Pulse

Ладелл стояла в окружении множества причудливых механизмов: на золотистых в лучах закатного солнца стенах висели глинянные совы, жаворонки, расписные тарелки, на полках просторных стеллажей стояли снежинки, абстрактные кубы, металлические сердца. По углам стояли вековые миниатюры «башен» — Биг-бен в Лондоне, ратуша в Миннеаполисе и прочие. Казалось бы, что все эти абсолютно из разных опер вещи делают в одном небольшом магазинчике на улицах Ардхалиса? Ответ прост — циферблаты. На каждом гноме, на каждой причудливой спиральной инсталляции непременно было три тоненькие, порой даже незаметные стрелочки: короткая часовая, длинная минутная и совсем похожая на шёлковую нить — секундная. То была скромная лавка часовщика. Девушка сжимала в кармане длинного тонкого плаща золотую «шкатулку», внутри которой также покоился затейливый механизм хронометра. Она закрыла глаза, погружаясь в чарующую музыку, коей было наполнено всё вокруг. Размерененное, удивительно совпадающее тиканье часов. А ещё такое же ритмичное биение собственного сердца. Все вокруг сливалось в единую мелодию. Музыку времени, жизни. Ким приходила сюда каждый день, становилась вот так посреди комнаты и слушала, почти всегда в одиночестве — старик-продавец тактично уходил в свою мастерскую. Слушала, слушала — лишь бы забыться, перестать хоть на минуту зацикливаться на том, что карманные часы сломаны. На том, что для них время остановилось, заморозилось уже давно. － Как ты ещё не сошла с ума в этом гомоне? Лейтенант Хоукс, обладатель золотых с дивным платиновым отливом волос, тихо, незаметно подошёл к девушке. Длинное чёрное пальто с высоким воротом покоилось на плечах, верхняя пуговица белоснежной рубашки была расстёгнута, сине-зелёный шарф лениво лежал на шее. Глаза, созданные словно из ясного синего стекла, дивно отражали блеск солнца. － А как ты играешь на фортепиано? － непривычно спокойно для себя, меланхолично промолвила Ладелл, － Это тоже музыка, Уилл. Мерное тиканье часов, секунды, что бесстрастно отбивает причудливый механизм. Слыша его, ты всегда понимаешь, знаешь, что жизнь продолжается, идёт своим чередом, но время стремительно, неумолимо бежит, и вот прошло уже с десяток мгновений. Мгновений, которые ты можешь потратить абсолютно на что угодно, стоит только оторваться от созерцания стрелок, играющих свою неотвратимую мелодию. Она — единственное, что никто и никогда не сможет одолеть. Даже самые сильные, легендарные герои погибают от времени. Однако до боли парадоксально, что оно же — самое дорогое, что у нас есть, чем нас одарила Вселенная. Единственное, что по-настоящему смертельно больно терять или чувствовать, как кто-то это отнимает. Каждый из нас является своеобразными часами, хронометром жизни. В спокойствии пульс мерно, неторопливо отмеряет длинные промежутки, лихо ускоряясь, стоит нам попасть в передрягу. Также, как и железные стрелки, замирая, когда не остаётся больше отведённых нам часов. － Все мы плывём по одному и тому же потоку времени. Ким осторожно взяла за запястье руку парня, прикладывая его указательный и средний пальцы к слегка просвечивающей сквозь белую кожу венке, что чуть заметно пульсировала, словно молча убеждая то ли Уильяма, то ли саму же себя, что, несмотря на сломанный хронометр в кармане, она жива и всё также продолжает быть частью времени, пространства. Прощальные лучи солнца показались из-за крыши дома и волшебно преломились сквозь хрустальную фигурку балерины, рассыпая повсюду жёлтые, красные, зелёные, синие солнцечные зайчики. Будто поддавшись моменту, Ладелл протянула вторую руку вперёд, к артерии на шее лейтенанта, ловя краем уха явно тщательно, но безуспешно скрываемый глубокий вздох. Под нежной, мягкой кожей подушечками пальцев она почувствовала несущийся, наверное, максимальным аллюром, поток алой «воды жизни». Странно, подумалось девушке, вроде не похоже, чтобы он бежал сюда. Через мгновенье, стараниями своих навязчиво романтичных мыслей, Ким чуть смущённо отвела взгляд от Уильяма, отвернула вбок голову, но запястье всё-таки не убрала. Дневное светило тем временем скрылось за горизонтом, погружая просторные площади, проезжие улицы, уютные переулки в приятный, густой сумрак готовящейся принять бразды правления ночи. Девушка ощутила, как парень, несвойственно для него подрагивающими движениями, аккуратно переплетает их пальцы — свои, длинные, аристократичные, и её, покрытые мозолями от тренировок на стрельбище. Ладелл, покосившись на его скрытое упавшей чёлкой лицо, неловко сделала шаг вперёд, ещё не решаясь обнять, но просто тесно прижимаясь, прикладывая ухо к месту на груди, откуда явнее всего был слышен стук сердца Хоукса. Уильям облегчённо опустил голову, зарываясь носом в тёмные волосы девушки, легко касаясь макушки губами. Так они и стояли, выбиваясь из общего ритма окружающей музыки — девушка со сломанными часами и парень со стремительным пульсом. Часы гулко отбивали восемь ударов.