Лучи

1985 год. Тихий вечер в одном из небольших городков под Киевом — Припяти. Парень, стоявший у подъезда, держал меж пальцев дешёвую сигаретку, дым которой отличался весьма отвратительным, жгучим запахом: совсем недавно он вернулся из Киева после последнего экзамена, закрывающего первый курс института, и теперь, перекладывая в каждую затяжку долю напряжения, думал, чем ему стоит заняться. Солнце грело листву деревьев и его бледное личико, медленно закатываясь за горизонт, а птицы, таская червячков в гнёзда, щебетали что-то весёлое, пока он сам едва ли не скатывался на крыльцо по выбеленной стенке. Наконец он мог отдохнуть, особенно после того, как несколько месяцев ему пришлось доживать в шумном общежитии, и затем решать некоторые вопросы: его отца, старшего офицера вертолётного полка, решили перевести в другую воинскую часть, и Святославу было предложено взять год академического отпуска, дабы привыкание к новой обстановке прошло без стресса. — Ну и несёт же, — достаточно низкий голос, взявшийся, казалось, из ниоткуда, вырвал из мечтаний и заставил закашляться. — Ты мне? Как же. «Без стресса». Воздух словно стал тяжелее, а на лбу вылезли капли испарины, чётко дав понять: парень действительно испугался. — «Ватра»? — не обратив внимания на явный дискомфорт собеседника, таинственный сосед бросил удивлённый взгляд на тлеющую сигарету, а после вскинул бровь и прищурился. — А сколько же тебе лет, приятель? Тяжёленькую вещь смолишь. Тот лишь недоверчиво оглядел оливковую форму, очень похожую на ту, что когда-то была в гардеробе его отца, и, выпрямившись, протараторил: — Восемнадцать. А ты военный, правда? Хочешь пожаловаться моему папе? — Нет, что ты, как же я могу пожаловаться, когда даже имени твоего не знаю? — Святослав! Военный повёл плечами, с важным видом скрестил руки на груди и улыбнулся: — Уж не Ренатов ли случаем? Начальник мой часто делится милостями о своём сыне: то первый курс пятёрочником закончил, то сигаретки из стенки таскает, думая, что никто его не видит. — Погоди, он и правда знает? — уверенность мигом пропала, о чём говорили его глаза, вмиг стали походящими на блюдечки. — Спокойно, это я шучу так. Но, в любом случае, теперь я точно знаю, кому жаловаться. — Опять шутишь? — Опять шучу. Парень усмехнулся, наконец расслабленно опустил плечи, вытянул из узенького кармана коробочку и любезно предложил взять сигаретку, составив ему компанию: всё же, подружиться было куда лучшей идеей, чем наживать врагов из окружения отца. Корысть им не руководила — лишь некоторые опасения. Например, по поводу чужой проницательности. — Эй, Ренатов, — вдруг обратился сосед, выпуская колечко дымка, — ты вдруг оказался достаточно любезным мальчишкой, и я бы хотел познакомиться с тобой немного поближе за ужином, что скажешь? — Что скажу? — он немного замешкался, подёргал бровями и опустил взгляд на чтука наглое лицо. — Я не против, как бы внезапно это ни было. Ты всех новоиспечённых знакомых таскаешь на подобные встречи? — Только некоторых. — Только некоторых? — Да. Эти короткие диалоги почему-то казались забавными, и Святослав немного расслабился. Он не чувствовал, что этот парень может его обидеть или действительно настучать за шалости вроде курения — уж слишком он был искренним, несмотря на попытки доминировать. Спустя несколько минут они, оставив бычки в металлической баночке из-под кофе, поднимались по сколотым ступенькам — лифт был сломан, потому пришлось воспользоваться ногами. Марку было не сложно — он без усилий перескакивал сразу по паре ступеней, ведь физические нагрузки были его рутиной, но вот о Славе такого сказать нельзя. Он пытался успевать за знакомым, может, хотел даже произвести какое-то впечатление, но уже после второго этажа, на ступеньке восьмой, согнулся и лёг на перила. Тут же послышался встревоженный вздох. — Товарищ, Вы чего? — военный тут же соскочил вниз и пригладил худую спину ладонью, почти порезавшись торчащими костями. — Каков я дурень, ты ведь худой весь! На кой чёрт скакал по лестнице… Прости! Что болит? — Сердце, — он прохрипел и тут же кое-как поднял голову. — Не вини себя, это я за тобой угнаться пытался, зная, что будет плохо. Я могу идти, правда. Марк сочувственно посмотрел на вялое существо, едва ли способное держать башку, понял, что если оно пойдёт — нет, поползёт — самостоятельно, то и вовсе рухнет без сознания, и опустился на корточки, повернувшись к нему спиной: — Полезай. — Что? — Полезай, говорю, мне не сложно, а вот тебе — очень даже. Не ломайся, хуже будет, хоть сейчас это пойми. Он был прав. Слава хоть и стеснялся, не ожидав, что ему предложат такую помощь, но уже видел стойкий характер Марка: лучше воспользоваться нынешним предложением, чем уже через несколько секунд пищать у него в руках. Ухватившись за его плечо, он с трудом прижался к широкой спине и тут же зажмурился, боясь не просто плюхнуться на лестницу, но и утянуть за собой невинного Астрова, искреннее пытающегося исправить положение, но всё прошло более гладко, чем представлялось. — Спасибо, Марк, — парень аккуратно положил голову на его плечо. — Прости, ты только после части, а уже вынужден таскать какую-то сопливую тушу… — Тушу? Тебя, в смысле? — он был совсем не против того, как удобно на нём устроился сосед, будто собирающийся заснуть, и улыбнулся. — Да ты больше на пёрышко смахиваешь, нежели на тушу. Ты вообще ешь? — Ем. Конечно, ем, я бы сдох давно без пищи, — послышались ленивые смешки, — но да, у меня есть некоторые проблемы со здоровьем. — Вона как. Возьму во внимание. Ты всё ещё хочешь поужинать? — Хочу, конечно, ты милый, но лучше бы мне выпить лекарства. Как он его назвал? «Милый»? Это было так же неожиданно, как и его выгибания на перилах, и на веснушки лёг тоненький слой румянца. Редко услышишь искренние комплименты, а уж тем-более от мальчишек — обычно, его пытались именно клеить, а не говорили от чистого сердца. — Без проблем, приятель, ты на каком этаже живёшь? Если хочешь, выпьешь эти свои лекарства, а я занесу тебе покушать: меня мама как раз ждёт, она точно какую-то вкуснятину приготовила… …уже через минуту Марк смотрел на его дверь с раскрытой от удивления пастью: — Так ты всё это время жил надо мной?! Ренатов лишь скромно посмеялся и открыл двери, тут же нырнув за них. — Хочешь — заходи. — Хочу. Но я могу это сделать после того, как занесу тебе ужин, надеюсь? — Договорились! Парень не стал закрываться: он проследил за удаляющимся силуэтом, упал на кровать и закинул в себя горсть цветастых пилюль, принявшись нежиться в мягком одеяле, и уже через какое-то время держал тарелку с тёплым пюре и парой котлеток. — Приятного аппетита! Я уверен, ты заценишь, — Марк, немного скукожившись, сидел рядом, уже в домашней майке, и разглядывал убранства необычной, уютной комнаты. — Не представляешь, как я обожаю зелёные оттенки. Ты ещё так клёво всё расставил — определённо разбираешься в интерьере. Ты учитывал, на какую сторону выходят твои окна? Закат, деревья. Всё это выглядит как летний лес. — Заценю! Прямо как и ты мою комнату, — прожевав, он улыбнулся и начал качать ножками. — Очень вкусно! Передай мамуле, что у неё золотые руки, и спасибо за комплимент! Когда я сюда въезжал, то не думал, что смогу обустроить это место и хоть как-то свыкнуться с переездом, но после твоих слов мне стало ещё легче. — А ты давно сюда переехал? — Полгода как, но почти всё это время я проторчал в общежитии, и даже вещи разобрал не до конца: каждый раз, когда я приезжал в Припять, я был слишком уставшим, чтобы уделять много времени обустройству. Только сейчас взор военного упал на пару небольших коробок, стоящих у шкафа. — Вона как, ясненько. Могу считать, я почти ничего не упустил. — Никак нет, товарищ Астров.