Growing

Кэйл Хенитьюз был очень проблемным ребенком. Когда ему исполнилось девять, почившая годом ранее любимая матушка начала сниться в кошмарах, а мальчик просыпался в слезах, обнимая широкое и мягкое одеяло, к сожалению, не сравнимое с объятиями обожаемой родительницы. Примерно в то же время он, осознав, что больше некому заниматься его воспитанием, о котором заботилась мать и бесчисленное количество нанятой ей гувернеров, становился все более капризным, ведь уважаемые господа менторы — это слуги, которые все равно выполнят любой приказ юного наследника, хоть и кидая косые осуждающие взгляды. Пытаясь привлечь внимание отца, что оставался безутешен после кончины любимой жены, Кэйл прослыл ужасно грубым и жестоким ребенком, недостойным фамилии Хенитьюз, что известны нейтралитетом и исключительной заботой о жизни своих подданных. И не сказать, что мальчик был сильно опечален этими словами. Когда ему исполнилось десять, их старый добрый дворецкий Рон упомянул женщину, с которой недавно встречался граф и то, как после этого на губах его виднелась легкая улыбка. Кэйл не понимал: неужели его уважаемый всеми отец, который боготворил свою покойную жену, настолько быстро забыл ее? По утрам мужчина все еще приветствовал сына за завтраком и иногда спрашивал об успехах в обучении, с печальными глазами кивая на слова об очередном сорванном уроке, говоря, что сожалеет о том, что не может толком позаботиться о собственном сыне. «Если сожалеете — так позаботьтесь, дорогой отец!» — хотелось выкрикнуть мальчику, но тот лишь хмуро смотрел в тарелку, начиная догадываться, что ужасное поведение, вероятно, никак не поможет добиться признания. В тот день Кэйл не отослал нового учителя истории, стойко вытерпел урок фехтования, с поджатыми губами рассматривая синяки на теле после него, и впервые за долгие два года переступил порог домашней библиотеки и (до вечера в ней занимаясь) пропустив ужин. Он не заметил, когда отец уехал, вероятно, вновь встретившись с той женщиной — по словам Рона, который появился в библиотеке так же неожиданно, как потом ушел, она была дочерью какого-то бедного художника, недавно ставшей главой торговой гильдии где-то недалеко от территорий Хенитьюз. Продолжать ездить на ужины, сопровождая никому неизвестную женщину, никого не уведомляя о статусе их отношений, граф Дерус не мог. Поэтому, когда Кэйлу исполнилось одиннадцать, граф впервые пригласил ту самую незнакомку, которую даже Рон периодически хвалил как «довольно умную, пугающе спокойную женщину», к себе в поместье, устроив знакомство своей возлюбленной и сына. Графский наследник, правда, опоздал, но он не сомневался, что отец промолчит, имея безмолвную слабость к нему и уведомленный о том, что для посещения ужина ему пришлось отменить вечерние уроки, которые Кэйл стал посещать куда чаще, чем нужно, стараясь усвоить как можно больше материала. — Виолан, — послышался из-за двери безмятежно спокойный и нежный голос графа Деруса, который ныне редко был обращен к Кэйлу, заставил парня замереть у самой двери, не решаясь пропустить дворецкого впустить его в обеденный зал, — все будет нормально. Он примет тебя. Ему давно не хватало материнской любви. — Не сомневаюсь. Все будет нормально, — задумчиво повторил голос женщины, едва ли доходя до обеспокоенного. Разумеется, думал Кэйл, с чего будущей графине волноваться о первом сыне семьи, который, по слухам — все еще тот незаслуживающий своей фамилии неспокойный ребенок? В итоге для Кэйла нормально все не было. На том ужине он понял еще кое-что — у него, кажется, появился соперник. Кэйл четко ощущал тот укол ревности, заставивший внутренности скрутиться в неприятный узел. Маленький мальчик, сипло представившийся Басеном, весь ужин кидал пытливые взгляды то на него, то на свою мать, так и не притронувшись к еде, робея не показать знаний этикета за столом. Претензий к нему было еще меньше, чем обычно к пока-еще-наследнику Хенитьюз, ведь мало кто в Вестоне — культурном, главном городе графства, отдает детей, которым едва ли исполнилось пять, на изматывающие уроки. Но ребенок все равно упрямо отказывался от еды, вызывая у скучающе рассматривающего люстру Кэйла сдержанную усмешку, что не могло не радовать пристально наблюдающего за ним отца. Уже после того, как граф представил Виолан как будущую жену и, уточняя мнение Кэйла, получил насмешливый взгляд и неопределенный кивок, Дерут сообщил, что теперь они живут все вместе. «Вместе — так вместе, но какой смысл спрашивать мое мнение?» — думалось Кэйлу, ведь очевидно, что даже если бы он запротестовал, ему бы лишь сказали, что придется смириться с выбором отца. Но даже этому Кэйл был рад — отец все же спросил его. Он все же важен. В тот же год Виолан стала графиней, заняв место управляющей всех культурных центров на землях Хенитьюз, питая слабость и страсть к искусству и ремеслу. Когда Кэйлу Хенитьюзу исполнилось двенадцать, он с нескрываемым восхищением смотрел на маленькую украшенную нежного цвета кружевом колыбель — уже как полгода у него родилась сестра. Первое время он от Виолан прятался, на общие ужины с семьей не ходил и не пускал в свою комнату хнычущего Басена, который каждый раз восторженно вздыхал, стоило им пересечься в коридоре. Когда же он начал совершать хоть какие-то движения, вроде совместных прогулок с братом, Кэйл начал сравнивать и чувствовать себя неуютно. Он — первый законный ребенок, но все равно одинокая ярко рыжая макушка в особняке, а все его родственники — чертовы шатены. Даже маленькая Лили, которая с интересом дергала его указательный палец, схватив его своим маленьким кулачком, не отличилась хоть чем-нибудь ярким в образе, кроме, пожалуй, выразительных темно-голубых глаз, доставшихся от Виолан. Которыми она постоянно рассматривала все вокруг с таким рвением и любопытством, что сердце первого графского сына было навеки отдано этой маленькой крошке. Этого он, разумеется, не показывал, стараясь выглядеть хоть немного солидно в глазах семьи, но зато начал посещать с Басеном всякие дворянские мероприятия, стремительно развеяв все ужасные слухи, которые сам же с усердием создавал. Завтра у них плановое семейное чаепитие, а после — урок непосредственно с самой графиней, которая, узнав, что Кэйл интересуется архитектурой, сама вызвалась помогать с этим. На самом деле ей не нужно было становиться его матерью, даже если отец хотел этого — это Хенитьюз понял совсем недавно, осознав, что его враждебность была вызвана лишь недопонимаем, как и ее холодность — заранее предвзятым отношением. Они не были приятелями, но как минимум хорошими соседями, которые не доставляли друг другу сильных хлопот. Лили восторженно угукала, разговаривая на своем языке и пытаясь дотянуться до рукава на рубашке, чтобы хорошенько дернуть его и оставить брата без последнего целого элемента гардероба, а только зашедший Басен улыбался до ушей, подлезая к другой стороне колыбели. — Прости, брат, — начал осторожно мальчик, боясь напугать маленькую сестру, что перевела на него взгляд, услышав непонятные слова. До сих пор она лишь улыбалась на комплименты Кэйла, явно пребывая в восторге от внимания к себе от самого редкого гостя в ее комнате. Возможно, Басен даже завидовал ей. «К ней брат приходил». — Матушка сказала, что совсем скоро состоится прием у маркизы Роейх и сказала пойти с тобой, брат. Она беспокоится от том, что мы мало времени проводим вместе. «И я тоже, брат» — остается не озвученным. Кэйл поднимает уставший взгляд глубоких карих глаз на брата, улыбаясь уголками губ и кивая, делая небольшие пометки у себя в голове. Если этот ребенок так хочет с ним дружить, то он не в праве больше отказывать. Прием у маркизы — самое лучшее место для того, чтобы его дорогой младший брат нашел себе приятелей и перестал смотреть на него так, словно Кэйл — не иначе как божество. Все же хотелось, чтобы Басен понял, что в мире есть люди куда лучше, чем его глупый и ужасный старший брат.

***

На том приеме Кэйл в шаге от того, чтобы ударить в нос сыну уважаемой маркизы. На самом деле — не только ему, а еще парочке отпрысков куда знатнее, потому что маленькие букашки, которых обычные люди бы назвали детьми, посмели обидеть его брата. Рыжеволосый невольно вспомнил как пообещал мачехе приглядывать за своим младшим, но стоило ему отвлечься на приветствие с какой-то леди из обедневшей семьи безалаберного виконта, которая имела планы на богатства Хенитьюз, как он пропустил момент, когда хоть кто-нибудь посмел обидеть Басена. Сердце сжималось, стоило увидеть такого маленького и непривычно потерянного брата, что явно был готов расплакаться в любой момент. Что-же, он всего лишь ребенок. И Кэйл, как старший, обязан его защищать. Откланявшись от достопочтенной маркизы Ройех, что, отойдя в сторону поспешно принялась ругать сына за неподобающее поведение к гостям, наследник Хенитьюз увел уже шмыгающего носом брата к балкону, заперев дверь и присев перед ним, почти ласково потрепав по макушке. — Басен, — мягко позвал его парень, стараясь не напугать своим тоном, но все же не скрывая складку меж бровей, — что они сказали тебе? — Они, — мальчик запнулся всхлипнув, а Кэйл все больше хмурился, плохо воспринимая детские страдания. Он не любил, когда вокруг него было кому-нибудь плохо, но похоже, шатен воспринял это как то, что им недовольны. — Они сказали, что я плохо веду себя на людях и… Ребенок безбожно заикался на попытки его успокоить, поэтому Кэйлу не оставалось ничего кроме как гладить большими пальцами его детские щечки, стирая все новые и новые капли слез, не имея времени достать платок, тихо нашептывая, что все хорошо и он не будет злиться. Выждав некоторое время, он все же спросил: — И? Что еще они посмели сказать, Басен? — казалось, голос брата был способен заглушить не только звуки камерного оркестра из зала, но и совершенно весь мир. Ребенок доверчиво потянулся к рыжеволосому. — И то, что я не заслужил носить фамилию Хенитьюз, — голос ребенка ужасно дрожал, а сам он спешно стирал рукавом рубашки слезы, смотря сквозь них полным обиды взглядом. Кэйлу на мгновение показалось, что обида та была именно на него. Возможно, в этот момент рыжеволосый почувствовал себя дураком и действительно ужасным человеком. Про него тоже так говорили раньше, даже если он был родным графу, но его подобные слова волновали в последнюю очередь. Но Басен был другим, по крайней мере — слишком маленьким. И воспринимал все слишком близко к сердцу. Кэйл, похоже, боролся с желанием или обнять брата, или все-таки вернуться в зал ударить кого-нибудь из тех детей, но все же протянул платок с мягкой улыбкой. По крайней мере он надеялся, что улыбка была мягкой. — Басен, — вновь позвал Кэйл мальчика, не стирая улыбки с лица, чтобы тот поднял голову, — не важно, что говорят другие люди. Несмотря ни на что, с момента внесения твоего имени в реестр семьи и всегда ты — часть семьи Хенитьюз. Понимаешь? Разве они решают, мой ты брат или нет? Или то, сын ты своего отца или нет? — Парень с удовлетворительной улыбкой смотрел на отчаянные мотки головой, что забавно растрепали детские кудри. — Правильно. Поэтому не позволяй себе верить им — стоит верить во что-то более важное. В тот день Басен Хенитьюз впервые позволил себе поверить в своего старшего брата. Тогда они вернулись куда раньше, чем положено, но Басен с яркой улыбкой держал брата за руку и о чем-то очень быстро рассказывал, не подозревая, что Кэйл потерял нить разговора еще на полпути домой, когда ребенок начал дремать в карете, но рассказ не приостанавливал, забавно обрывая предложения, но тут же вскакивая. Кэйл знал, что те насекомые не отстанут, а потому гордо вышагивая по коридорам поместья с братом, делился опытом метких, но достаточно вежливых ответов. Виолан проводила это зрелище с легкой улыбкой, а следующие пару дней нечитаемым взглядом впивалась в пасынка, наверняка ночью после приема удивленная, ведь у Басена была абсолютно милая (и мешающая Кэйлу жить) привычка рассказывать матушке обо всем на свете. Первому графскому сыну даже казалось, что ее взгляд теплел на секунды. И он не знал, как к этому относиться.

***

Когда Кэйлу исполнилось тринадцать, отец начал брать его на банкеты и встречи как своего наследника, позволив вблизи смотреть на настоящих аристократов за заключением всевозможных договоров и союзов. Кэйл учился, внимал, и довольно скоро разобрался в системе. Параллельно этому Лили начала разговаривать на языке уже больше похожим на человеческий, а потому теперь в их доме «брат Кэйл!» звучит одновременно с «Кеке!», но в три раза громче, что просто сводит старшего сына с ума, ведь Виолан наконец начала посещать культурные мероприятия, которые раньше откладывала из-за заботы о дочери, и именно он оставался развлекать детей, которые попросту отказывались тихо играть под присмотром горничных. В свои четырнадцать старший сын Хенитьюз уже был на голову выше своих сверстников в учебе, занимаясь с ужасающим количеством репетиторов с утра до ночи и отвлекаясь лишь на семейные посиделки, поездки с отцом и сказки на ночь для Лили. И Басена, но это секрет. Очень большой секрет. Примерно в том же году отец представил его маркизу Стену и его младшему сыну, явно надеясь на их дружбу. Кэйл против ничего не имел, лишь изредка фыркая на вопросы отца и в голове ведя подсчет безумствам Бениона. В какой-то момент делать это было даже забавно, но сам рыжеволосый никогда не чурался упрекать друга в излишней высокомерности и жестокости, получая за это разве что злобный взгляд. Порой Кэйлу казалось, что он словно нянька для каждого из своих дворянских знакомых. Дворянских — потому что примерно в этом возрасте он с особым рвением и энтузиазмом начал тренироваться вместе с рыцарями семьи Хенитьюз, так же решив брать уроки непосредственно у бывшего личного охранника Виолан и по совместительству второго лучшего повара на свете по абсолютно непредвзятой оценке Басена — сэра Эдра. К пятнадцатому дню рождения Кэйл впервые поучаствовал в королевской охоте вместе с отцом. Дело это было совершенно необязательным, просто Бенион говорил, что его старшего брата вынудили принять участие и так как графский сын никогда не видел уважаемого всеми ребенка, которого отвергает собственная семья, упустить шанс познакомиться с Тейлором он не мог. К началу охоты трубы загудели в несложной торжественной симфонии, оповещая о том, что Его Величество Зед Кроссман лично примет участие. Кэйл был заинтригован его сыном, о котором трубили последние лет пять газеты, как о гениальном ребенке, но тот с отцом не явился. Как отшутился потом младший сын маркиза Стена, принц как его уважаемый старший брат — интересен всем, кроме его семьи. «Возможно, его запирают во имя его же безопасности, — рассуждал Кэйл о принце, наблюдая за тем, как Бикрос — сын их дворецкого и повар, которого они взяли с собой в дорогу, начищал свои кухонные ножи, вероятно, в поисках душевного равновесия, — все-таки он первый и единственный наследник на данный момент. Вокруг него постоянно находится множество опасных личностей, а он совсем мал.» В шестнадцать Кэйлу было дозволено самостоятельно путешествовать по землям Хенитьюз, а потому достаточно скоро парень выпросил у отца домик неподалеку от деревни Харрис и непосредственно около Леса Тьмы. С самого детства рыцари рассказывали ему о традициях посвящения рыцарей в графстве, которые основываются на победах над ужасными лесными монстрами. Рыжеволосый называл их просто «жуткие твари», кривясь каждый раз, стоило зайти чуть дальше в глубь темной чащи и наткнуться на ужасное подобие гибрида дракона и ящерицы или змеи. С такими обычно было много мороки: они и больше, чем простые адские псы и сильнее, чем слабые лесные духи, что больше путают тропинки, чем сражаются. К счастью, у Кэйла была прекрасная память и ориентация в пространстве, так что он всегда помнил, откуда пришел. Но однажды, привычно зайдя в глушь, рыжеволосый увидел ребенка. Это был определенно темный эльф. С какой стороны не посмотри — темная кожа, темного цвета глаза и каштановые волосы. Все отличительные черты. Но ребенок смотрит испуганно, загнанно, явно не ожидавший, что его найдут в его маленьком укрытии. Этим укрытием служило дупло в бесполом черном дубе, которое мальчик, вероятно, разломал голыми руками, из-за чего они были просто в ужасном состоянии. Кэйл не думал, что у эльфов может настолько нежная кожа, ведь слышал, что их чуть ли не с младенчества тренируют. Графский сын, на самом деле, был уверен, что в дупле прячется очередной дух, стоило ему услышать копошение. Меч он, конечно, не убрал, но достаточно опустил, чтобы не выглядеть слишком угрожающе. — Что в лесу делает человек? — первым начал ребенок и Кэйл готов был поклясться, что у эльфов не может быть столь хорошего произношения людского языка. — Что в лесу делает безоружный ребенок? Пожалуй, это куда интереснее, чем взрослый человек, способный себя защитить, — рыжеволосый парень говорил спокойно, словно не он недавно таращился на ребенка, нервно сжимая рукоять меча и недовольно поморщился на то, как эльф усмехнулся, стоило ему услышать «взрослый». — Выведи меня из леса, — деловым тоном начал темноволосый, старательно пытаясь высвободиться из укрытия, снова царапая руки, не обращая внимания на вскинутые брови его вынужденного знакомого, — я тебе заплачу. — Маленький эльф, непонятно как оказавшийся в Темном Лесу уверяет меня в том, что заплатит мне за помощь? Замечательно, — парень цыкнул, убирая меч в ножны и наконец подавая руку, чтобы ребенок перестал себя травмировать и вылез наконец. Он невольно сравнил его с Басеном — такой же маленький и щуплый, но в нужное время, стараниями самого Кэйла, способен ответить достаточно резко, чтобы его послушались. Это было самой большой гордостью их семьи — воспитывать мягкосердечного Басена было трудной задачей. — Если ты мне не поможешь, тогда проваливай. Ты шумный. Из-за тебя сюда могут нагрянуть монстры, — ребенок не прекращал хмуриться, стараясь выглядеть так, будто он не готов расплакаться от одного вида на израненные руки. Ему лет десять? Кэйл тяжело вздохнул, покорно соглашаясь помочь незваному лесному гостю и даже отвел его в свой домик, предложив обработать раны. Он едва ли соображал, почему темный эльф так легко согласился на его уговоры, ведь мало того, что они дикие — так паренек еще и явно прятался от кого-то. На первый взгляд парень был смышленым и вряд ли бы так просто доверился первому встречному.

***

— Да, я доверился первому встречному, — кивнул мальчик на первый же вопрос, который задал ему Кэйл, поставив тарелку с холодной едой, что осталась со вчерашнего ужина и утреннего завтрака. Ребенок явно разрывался между страхом и желанием наброситься на еду. Черт знает, сколько он просидел в этом дупле. — Но ты ведь Кэйл Хенитьюз? Рыжеволосый медленно кивнул, ожидая разъяснений, но мальчик, лишь улыбнувшись, поторопился все же приступить к трапезе, словно от этого зависела его жизнь. И все-таки, сколько он проторчал в этом чертовом дупле, а? — И как же мистер серьезный эльф догадался, кто я? — все же нарушил тишину Кэйл, садясь на стул напротив ребенка, постукивая пальцами по деревянному столу. — Все просто. Я знал, что тут проходят границы территорий графства и Леса, а еще увидел герб с золотой черепахой на ножнах. К тому же, ты слишком ухоженный и богато одет для простого рыцаря, которые тут тренируются, а я слышал, что первый сын графа увлекся охотой. — Мальчик с удовольствием уплетал что-то похожее на кашу с мясом, поскольку готовить Кэйл не умел и не собирался, просто покидал, что нашел на столе. — Я проезжал здесь со слугами и тетей, но на нас напали и мне сказали бежать прятаться. Я не мог взять и зайти в какой-нибудь дом или сарай, поэтому убежал в лес. — Настолько далеко? — Кэйл благоразумно решил сначала дослушать рассказ ребенка, а потом уже делать выводы. Слуги? Он тайный дворянский сын от наложницы-эльфийки? Они были известны своей красотой, конечно, каждый хотел себе в любовницы настоящую жемчужину, но выделять слуг? — Иначе бы меня нашли королевские рыцари, которые хвостиком за первой наложницей ходят, — мальчик кивнул, но его глаза тут же округлились и тот в панике оглянулся. К счастью, в доме были только они двое. Ребенок вздохнул, состроив виноватый вид и неожиданно переходя на уважительное обращение. — Не рассказывайте никому, пожалуйста. Принцы не должны быть темными эльфами. Мне нельзя. И тут до Кэйла дошло. — Ваше Высочество Альберу Кроссман? — И он с ужасом наблюдал, как волосы эльфа постепенно золотеют, а глаза переливаются небесно-голубым.

***

Когда Кэйлу исполнилось семнадцать, он уже больше полугода был личным прислужником первого принца королевства и его опекуном. Не сказать, что он был сильно рад подобной перспективе: избалованный и слишком уверенный в себе малец доводил графского наследника сильнее, чем его гиперактивная младшая сестра, в свои шесть (которые она только недавно отпраздновала) возомнившая себя великим рыцарем всего графства и каждую свободную минуту просила потренироваться с ней. Кэйл почти никогда не отказывал. Не так давно он, изучая семейный архив с Басеном, наткнулся на записи о дереве-людоеде, долго пытаясь понять, с чего такие слухи. «Каждый, кто решает закончить свою жизнь вблизи этого дерева ночью полностью иссыхают, да?» — Кэйл рассматривал записи с неподдельным интересом, чем побеспокоил брата, от которого лишь отмахнулся, не решаясь рассказать про странное место и дерево. «Вероятно, та легенда о церковнослужителе, подверженному греху чревоугодия, связана с деревом в нашем городе, что полно жажды и обиды из-за голода во имя бога. Может, он на нем и повесился?», — рассуждал парень, проверяя вместе с тем новое расписание принца, которое сам король поручил ему утверждать. Вот и как он попал в эту ситуацию? Отец, правда, был невероятно горд, а Виолан лишь сказала, что первостепенно для графа — его земли и народ, а уж потом королевство. Именно из-за такой политики мачехи Кэйлу иногда хотелось сбросить бремя главы рода на младшего брата, который, кажется, действительно лежал душой к управлению и ответственности. Ужасно. Просто ужасно. В тот же год он прогулялся до дерева-людоеда, с интересом рассматривая маленьких котят, что жили где-то неподалеку и периодически подкармливая местных беспризорных детей из трущоб, что буквально каждый его визит сияли глазами при виде вкусных булочек или лекарств, если Кэйл видел, что им хуже, чем обычно. Уже позже рыжеволосый смекнул, что подкармливать дерево, что настойчиво просит еще, до мурашек пугая воронов в округе и самого Кэйла, можно целыми мешками еды вроде хлеба — самого дешевого варианта. Благо, его карманные деньги позволяли не только раз в неделю пичкать странный голос хлебом, но и закидывать всякие деликатесы в светлеющую нору, словно из детской книжки, что так любила Лили, питая слабость к интересно-безумным мирам. Еще и шутки про кроликов от Рона вносили свой вклад в атмосферу еженедельных ритуалов по прикармливанию злых духов, про которые Кэйл пока никому не рассказывал. Он не знал, что произойдет после того, как нора окончательно побелеет, дерево развеет свою обиду на мир, а злой дух насытится — если такое вообще возможно — но не мог устоять перед любопытством и, возможно, надеялся на какое-то древнее благословение. Благословение оказалось отстойным. Неужто они все такие? Не выдержав, совсем скоро детей-оборотней (он вычислил их по запаху, кстати, не понимая: человек он или пес?) из племени Мяо он забрал, накормил, напоил и отправил играться с Альберу и Роном, которые теперь были частыми гостями в его комнате. Дети быстро привыкали к тепличному образу жизни, считая Кэйла не иначе как благодетелем. Старшая из них — Он, в свои девять смотрела подобно первому принцу королевства — слишком по взрослому. Кэйл улыбался. Ханс — заместитель дворецкого, который не так давно устроился на работу, в котятах души не чаял, а Бенион, зашедший однажды в гости, все хвастался тем, что даже такие милые зверушки не сравнятся с его домашним питомцем, обещая однажды показать его Кэйлу. Графский сын улыбался ядовито, под стать младшему сыну маркиза и говорил, что воображаемы питомцы, насекомые и фикусы — не считаются за то, что может сравниться с двумя вполне милыми котятами. Способными выделять яд и пускать туман, как он узнал от Рона, но об этом Бениону знать не обязательно. Не так давно он брата родного инвалидом оставил, мало ли, чего с графством простым сотворить может, узнав о такой угрозе. В тот же год Виолан тихо шепчет на ухо, что род Молан, ну, немного убийцы. Профессиональные. Когда Кэйлу исполняется восемнадцать, он на очередной тренировке в Лесу Тьмы замечает маленькую фигурку среди деревьев. И Кэйл бы не был собой, если бы снова принял это очертание за лесного духа и снова до смерти напугал ребенка. Ребенок, кстати, в отличии от Альберу колкостями не бросался, плакал и пытался что-то объяснить на непонятном языке, едва ли не задыхаясь от страха. Графский все-еще-наследник диву давался и торжественно принес клятву никогда в жизни более детей из Леса не подбирать, а мальца утроил на постоянное проживание в тот лесной домик, доверив заботу о нем жителям деревушки поблизости. Парня усыновила какая-то пожилая пара — кажется, родственники старейшины, с которым Кэйл виделся при ежегодном объезде территорий с отцом. Сам он к мальчишке наведывался вместе с котятами раз в неделю и учил Он, Хон и Чхве Хана, как потом выяснилось, грамоте. Было занимательно, особенно когда темноволосый паренек согласился переехать в поместье Хенитьюз, в котором Кэйл познакомил его с принцем. Ребенок, что уже подучил алфавит и отдельные слова, честно выложил, что не из этого мира, но господина Кэйла знает, ведь мама читала ему сказки перед сном, в которых часто мелькало имя Альберу и компании неизвестного героя, который спасет королевство от войны. Графский наследник честно не принял на свой счет «ублюдок» от десятилетнего ребенка. Совсем нет. В последний год война и правда была одной из возможных угроз, потому Кэйл, выпроводив всех кроме принца, остался расспрашивать пацана о событиях, о которых он точно помнит и немало удивился тому, что однажды недалеко от графства герой убьет настоящего дракона, которого мучал некий злобный маркиз Свен. «Ну, как олень» — объясняет десятилетний ребенок, а Альберу только неловко улыбается, осознав, что только что он впервые в своей жизни не понял отсылки, которыми Кэйл сорит еще хуже, чем деньгами отца. «Стен, малыш», — мягко поправляет его Кэйл, а ребенок неожиданно выкрикивает, что точно! Как он мог забыть? И рыжеволосый нервно кусает щеку, пытаясь соотнести рассказы и реальное время. И вот когда, черт возьми, этот дракон должен напасть на деревню? И где этот герой, спрашивается? Ужасно. Просто ужасно. Глупая детская теория подтверждается, когда Бенион все же приглашает Кэйла в гости. Не к себе — к виконту, земли которых граничат с территорией Хенитьюз. Вот вам ситуация: только что Кэйл буквально залез в пещеру и таращится на маленького дракона. Дракона. Он на вид еще меньше, чем Хон, а котята едва-едва наладили постоянный рацион и теперь стремительно взрослели. Как и полагается хорошим детям. Теперь уже маркиз Стен услужливо подсказывает — детенышу дракона четыре года. И Кэйл соврал бы безбожно, если бы сказал, что его сердце не заболело, стоило увидеть страдания израненного ребенка. В тот же вечер Кэйл возвращается домой в самом ужасном и паршивом настроении, жалуется детям о том, что видел замученного малыша и перед ужином достает Рона, прося пойти с ним прогуляться. Ну, они прогулялись. Случайно взорвав третью часть горы там, где был выход из пещеры, который нашли котята по запаху. Они кто вообще: коты или собаки? «Семейное, наверное», — тихо смеялся Рон, с теплой улыбкой смотря на своего недовольного юного господина-щеночка. Сейчас он готов был признать, что его воспитанник вырос с тех пор, как кидался книгами по истории и языкам во все стороны. Дворецкий с энтузиазмом рассматривал дракона, очевидно, имея свои планы на ребенка (все исключительно во благо роду Хенитьюз, разумеется), но стоило им выйти в лес, минуя переполошенных слуг, Кэйл ясно дает тому понять, что мучать дракона не собирается. Как и приручать. Юный дракон, узнав его, зарычал, что рыжеволосый такой же ужасный человек, как все, что ему встречались за всю его жизнь, на что графский сын кивнул, улыбаясь. Он даже для людей маленький, а для драконов и подавно. Разумеется, он может справедливо судить всю человеческую расу за четыре года жизни. Конечно. К тому же, если дракон сможет жить свободно, то это будет просто замечательно. Тогда его детишки не буду изводить его слезами, одиннадцатилетний Альберу по взрослому осуждающе смотреть, а он жалеть о том, что вообще рассказал детям о бедном малыше, что живет под горой на чужой земле. Правда оставалась проблема: вчера он гостил тут, а сегодня дракона Бениона Стена похищают. Он, грубо говоря, собственноручно подвел все к тому, чтобы маркизство Стен объявило графству Хенитьюз войну. Нет, чтобы Бенион объявил войну лично Кэйлу. А вспоминая его старшего брата, заканчивать так же не хотелось. Но рыжеволосый определенно позаботится о том, чтобы Тейлор смог вернуть себе законное место маркиза, а Бенион был полностью уничтожен. Кэйл злобно ухмылялся. Все-таки даже знакомства на королевской охоте бывают полезны, а Кэйл уж проследит, чтобы все шло достаточно гладко. С недавнего времени большинство связей графство как раз налаживает исключительно благодаря первому сыну и его почетному статусу наставника Его Высочества Кронпринца. Кэйлу, как-никак, еще пять детей воспитывать — нужно под ногами опору чувствовать. Теперь же дракон, уже несколько недель (тайно, как он сам думает) помогающий спасшему его человеку тренироваться и охотиться в Лесу Тьмы, тоже считается, а Кэйл еще Лили с Басеном не брал во внимание, надеясь на достойное воспитание от отца и Виолан, которого сам он, к сожалению, не получил. И не сказать, что теперь он сильно горевал по этому поводу, потому что все же нашел свою семью — слово, которым он называл своих воспитанников лишь в мыслях, но всегда искренне. В тот же год в этом ужасном лесу он вязнет в чертовом болоте, а возвращается с еще одним древним благословением. Господи, есть ли место на этом континенте, где нет этих древних сил? Правда через год, когда он нахватал еще парочку умений в самых неожиданных местах и самыми абсурдными способами, его занесло в самую чащу — даже дальше места, где он нашел Чхве Хана. Ах, да. Пришел он с очередной великой силой, недоступной людям с незапамятных времен. Видит бог, Кэйл просто хотел дать кров несчастным детям! Не выигрывать войны и не получать дары божьи, а лишь тихо и мирно воспитывать своих сорванцов, под отчаянные стенания отца о биологическом наследнике. «Вот еще, — думал в такие моменты рыжеволосый, в ужасе надламывая брови, — у меня уже есть дети». Недавно Раон весь день упрашивал показать ему новые древние силы, на отказы пряча слезливый взгляд, но так, чтобы точно заметили. И непременно пожалели, накормили сладостями и показали все на свете. Все, что тот пожелает. Кэйл просто любил свою семью, мечтал ее защитить, а теперь впервые с древних времен один человек владеет одновременно несколькими благословениями. Кэйла считали народным героем и защитником всего континента, но когда ему было до этого дело? Но самое интересное? Теперь Кэйл был точно уверен, что все благословения оказались отстойными.