от него да также неспешно прогуливаться. Рядом с этим молодым, но таким старым, человеком время будто бы замедляется.       — Ты чего это, Морячок, в морях своих потерял? Ну что там такого может быть? Вода повсюду и всё. Чистая связь с космосом она же здесь, — болтает себе под нос Гвидон да рукой обводит окружающее их поле, — Вон деревце стоит, как жизненный столп, ориентир, вон солнце за горизонт заходит. Каждый день заходит, и всё не может там навсегда остаться. Вот так я не могу без тебя остаться навсегда. Страшно такое думать.       — Вы мне чего, в любви признаётесь? — Морячок щурится да головой трясёт.       — Дубина. Любовь это не панацея. Есть что-то и важнее любви. Любовь тебя туда, в космос, не вознесёт, — Вишневский вновь затягивается, даже голову в его сторону не поворачивая.       — Вас не поймёшь, — бурчит Морячок себе под нос, но продолжает идти рядом, сам не понимая почему.       — Это ты дубина, а я человек творческий. Тебе бы хоть капельку творческого духа да прямо туда, — Гвидон тыкает его трубкой в грудь, рядом с сердцем, — Тогда бы хоть что-то понял, а сейчас ходишь рядом, как дитё несмышлёное.       Конечно, ходит, и не уйти ведь никуда. Даже в море уже не так сильно тянет. Смотрит коротко на художника и понять всё не может, что же такого в голове его творится, вещи такие вынуждает говорить. В одну минуту говорит, что жить не может, в другую оскорбляет, а среднего и не дано вовсе.       Останавливаются они у небольшого обрыва, с которого вид открывается на весь лес, на реку, на поле. Всё как на ладони. Раньше Морячок здесь не был. Да и сейчас как он тут оказался?       — Вы ведь картину мне хотели показать, — говорит парень и вновь к Вишневскому поворачивается, реакции ожидая.       — Ну вот же картина. Дерево вечного познания да река достоинства, — Гвидон забивает свою трубку табаком и глядит всё вниз, будто прыгать решается.       — Посмотрите на меня.       На удивление Гвидон подчиняется, поворачивается в его сторону и смотрит своим слегка безумным взглядом прямо в глаза, от чего даже мурашки по спине пробегают. Морячок и сам не знает, зачем попросил повернуться. Но теперь, кажется, начинает понимать. Не Гвидона. Себя.       Пара шагов навстречу, короткий удивлённый вздох, едва заметное касание, расслабление. Морячок никогда и подумать не мог, насколько это просто. Ожидает он чего угодно, но и отстраняется быстро, облизывая уголки губ.       — Дубина, — ворчит Гвидон, но вовсе не зло.