В духе Батиста

Он никогда не боялся щекотки. Но от чужого дыхания, щекочущего основание шеи, бежали мурашки. Спускались вниз по позвоночнику, покалывали на кончиках пальцев и отдавались куда-то в голову. Захотелось встряхнуться, скинуть их всех разом, но поверх одеяла все еще лежала рука Жюля, загорелой кожей контрастируя с белой простынью. Прошлым вечером он приехал совершенно внезапно и, судя по внешнему виду, сам плохо осознавал, как очутился дома. И совершенно не удивился валяющемуся у него на кровати мальчишке. Шарль даже обидеться не успел на такое равнодушие к собственным выходкам, — едва-едва отодвинулся, освобождая место буквально упавшему на матрас Жюлю. Пока измотанный своими взрослыми делами Бьянки экстренно восполнял запасы энергии, в голове Шарля зрел план гениальной, — определенно гениальной, — шалости. Ему нравилось думать, что он не оставил Жюля просто как следует отдохнуть именно поэтому, а никак не из-за того, что скучал и буквально каждой клеточкой тела предчувствовал новый сезон и новое расставание. Хотя, впрочем, какая-то часть совести, отвечавшая исключительно за сохранность нервных клеток Жюля, не позволила Шарлю начать баловство с утра пораньше. Будить Бьянки было жаль. А еще в это время можно было, лежа спиной к Жюлю, представлять, как ему на лоб падают пара прядей и как он немного приоткрывает губы, делая вдох чуть глубже. Как напрягается его шея, когда он ворочается, и как его рука совершенно неожиданно оказывается переброшенной через талию Шарля. Это капкан. Ловушка. Что угодно, но это определенно самый хитрый ход Бьянки, который Шарль мог бы ему припомнить. Обернуться, чтобы тихонько разглядывать спящего все еще хотелось страшно, но еще страшнее вдруг оказалось его разбудить. Пролившаяся из-за штор на кровать солнечная лужа ползла все выше, уже вполне ощутимо грея Шарлю коленки под накинутой кем-то простынью. Судя по звукам дом еще спал. В этом времени, Шарль признавал, было свое очарование. Когда все спят, пока все вокруг такое сонное и окутанное дымкой какого-то особенного утреннего тепла. Это время вдохновляло, но находилось совершенно в другой реальности. Обычно спать по утрам Леклеру хотелось куда больше, чем вдохновляться окружающим миром. Он все-таки не выдержал: попробовал пошевелиться, перенося вес на другую ногу. Затекшая конечность тут же дала о себе знать противной мелкой пульсацией крови. — Надолго же тебя хватило, — Шарль вздрогнул, замирая. Неосознанно вцепился тонкими пальцами во все еще лежащую на талии руку. Тихий смех сзади прозвучал в его сознании почти сухим щелчком выстрела. — Ты оценил, — ворчание вышло скорее напускным. Поворачиваться к сонному и наверняка слишком домашнему Жюлю все еще было страшно. Странная робость раздражала, но пересилить это чувство было куда сложнее, чем просто подумать про него. И Шарль честно не подозревал, что его нервы могут зазвенеть еще звонче, совсем как те тонкие металлические струны, которые он недавно поставил на старенькую отцовскую гитару. Они сначала дребезжали и совсем не строили аккорд с непривычки, а потом, когда пальцы привыкли, получилась новая мелодия. И Шарль честно надеялся, что когда-нибудь он привыкнет и к этому, к такому Жюлю, который совсем не боится сделать что-то не так. Возможно, просто потому что в мире Шарля сделать что-то не так он просто не может. Правда, привыкать не хотелось. Привыкать было страшно. Жюль легко, как-то совсем невесомо подул ему на шею, посылая новую волну мурашек, и перевернул руку так, что, если бы Шарлю вздумалось поиграть с ним в «пальчики» у него это вполне бы получилось. Леклер был готов поклясться, что Бьянки сейчас улыбался этой своей абсолютно кошачьей улыбкой с лукавым прищуром. Но капитулировать Шарль все-таки не планировал, поэтому пришлось экстренно собираться с силами для ответного удара. Чуть огрубевшие от гитары кончики пальцев легонько пощекотали ладонь Жюля и тут же отдернулись, когда он попытался их поймать. И снова вернулись на приглашающе раскрывшуюся ладонь. Заскользили вдоль, поднялись выше, пощекотав запястье и зацепив узелок старой красной нитки. И оказались перехвачены второй рукой Жюля. Ему для этого пришлось убрать руку из-под головы, и теперь Шарль мог в пол оборота головы любоваться на красиво напрягшиеся плечи. Незаметно любоваться, впрочем, тоже не получилось. Только рефлекторно зажмурился, когда его за плечо развернули к себе. Руку так и не убрал с чужого предплечья, но глаза открыть было боязно. Правда, у Жюля были свои методы борьбы со страхами Шарля. Всегда были. Странно было думать, что у человека, который большую часть жизни воевал с монстрами из-под кровати Леклера не найдется оружия и против этого нелепого совершенно, но все же страха. Когда его вдруг легонько укусили за нос, глаза распахнулись сами собой. Жюль расхохотался почти во весь голос, наблюдая за выражением лица младшего. Потерянное, удивленное, почти как у щенка, залезшего без спросу в цветник и испачкавшему нос в тягуче пахнущей пыльце. Очарование момента исчезло вместе со звучным шлепком, с которым Шарль узкой ладонью зажал ему рот. Однозначно мстил за нос. Впрочем, отчасти мера была справедливой — перебудить всю семью не хотелось. Так и замерли в нелепой, неудобной позе. Солнце неприятно светило Шарлю в глаза, но тот каким-то чудом умудрялся не жмуриться, оставляя Жюлю возможность любоваться подсвеченной непривычным освещением радужкой. Он только изогнул губы в полуулыбке, с намеком опуская глаза на ладонь на своих губах. Смеяться он уже перестал, так что вообще-то руку можно было бы убрать. Неожиданно тонкий палец ткнул в появившуюся на щеке ямочку. Блеск интереса в глазах Леклера сменился на озорной огонек, заставляя Жюля внутренне напрячься. Палец заскользил дальше по скуле к виску, чтобы показательно небрежно вытащить какую-то пушинку из волос. Коротко стриженные ногти задели кожу головы, когда пальцы как бы ненароком вплелись в волосы, заставляя прикрыть глаза тихо выдыхая. А он ведь знал, что так все и будет. Но вечером сил спорить не было, да и все еще оставалась какая-никакая надежда на то, что его пожалеют. Не пожалели. Маленький чертенок вот прям сейчас измывался над ним как умел, с нехорошим любопытством ловя малейшую перемену в лице. — Шарли, — получилось почти прохрипеть, прикрыв глаза, когда те же пальцы спустились на шею сзади, чуть царапнув, — Перестань. Сбоку закопошились, отбрасывая простынь и пододвигаясь еще ближе. Ровно настолько, чтобы совсем потерять страх и свободно делать все то, что вздумается. — Открой глаза и скажи мне это в лицо, — прочти промурлыкали ему в ответ. Ноготь ощутимо провел полосу вниз по шее вдоль позвоночника, перемещаясь куда-то на ключицу и соединяя пару родинок. — Надо было тебя вчера выгнать, — попытался отстраниться Жюль. Он бесконечно любил Шарля, но выносить его озорные выходки с раннего утра было выше его сил. — Надо было. Глаза пришлось все-таки распахнуть. Внезапно потребовалось удостовериться в своих ощущениях, потому что верить мгновенно покрывшейся мурашками от легкого прикосновения коже было ненадежно: Шарль, изогнул шею, поднимая взгляд на Жюля. Бесенок в человеческом теле, подвинувшись совсем уж близко умудрился извернуться так, чтобы едва уловимо щекотать его ресницами. Картина выходила в духе Батиста. Юноша с лукавыми глазами и непослушной челкой. Иллюзия рассеивалась, как только Шарль начинал двигаться или говорить. — Так и?.. — изогнул уголки губ Шарль. Из чистой вредности внезапно захотелось выставить его за дверь без всяких объяснений хотя бы за то, что он все еще нахально делал вид, что не понимает: он играет совсем не честно. Плохая идея была позволять все это Шарлю, но еще хуже была идея позволять это все себе. Внезапно для самого себя пришло понимание, что соблазн все-таки был. Ну или так на него влияло утро. С первого этажа раздался грохот — что-то уронили. Захлопали внизу двери, послышались тихие разговоры, ворчание чайника. Семья просыпалась, и момент оказался безнадежно упущен. Шарль раздраженно закатил глаза, разгибаясь. Перекинул ногу через Жюля, перелезая через него и поднимаясь с кровати. Стрельнул напоследок лукаво глазами и оставил за собой только затянувшееся узлом где-то в животе напряжение и «я первый в ванну». Жюль подавил желание взвыть, откидываясь обратно на подушки и упираясь взглядом в потолок.