Нарисованная Луна

Если так подумать, Сэм уже давно выучил наизусть детали, ведущие к этой отвратительной буре. В такие дни, Дин часто дергано стучал своими жесткими пальцами по обшарпанному рулю своей роскошной черной детки, громко и обильно матерясь на медленных водителей. В такие дни, Дин не брал крепкий кофе, предпочитая заливать свою многонедельную бессонницу бутылками пива из багажника импалы. В такие дни, Дин часто беспрерывно смотрел на своего младшего брата нечитаемым взглядом, замирая и всматриваясь в каждую точку в его радужке зелёных глаз. В такие дни, Сэм просто закрывал свои уставшие глаза, редко подрагивая плечами, и мысленно молился, еле двигая губами. В тяжелой голове тут же возникали образы прошлых болезненных воспоминаний, от которых жутко мутило и хотелось тут же тщательно вымыть себя везде. Иногда он так и делал - неловко стоял, тяжело дыша, в потрепанной ванной дешёвого мотеля, туманным взглядом смотрел в знакомые черты самого себя и усиленно мыл руки и лицо до тех пор, пока не начинал слазить первый слой кожи, а от запаха железной воды из крана - тошнить. В такое время, он часто ловил себя на мысли, что хочет сбежать. Собрать все свои немногие вещи, утопить украденные мобильники и броситься в другие штаты, спрятавшись в какую-нибудь нору. Но он не мог, или не хотел. Сэм яростно мотал головой в такие моменты, пытаясь привести свои хаотичные мысли в порядок. Он любит своего старшего брата, очень сильно. Так сильно, что они до сих пор спят в одной кровати, всё время стукаясь худыми коленями и складывая друг на друга свои руки. Вот и сейчас, глухая ночь забирала последние крупицы переживаний, тепло и нежно укрывая темнотой. Но Винчестер тут же начинает закрывать глаза и невидимо морщиться, когда Дин лениво скользит по его напряженной шее языком. В плотной темноте темные глаза брата горят, сверкая нездоровым блеском, а кожу Сэма на горле неприятно холодит от слюны. Слегка шуршит грязное одеяло и тонкие простыни, пока Дин переворачивается и ловко седлает бедра Сэма, изучая его громадное тело, как в самый первый раз. И Сэм, ощущая давление тела своего брата, а также его больное желание сквозь эту гнетущую тишину и тьму, хочет позорно молить, хотя и знает, что это бесполезно. По его щеке катится что-то мокрое и неприятное, но это что-то, быстро исчезает, попав на язык Дина, который тут же провёл им от колючей щеки до приоткрытого рта брата. Одна ничтожная секунда, и он юрко проходится по сухим губам Сэма, смачивая их своей слюной и вылизывая контуры зубов. Сэм уже не сопротивляется, лишь позорно отводит замученный взгляд и это единственное, что его брат разрешает ему делать во время этого действия. А потом, Дин начинает шептать. Сбивчиво, с кучей мата и откровенных пошлостей, обжигая своим дыханием ухо Винчестера и выжигая в его памяти новый ночной кошмар и новые мысли о том самом выходе. По щекам Сэма начинают стекать целые градины слез, которые падают на подушку, смачивая ткань. Щеки блестят в темноте от лунного света, который начинает пробиваться сквозь дырявые шторы с отвратительным дизайном, но Дин лишь громче шепчет, резко дергая брата за торчащие в разные стороны волосы. Сэм случайно кусает губу, до крови, из-за резкой боли, которая трезво ударила ему в сонный мозг, а Дин аккуратно слизывает дорожку вязкой жидкости, бросая в воздух ненужные извинения. Сэм позволяет себе бесшумно вздохнуть - все эти обещания, комплименты, извинения, оставленные этой ночью забудутся, а Дин снова, как и всегда, проснётся, весело бросит в него подушку и заставит умываться, так как деньги не появляются из воздуха. А Сэм попытается удержать в себе мысли об изрезанных дрожащих руках, об измытом до тёплой крови лице и о желанных таблетках в его пальцах. Но это всё завтра. Сейчас, Дин усердно вылизывает его шею, противно хлюпая и всасывая себе в рот кожу, оставляя на ней красные пятна. А Сэм наизусть знает все движения Дина, что он будет делать дальше и то, сколько ему осталось ждать. Его брат никогда не требовал от него ответных действий, лишь лениво и неспешно, грубо покусывая и облизывая тело Сэма, оставляя на нём жёлтые засосы. А, иногда, Дин плакал. Как и сейчас, он внезапно перестал вылизывать ключицы брата, и просто уткнулся лицом в шею, горько всхлипывая. Сэм дрожал от происходящего, будто от его худшего наркотического трипа и осторожно притягивал к себе брата, поглаживая по растрепанным и жестким волосам. Он знал, что если сделает неверное движение, Дин снова начнёт бить его. Он снова будет холодно вгрызаться зубами в его кожу, он снова будет яростно царапать его оголенную спину и бить кулаками прямо в солнечное сплетение, вызывая умоляющие остановиться хрипы и стоны боли. Поэтому, Сэм очень аккуратен. Он сам стягивает с себя растянутую своими широкими плечами футболку и кладёт потными ладонями горячие пальцы Дина себе на ледяной живот. Тот медленно, но перестаёт плакать, смаргивая последние капли, и начинает трогать Сэма, скользя руками по его мышцам, перекатывающимся под упругой кожей. И это самая неприятная часть этой ночи, Сэм знал. Он жмурился от чувства того, что Дин был везде. Он давил пальцами на торчащие кости лопаток, обводил по контуру красно-розовый ореол сосков, легко скользил пальцами возле резинки боксеров и безжалостно давил на маленькие шрамы по всей ширине руки. Всем своим сердцем, Сэм желал быть очень далеко, хотя бы мыслями и своими размышлениями, но каждое горячее прикосновение брата к его голой коже тут же возвращало его в эту темную маленькую комнату с хлюпающими и шуршащими звуками, прерываемыми частыми вдохами и выдохами Дина. Вся кожа уже противно липкая от слюны брата, стягивалась и замерзала под дыханием Дина, но тот, обычно, долго и лениво игрался с ней. Сэм легко мог терпеть это целыми ночами, под конец засыпая под неустающим языком брата и его пальцами, но, если такое происходило, брату обычно окончательно сносило оставшиеся принципы. В таких беспокойных снах, Сэм что-то громко стонал и мычал, сквозь сжатые губы, пока что-то тяжёлое медленно, но верно, предательски тянуло низ напряженного живота. Поэтому, Сэм отважно старался не уснуть. Он бы не простил себе ещё один такой раз, не смог бы жить с отвратительным осознанием, окончательно проведя по горлу острым осколком того самого стекла. Из беспокойных и тревожных мыслей его выбил язык брата, который требовательно толкнулся в открытый рот, пытаясь дотянуться до дёсен. Сэм ощутил что-то мокрое и горячее, быстро скользнувшее по его животу в мерном темпе. в темноте раздалось два всхлипа: глухой довольный, будто у сытого животного и отчаянный, безнадежный, смешанный с новым потоком влаги по лицу. Сэм трусливо не выдержал и попытался плотно закрыть глаза, чтобы не смотреть на требующую скорой разрядки плоть брата, которая, смачно хлюпая, скользила по животу и груди, смачивая стянутую слюной кожу природной смазкой. Дин утробно стонал и рычал, сжимая в руках простыни, вырывая неприятным скрип синтетической ткани. Темнота начинала плотно смыкаться вокруг них горящим кругом, оставляя в воздухе лишь редкие громкие рыки прямо из глотки и мокрые звуки нарастающего действия. Движимый каким-то последним человеческим желанием освободиться, Сэм повернул голову набок, уставившись невидящим взглядом стеклянных глаз на шторы и на холодный свет Луны, которая лишь заглядывала в комнату. Но грубая хватка железных пальцев на подбородке, вернула его к происходящему - теперь Дин, невысоко возвышаясь, смотрел Сэму прямо в испуганные глаза, передавая таким образом все свои эмоции и чувства, которые тот не мог понять. Возле горла образовалась ложная хватка и теперь, Винчестер просто задыхался, утопая в своих мысленных всхлипах и мольбах, беспокойно метаясь по кровати, сдерживаемый рукой брата на запястье. В голове промчалась глупая мысль, что останутся заметные синяки и ему снова придётся их позорно прятать, но на живот, резким толчком, вылилась белая жидкость, растекаясь по каждой расщелинке кожи, будто пятная его до конца жизни. Сэм уже сейчас ощутил настойчивое и растущее желание отмыться или, хотя бы, попытаться смыть то, что гораздо глубже и серьёзнее, чем тёплая сперма на холодном животе. А потом он позволил себе по-настоящему заплакать. В груди жгло от прикосновений, от несправедливости, от безграничной любви к своему брату, поэтому он, не обращая внимания, что замарал простыни и одеяло белыми пятнами, обнял Дина, прижимая его к себе. Тот, словно кукла, безучастно повалился на него, всё ещё пребывая в послеоргазменной нёге. Сэм, криво улыбаясь через всхлипы, поглаживал Дина по волосам, кладя его голову себе на плечо и всматриваясь в потолок с трещинами. В голове было, на этот раз, необыкновенно пусто. Конечно, на следующее утро он криво будет покупать лезвия в местной аптеке, придумывая слишком простые отговорки. Но сейчас он чувствовал ленивое и спокойное желание обнимать брата и никуда его не отпускать. Пускай, даже, если по его лицу, до сих пор, бегут слёзы.