***
Ниджи на битву не спешил, к чему торопиться? Ну что там враг сделает, убьёт пару десятков клонов-солдат, перекосит пару башен? Невелика беда. Слишком слабый противник — это скучно, ради такого даже из комнаты выходить лень. Приближаясь к вялому шуму сражения, Ниджи как раз размышлял, не вернуться ли обратно, когда из-за поворота на него выскочила эта дура Козетта. Взъерошенная кухонная девка несколько мгновений таращилась на Ниджи безумным взглядом, в котором плескались какие-то слишком сложные эмоции, он таким и названия не знал. А потом внезапно бросилась к нему, прижалась и попросила о помощи. Этого он точно не ожидал. Его никогда в жизни не просили о помощи. Проклинали частенько, порой умоляли о пощаде, валялись в ногах — это да, это было. Но не так вот. Тем более, ну, Козетта. Она спрятала лицо у него на груди, маленькие кулачки сжимали ткань плаща. Теперь уже Ниджи испытывал эмоции, которые понять не мог и которым названия совершенно точно не знал. Обычно его такое злило, но сейчас отчего-то больше озадачивало. Но разбираться не было времени; судя по тому, как приближался шум битвы, с унылыми противниками он встретится уже с минуты на минуту, и наверняка от них и спасалась бегством Козетта, просила у него защиты. Ниджи схватил её за плечо, она вздрогнула, и его это рассмешило — вот же глупая трусиха! Но всё-таки не попыталась сбежать, не отшатнулась, даже не отстранилась. Только судорожно сжатые кулачки расслабились, выпустили плащ. Он мог бы просто оттолкнуть её в сторону со своего пути. Мог бы смахнуть прочь, не глядя, не заботясь о том, влетит ли она в стену и останется ли после этого жива. Но отчего-то он задвинул её себе за спину, чтобы точно осталась в безопасности, не пострадала. То есть она попросила — а он как бы исполнил просьбу. И сам не понял, почему и зачем. И движение вышло таким уверенным, органичным, словно он каждый день спасал глупых кухонных девок от самоуверенных пиратов. Ниджи успел отметить это, но не успел обдумать, потому что-то вопящая и размахивающая всяческим оружием ватага как раз вывалилась на него из-за угла, пришлось всё-таки расшвыривать их, раз уж так неудачно нарвались.***
Самым благоразумным было бы сразу же кинуться прочь, но Козетта не смогла себя заставить. Рядом с ужасным господином Ниджи она чувствовала вполне конкретную надежду на спасение, но стоило ему сделать пару шагов прочь — и она вновь почувствовала себя одинокой, беспомощной и беззащитной. Она с трудом подавила в себе порыв броситься вслед за ним, и даже успела порадоваться этому, наверняка ведь помешала бы, а то и попала под удар… А больше Козетта ничего не успела подумать или сделать, потому что всё закончилось. Господину Ниджи потребовались считанные секунды, чтобы справиться со страшным врагом, который так напугал Козетту. Она не ошиблась, когда думала, что нет никого страшнее господина Ниджи. И всё же, всё же… он её спас. Спрятал за спину. Козетта по-прежнему тяжело дышала, и на глазах выступили слёзы, хотя казалось бы, сейчас-то чего реветь. Она быстро вытерла глаза тыльной стороной ладони, шмыгнула носом, стараясь успокоиться, но страх не торопился её отпускать. К тому же господин Ниджи к ней обернулся. О боже, она действительно попросила его о помощи. Она прятала лицо у него на груди, прижималась к нему в страхе, судорожно цеплялась за плащ... Теперь он точно её убьёт. — Простите, — залепетала Козетта, — простите, пожалуйста! Просто я так испугалась..! — Кого, их, что ли? — презрительно мотнул головой господин Ниджи в сторону поверженных пиратов. — Сначала их, потом вас, потом… нет! То есть, да! То есть..! — Козетта сбилась, окончательно запуталась, запаниковала. Истерика опять начала закручиваться ураганом, и всё, на что хватило сил, — это не сорваться, удержаться и замолчать. Она вперила в господина Ниджи испуганный взгляд, прикусила дрожащую губу и замерла. Господин Ниджи недовольно скривился. Какая-то часть Козетты, кажется, просто прикинулась мёртвой, как маленький пугливый зверёк в присутствии хищника, но другая, чуть более рациональная, настойчиво стучала в голове: он мог сразу пришибить её на месте, он мог не спасать её жизнь, не прятать её за свою спину… Может быть, просто может быть, в качестве крохотной безумной вероятности, она что-то о господине Ниджи понимала неправильно? Козетта облизнула губы, сделала глубокий вдох и почти беззвучно выдохнула: — Спасибо… И в этот же момент отчётливо осознала, что всё с господином Ниджи было сложно, а теперь стало гораздо, гораздо сложнее. И ей придётся как-то в этом всём разобраться: и с ним, и с самой собой.***
Как Ниджи и ожидал, ему потребовалась какая-то пара секунд, чтобы разобраться с этой горсткой неудачников. Действительно, не стоило и из комнаты выходить. Точнее, не стоило бы, а оказалось… Он обернулся к Козетте. Та всё ещё тряслась от страха, но изо всех сил старалась держаться. Могло бы быть смешно, если бы не было так жалко. Козетта испуганно залопотала извинения, сбилась, запаниковала ещё сильнее, а Ниджи всё разглядывал её: кожа побледнела так, что веснушки стали ярче обычного, глаза блестели от слёз, она комкала в пальцах подол своей юбки и наверняка даже не замечала этого. Она боялась — его. Сама так сказала, да и не заметить было невозможно. И почему-то впервые в жизни чужой страх не отзывался внутри искрящейся холодной радостью. Может, дело в том, что прямо сейчас Ниджи не хотел, чтобы она его боялась? Он хотел просто приказать ей перестать, но тут же прикусил язык. Да, она постарается и более или менее успешно изобразит спокойствие, но это будет не то, совсем не то. Здесь было что-то более сложное, тонкое, он никогда в этой чертовщине не разбирался. Придурок Санджи, наверное, знал названия всем этим заморочкам, а может, даже подсказал бы, как с ними разобраться — если бы Ниджи вдруг лишился мозгов и гордости и попросил бы его о помощи. А Козетта вот его попросила. Несмотря на свой страх. И даже выдавила жалкие слова благодарности. — Нечего бояться было, — буркнул Ниджи неожиданно раздражённо. Все эти мысли его чересчур утомили. — Думаешь, я позволю кому-то другому мучить моих слуг? Прозвучало ещё более жалко, чем благодарность Козетты. Как-то удивительно неискренне. А Козетта в ответ на эти слова неожиданно улыбнулась. Нелепой дрожащей улыбкой, но всё-таки уголки рта поползли вверх. Она всё продолжала пялиться на него во все глаза; даже отвернувшись, он спиной чувствовал её напряжённый взгляд, так что хотелось между лопатками почесать. Надо было рявкнуть на неё, потребовать, чтобы прекратила, может быть, даже стукнуть, чтобы больше не вздумала так наглеть. Но Ниджи с неудовольствием осознавал, что за этими порывами сейчас прячется что-то другое, более сложное. В чём ему, похоже, ещё предстоит разобраться. И с собой разобраться, и с этой дурой Козеттой. Раз уж пообещал.