On the verge

капли дождя плавно стекают по окну, которое хуайсан только-только отмыла. это становится последней каплей её недолговечного терпения, и девушка с размаху ударяет рукой о стену — выходит больно, неприятно, на бледной внешней стороне ладони краснеет ушиб., но не хуайсан не испытывает ничего, пугающее бессилие давит на нервы, и она готова плакать от безысходности. она загружена до ужаса. «отомсти за брата, разоблачи преступника, сделай так, чтобы никто не догадался о твоей истинной сущности — иначе будет плохо, и твоей умелой многолетней игре придет конец». не хуайсан устала каждый день повторять себе, что она должна играть беззаботную дурочку, которая не смыслит ни в чем, если это не касается вееров., а главой ордена она стала так, случайно, просто с братом повезло — другой такую идиотку бы замуж выдал как можно быстрее, чтобы не мешала., а хуайсан действительно мешала, только вот не брату, а цзинь гуаньяо, который каждый свой ужасный поступок крыл улыбкой, только веера не хватало для полного завершения образа. надушенным шелком вытирал руки, и никто не видел на них кровь. никто. кроме не хуайсан. может, потому что они, как ни странно, оказались одной породы, только вот гуаньяо, кажется, этого не замечал, но и хорошо, хуайсан легче — пусть её воспринимают, как слабую и беззащитную сестру великого не минцзюэ. она отомстит.       привычный мир рушится у нее на глазах, он обречен, и она тут, конечно же, не при чем. карандаш ломается в дрожащих руках, и а-сан сдерживает рвущийся наружу крик боли и отчаяния. слишком больно. ей надоело. надо найти кого-то, с кем она могла бы разделить всю свою боль. никого рядом нет, когда так нужно, и она продолжает упрямо выводить черты лица вэй усянь, отступницы, лучшей подруги и той, кто бы её непременно понял, будь в живых. хуайсан обязательно её вернет, потому что не место такой красоте на небесах. они вэй усянь не заслуживают. никто, черт возьми, её не заслуживает. и возвращает. тринадцать лет мучительного ожидания, томлений, безнадежности — и то, чего она делала, действительно у неё в руках. не хуайсан думает, что она до сих пор ребенок, который добился того, чтобы ему купили игрушку. — а-сан, так ты специально это сделала. — что? о чем ты? притворяйся и дальше. делай вид, что вэй усянь была лишь марионеткой — марионеткой и заложницей своих никчемных чувств всегда была хуайсан. и даже её она из преисподней вернула только из эгоистичного желания увидеть вновь. вэй усянь её обнимает, подкрадываясь сзади. руки хуайсан ложатся ей на плечи, и та задорно хихикает. внутри девы не что-то ломается — словно разбивается хрустальная ваза из собственных чувств. не хуайсан впервые за долгое время искренне плачет — бесшумно, почти не заметно, вот только по бледному, как мел, лицу, стекают две слезинки. — я ничего не знаю, дева вэй. — врешь, — облизывается вэй усянь и, словно желая поддразнить, наклоняется к лицу — близко-близко, — а-сан на самом деле — ужасная лгунья, — хихикает, опускаясь на футон, — я знаю, потому что сама таковой являюсь. не хуайсан охватывает прилив радости, когда она понимает, что теперь вэй усянь будет принадлежать только ей. не лань ванцзи. не цзян чэну. не кому-нибудь ещё., а ей. вэй ин прижимает её к своей груди, пока хуайсан не наплачется вдоволь. и глава цин хэ не думает, что ради такого ничтожные тринадцать лет ожидания — совершенно ни о чём.