Карие глаза

Мераб совсем ещё дитя.       Он любит маму, бабушку, брата и тянется к отцу. Под сенью осенних листьев они дружно танцуют на семейном празднике, холодный ветер играет с маминой юбкой. Карие глаза смотрят снизу-вверх на ускользающее счастье, но пока не знают этого. Мераб смеётся оттого, что все смеются, хочет подпеть, но пока не успевает за всеми. Он старается повторять за мамой — плавность её движений действует на него умиротворяюще и одновременно вызывает врождённый восторг. Отец одёргивает его и показывает на брата, который двигается угловато и резко, разрезая воздух локтями, коленями. Мераб совершает попытку — тщетно. Руки не слушают чужеродного искусства, а карие глаза пристально наблюдают за реакцией отца. Взмах руки. Надежда потеряна. Взор карих глаз устремляется в пол, и Мераб отходит к столу, чтобы не мешать идиллическому танцу. Мераб уже подросток.       Разлом семьи убивает в нём тягу к обучению, и на танцы сил не хватает. Бабушка просит не бросать студию, чтобы был шанс попасть хотя бы в резервный состав ансамбля. Мераб любит грузинские танцы, но они не отвечают взаимностью и постоянно пробуждают в нём сомнения. «Ту ли дорогу я выбрал?» Отец давно говорил, что грузинские танцы — это не стихия Мераба, так что же он упёрся? Впрочем, отец многое говорил, а потом просто ушёл. А ансамбль остался. И осталась какая-никакая перспектива. Когда достигаешь дна, есть от чего оттолкнуться, чтобы плыть наверх. Мераб отныне регулярно посещает репетиции, и хоть педагоги не жалуют его манеру, он решает не сходить с намеченного пути. В карих глазах рождается искра. Мераб — юноша.       А значит, его долг — помогать семье. Он устраивается официантом, по утрам бегает на репетиции в ансамбль, спит от силы пару часов в сутки. Бывает, Алико поощряет его за трудолюбие, и в такие дни карие глаза смеются по-настоящему. В такие дни не раздражают сплетни соседки о его семье, пьяные загулы Давида. Но такие дни выпадают крайне редко, и Мерабу приходится мириться с ролью второго плана в искусстве, которое занимает весь его мир. Но однажды утром дверь зала для репетиций открывается, и танцам в мире Мераба самим приходится подвинуться.       Карие глаза сверлят фигуру танцовщика, которым Мераб всегда мечтал стать. «Вот бы родиться Иракли», — с завистью думает он, глядя на резвость и темп молодого грузина. Вот бы прикоснуться к воплощению собственной несбыточной мечты. Он касается, и в рьяном танце мечта ему улыбается. Мечта поёт с ним нестройно и мимо нот по дороге к Мари. Мечта крадёт каждый взгляд карих глаз, а Мераб крадёт её сигарету. А за это мечта ослепляет карие глаза.       Целовать идеал недозволительно, и всё же Мераб нарушает запреты отцов и отцов их отцов. Почти полностью утратив всякий контроль он следует за Иракли, который возникает обласканным миражом и тут же рассеивается в тёплом воздухе над дальней дорогой в Батуми. Мераб ощущает, что карим глазам больше недоступен свет, а чёткость в движениях, которую он пытался выработать на протяжении многих лет, исчезла. Последние встречи не бывают исцеляющими, они ломают хребет. Кости его хребта сцепляла серёжка.       Танцевать под звук барабанов, так, чтобы все слышали хруст и треск. Внутренний надрыв непременно становится внешним, когда рисуешь историю в пластике. Во взгляде карих глаз. Здесь больше нечего ловить — Мераб кланяется и выходит за дверь. Пелена спадает, и в карих глазах вновь загорается свет.