***
— Джо, как давно… Как давно Генри не появлялся на работе? — Лукас выглядел болезненно бледно, явно беспокоясь о своём боссе. О человеке, к которому так привык за последние года. Даже несмотря на его жуткую скрытность, хотя со временем некоторые факты всплыли на поверхность. Жалко, что они были безобидными. А Лукас, как любитель всякого необычного, начитавший своих комиксов, предполагал чего-нибудь покруче и интереснее, однако, вслух он этого ни разу не говорил, радуясь тому, что уже было. — Ох, Лукас, этот вопрос ты задаёшь каждый день, — детектив Мартинес поджала губы, однако, спустя полсекунды, выдала ответ, — ровно третья неделя, почти месяц, — и этот факт также огорчал её. С того момента, как Эйб умер, Генри едва ли не сошёл с ума от потери. Живя более двухсот лет, он так и не научился отвыкать от людей. Сначала Нора, сдавшая его в психиатрическую клинику, не поверив ни слову, позже Эбигейл — душа его, дама сердца, а теперь и сын, что стал таким родным… И Генри возжелал оказаться рядом со своей семьёй. С любимой женой и прекрасным сыном. Но, как чёрт уверовал, мужчина никак не мог умереть. И это вполне понятно, раз он человек бессмертный. С момента, как Адам оказался пленником своего тела, многое изменилось. С момента, как Эйб погиб, многое перевернулось с ног на голову. И Генри плакал. Он, послушав сына, отвёл его через день, после очередного разговора, в больницу. Казалось, что Эйб просто готовится к операции, что он ляжет под нож и через часик другой окажется в палате, и будет отходить от наркоза. Но когда показатель систем жизнеобеспечения начал пищать, Генри этот момент показался Вечным. Он едва ли не провёл целую ночь рядом с мёртвым и холодным телом, пока врачи больницы не сопроводили его на выход. И в тот день мужчина не смог вернуться домой. Мир будто бы рухнул. Потому что о тайне его никто теперь толком не знает, помимо Адама, но и тот ничего не может, являясь обузой. Уже последние несколько лет он хочет открыться детективу Мартинес, быть может, даже Лукасу, учитывая его неспособность держать тайны за семью печатями. И боясь, что всё может повториться так же, как с Норой, Генри каждый раз откладывал эту идею на потом… И ещё, и ещё раз. Мужчина даже не понимал, о чём он думал. А ноги казались ватными, да так, что он едва мог передвигаться. Но сквозь силы, взявшиеся из ниоткуда, ему удалось оказаться в другой больнице. — Здравствуйте, сэр, Вы всё также? В палату сорок два? — шустро проговорила медсестра на регистратуре. Генри лишь молча кивнул, направляясь в ту самую палату, дорогу к которой он уже давно запомнил. — Снова здравствуй, Адам, — тихо поздоровался Генри, войдя в палату. Он прикрыл за собой двери. А затем присел на стул, что находился рядом с кроватью второго бессмертного. Он даже не ответил и это неудивительно, даже не повернул голову, и это тоже уже давным-давно перестало удивлять. — Эйб сегодня умер, — тут же начал мужчина, склонив голову. По глазам видно было, что плакал. Но к счастью, Адам этого не видел. А ему просто хотелось выговориться, не думая, о чём же может думать Адам в этот момент. Мог бы насмехаться, мог бы сочувствовать — при любом раскладе Генри не хочет задумываться об этом. — Он действительно предсказал свою смерть, говоря, что умрёт с четверга на ночь пятницы. Я был слишком наивен, не веря ему, витая в собственном мире и надежде, что Эйб просто от старости лет думает о смерти. Генри наклонился, оперившись локтями в колени. Он запустил пятерню в свои волосы, сильно зажмурившись. Головная боль уже надоела ему: больше от того, что боль доказывала, что он всё ещё жив, и что он всё ещё может чувствовать. Ему хочется вернуть время назад, хотя бы на чуть-чуть, чтобы вновь увидеть улыбку Эйба, увидеть, как он печёт плёнки, чтобы восстановить их, и вновь вместе с ним послушать джазовую песню «Шесть утра». — Но знаешь, — неожиданно Генри выпрямился, продолжив, — рано или поздно я найду метод, чтобы покинуть этот мир. И на моё счастье, если это случится скоро. И Генри поставил наконец-таки себе одну единственную цель: одолеть бессмертность, чтобы оказаться наконец-таки в лапах Смерти.***
— Генри! — кричит детектив Мартинес, срывая голос, и в горле тут же першит. — Постой, нет, не делай этого! Она наблюдала за крайне неприятной картиной, вызывающее жуткий страх и мурашки по всему телу: Генри стоял на краю крыши, перебираясь с одной ноги на другую, словно думая, прыгать ему вниз или нет. — Почему нет? — спокойно проговаривал Генри, чуть громче обычного, чтобы его было слышно. На улице всё же был ветер, и Джо могла не слышать его ответы. — Знаешь, в этом мире я уже многое пережил, и, наверное, больше не смогу потерпеть ещё одну потерю, — говорит он так, будто бы действительно умрёт, если упадёт вниз. — Генри, чёрт возьми, это ужасная идея. Нет смысла заканчивать свою жизнь так, — Джо пыталась уговорить его. И она впервые видела, как мужчина спокойно смотрел вниз. И она предположила, что он мог бы анализировать сейчас, например, то, с какой вероятностью он умрёт сразу же, а с какой промучается ещё какое-то время, перед тем как его добьют или довезут на скорой помощи в больницу. Поздняя ночь и никто не видел их. Однако после того сообщения, детектив Мартинес прибыла сюда так быстро, как только могла. И удивительно только, как никто не слышал их. Всё-таки это многоэтажный дом. Даже если многие жильцы спали, то они, вероятно, могли бы проснуться от чужих криков. Хотя, быть может, у них просто закрыты окна из-за холодного ветра. — Хочешь, чтобы я слез? — поинтересовался он. — Конечно, я хочу, чтобы ты жил, Генри, — Джо подошла чуть ближе, и мужчина не заметил её приближения. Но внезапно он, аккуратно на удивление, развернулся к ней лицом. — Почему же? — он словно провоцировал её, но Джо… она, привязавшись к нему, не может позволить гениальному судмедэксперту гинуть такой участью, такой глупостью. — Потому что, Генри, потому… — лицо её выглядело неожиданно уставшим. И это правда. Она устала. Устала от того, что скрывает свои чувства ото всех. С тех самых пор, как её мир перевернулся, как умер её муж — любимый человек. — Я люблю тебя, Генри, люблю. И Генри, что намеревался упасть назад, прямо так, спиной, поскольку рассчитывал на совсем другой ответ, опешил. Он вскинул брови, неожиданно приятно удивившись… Нора, Эбигейл… Все ведь они были добры к мужчине. Даже первая жена в кои-то веки, особенно любимая женщина, что лишь ещё через сто лет покинет его сердце, быть может. И детектив Мартинес, нет, Джо — она тоже добра к Генри, она проявляет заботу, помогает и выслушивает, не вдаваясь в подробности его прошлого, потому что знает, что ему больно окунуться в былые воспоминания. — Тогда, — начал он, заглянув в её прекрасные глаза, — жди меня возле моста. Я обязательно вернусь к тебе, совсем скоро, — и он, улыбнувшись, как в последний раз, делает уверенный шаг назад. — Нет! — в отчаянии кричит Джо, не поняв его слов с первого раза, посчитав их весьма безумными. И она, сиганув с места, преодолевает столь короткое расстояние в надежде, что ей удастся схватить его. Но нет, в самый последний момент всё катится к чертям. И пред глазами её всё тускнеет, а стоит посмотреть вниз, как в бездну отчаяния, так вовсе становится плохо и дурно. Но стоило увидеть её лицо, когда она не увидела тела Моргана. Но детектив Мартинес всё-таки, сквозь силы и редкие слёзы, отправилась к мосту на машине, на которой и примчалась сюда, быстрее скорой помощи. И Генри ждал её: он был совершенно голым, уже замёрзшим за каких-то пять последних минут. Тело его содрогалось, зубы стучались друг о друга, руками он прикрывал пах. И Джо не подвела, оказавшись у моста буквально через две минуты, после его очередного возрождения. — Генри? — голос её был полон удивления. — Я ведь обещал, что вернусь к тебе, — проговорил Генри, всё ещё дрожа. — Боже, ты же так заболеешь, — она ринулась к багажнику, чтобы достать оттуда вечно лежащий «на всякий случай», плед. И именно сегодня он пригодился. И Джо даже не обратила нисколько внимания на то, что Генри был абсолютно голым. Но зато, все те события, когда мужчину ловили в любое время суток голым возле места, постепенно давали понять женщине, что к чему. — Укутайся и залезай в машину, — она протягивает ему плед. — Спасибо, — он слабо улыбнулся, накинув на себя плед. И по «приказу» Джо, всё же послушно сел в машину. — Может, ты объяснишь, что за чертовщина произошла перед моими глазами? — она закрыла двери, чтобы Генри, в случае чего, вновь чего-нибудь не удумал. — Детектив, тебе не к лицу ругательства, — усмехнулся мужчина. — Но, тем не менее, это именно то, что я скрывал многие годы от вас. Но, после смерти Эйба… Я понял, что рано или поздно мне придётся всё рассказать. Хотя бы тебе и, наверное, ещё Лукасу. Хотя насчёт последнего я всё же не уверен, — и если в начале он звучал серьёзно, так непривычно, то под конец своих слов было понятно: это старый добрый Генри. — Может, всё-таки к делу? — Конечно, только давай, для начала, поедем ко мне домой? И приоденусь, и тебя чаем угощу. А за чашечкой чая и разговор пойдёт лучше, — он улыбнулся Джо. — Хорошо, — сдалась она, не устояв перед его улыбкой.***
Прошло более месяца, как Генри нашёл способ избавиться от бессмертности. И прошло более месяца, как он признался в чувствах Джо. И с тех самых пор, можно официально заявить, что они — самая настоящая пара, в которой каждый друг от друга прятал свои чувства, на протяжении двух, а то и более, лет. И Генри мог бы выпить ту жидкость, в которой он был уверен, что могла бы обратить его в обычного человека, чтобы наконец-таки прожить оставшуюся жизнь с Джо, но он никак не мог сделать этого по непонятным причинам. Каждый раз его останавливали странные и удручающие мысли. — Джо, милая! — голос мужчины был весьма радостным. Он, оказавшись за её спиной, аккуратно приобнял женщину, сложив ладони вместе на её животе. — Помнишь, я говорил про одну песню? — Всё-таки придумал? — его тихое «угу» заставило её улыбнуться. — Пропоёшь? Дашь честь услышать первой? — Конечно, — он оставил поверхностный поцелуй на её плече.«Just when life gets messed up Just when you can't turn back Sometimes, life gets like that It's my addiction Take my foot off the gas Step on paper-thin glass Play the music and dance It's my addiction
You help me sleep at night Help me turn off the lights Calm down my obsessed mind You're my religion You can follow the lines Piece by piece, time by time Hold my hands when I'm blind Like a magician
And just when life gets messed up Just when you can't turn back Sometimes, life gets like that It's my addiction».
И песня, посвящённая Джо, заставляет внутри всё трепетать. А Генри приятно улыбаться, радуясь каждым моментом, каждой секундой, проведённое с ней.***
И Генри решил обыграть всё иначе. Он ведь бродит по земле каких-то на всего две сотни с лишним лет. В отличие от Адама, живущего здесь, казалось бы, целую бесконечность. — Знаешь, Адам, — бодро начал мужчина, вытащил из внутреннего кармана пальто небольшую закрытую колбочку. — Я всё-таки решил, что тебе это будет нужнее. Мне столько нужно узнать, столько надо познать. И, конечно же, не разочаровать детектива Мартинес, — и его пафосная привычка обращаться к Джо таким способом, конечно же, никуда не делась. И жаль, что Генри не помнил, как смог найти способ избавиться от бессмертности. Ночью он был в неадеквате, после смерти Эйба, Генри долгое время не мог отойти. И, вместо того, чтобы ходить на работу, он всё время чем-то усердно занимался в подвале. Чем именно — он не помнил. А как только очнулся из одурманенного состояния, так и нашёл эту колбу на своём столе, и рядом ещё была бумажка небольшая, уверяющая его самого, что жидкость точно поможет ему отправиться к Эйбу. И в тот же час он его чуть не выпил, но опомнился, вспомнив слова сына. О том, что даже если он и гонится за результатами, чтобы перехитрить Смерть, то что это ему даст-то толком. — Если вдруг увидишь там, на том свете, если он существует вообще, — Генри вновь уходит от темы, тем не менее, мужчина быстро опомнился, — Эйба или Эбигейл, или же двоих сразу, то передавай им привет от меня… Пожалуйста, — добавил он чуть спеша. У Адама была очередная капельница, позволяющая ему всё ещё спокойно жить, не хворать, смотреть часами в потолок белоснежный, от которого у него глаза уже болят и устали. И пока поблизости никого не было, Генри, убедившись в этом, подлил вместо каких-то лекарств, что медленно поступали в организм Адама, ту самую прозрачную и странную жидкость, на колбе которой была надпись «от бессмертия». — И я надеюсь, что ты сможешь умереть. Ты явно этого заслужил, — и если раньше Генри имел неприязнь к Адаму, то сейчас ему было его жалко. Точнее, последние полгода. Если Генри потерял немногих в своей жизни, то скольких близких мог потерять Адам, испытав ужасающую боль и пытки тех же немцев? Генри лишь спустя время понял, что Адам был жесток не с рождения. Он стал жестоким, из-за бессмертия, из-за людей, что обнаружили в нём этот невидимый дар. Показатель систем жизнеобеспечения подал знак, что с организмом мужчины что-то не так. Его давления снизилось, частота ударов сердца так же понизилась… Генри, одарив его прощальным взглядом, полный сочувствия, мог лишь улыбнуться ему на прощанье. А Адам, казалось бы, увидев это, смог взглянуть на судмедэксперта в самый последний раз. И в палату забежали врачи, и показатель начал пищать, доказывая, что теперь Адам мёртв. Даже сейчас Генри ничуть не жалел, что у него не было под рукой второй такой волшебной колбы. Но сейчас, пропуская врачей в палату, а после удалившись, Генри направлялся к своей возлюбленной. Он уже успел пообещать Джо сводить её в один хороший ресторан.