Fox and hare

— Я вернусь до полуночи. Уилл бросает последний поверхностный взгляд на работающего за столом доктора Лектера. Ждет уже привычного ежедневного ответа. Их маленький ритуал, доказывающий, что новый день — не сон и не игра разума, а реальность. Сегодня он особо в этом нуждается. Всё утро наступая на пятки и цепляя локти за ним следует неприятное чувство из прошлого, временами слишком сильно сдавливающее горло и не дающее свободно вдохнуть. Но единственный звук ответа, заполняющий комнату — это мягко скользящий по бумаге грифель. Уилл разворачивается к зеркалу, стягивает с вешалки шарф и, косо завязав его на шее, приглаживает уложенные гелем волосы. От воспоминания, как синхронно закатываются глаза у Беверли и Прайса при виде этих «зализанных кудрей», по лицу проскакивает непроизвольная улыбка. Кивает собственному отражению и выходит за порог. — Будь осторожен, Уилл. По привычке сильно хлопает дверью. На улице в лицо ударяет поток зимнего воздуха, под ногами приятно хрустит свежевыпавший снег. Уилл Грэм ненавидит Ганнибала Лектера. Всё, каждый шаг, каждое слово, сказанное лживым ртом, идеальную оболочку, покрывающую нечто такое, что не способен понять никто. Ядовитый взгляд, проникающий глубоко, вскрывающий любые головы. Эти костюмы, галстуки, ужины, люди, приёмы. Эти совершенные блюда и совершенные места преступлений. Но больше всего Уилл ненавидит зависимость от этого монстра и своё бессилие в борьбе с ним. Спать потом в одной тюремной камере — не самая лучшая идея. Пока маленький профайлер молчит, он живет без видений и кошмаров в ночи, засыпая с охотничьим ножом под подушкой в одной комнате с диким плотоядным животным. Единственное, что приносит бесконечное удовольствие Уиллу — это осознание того, что их зависимость взаимна. Он может легко причинить боль этому неуязвимому на первый взгляд существу, ранить его своим отсутствием, загнать когти под череп и без рук вывернуть мозги наружу. Это, во всяком случае, чувствует сам Уилл. И, раз они одинаковые, то же самое обязана ощущать и его родственная душа. Каждый день он вспоминает и мысленно повторяет слова Беделии Дю Морье, бывшего психотерапевта Лектера. Бывшего или мертвого — не так важно, смысл всё равно один. Я вижу лишь психическое заболевание, созависимость, вид аддикции. Выходящее за привычные рамки, как оказывается, возможное в нашей вселенной. Вы — это два уникальных случая, полностью зависимых друг от друга. Заяц, вынужденный спать в одной норе с лисой. Лиса, вынужденная игнорировать манящий аромат еды в собственной кровати. Он давит на газ и выруливает из двора на проезжую часть, встраиваясь в поток машин. Застегивает ремень безопасности. Всего на секунду прикрывает глаза и представляет, что он один из этих самых обычных людей. Без эмпатии, асоциальности, желания скрутить шею этому тугодуму из автомобиля перед собой, который никак не может развернуться, каннибала, в самом прямом смысле, под боком, постоянных жертв и убийц. Городской пейзаж сменяется полями и деревьями. Уилл поворачивает к собственному дому, оставляет машину и доходит до двери, за которой уже слышится радостный лай собак, чувствующих приближение хозяина. — Ну привет, пирожки мои. Толпа почти сбивает его с ног. Грэм, смеясь и уделяя хотя бы пару секунд каждому из псов, пытается протиснуться через пушистую преграду. Выбравшись из плена, он достает из холодильника собачью еду и раздает порции. Садится на диван. Только спустя какое-то время замечает Уинстона под столом. Хмурится, подзывает пса к себе. Тот вскакивает с места, подходит и останавливается у ног. — Что случилось, малыш? Уинстон укладывает голову на колени и закрывает глаза, продолжая отбивать по полу чечетку своим неугомонным хвостом. А Уилл Грэм, осторожно перебирая мягкую шерсть на загривке, наконец расслабляется. Время пролетает слишком быстро. Уставший от прогулок, беготни и игр, но безумно довольный, Уилл прощается с «пирожками», накидывает пальто и, не без сожаления, покидает дом. Включает фары и выруливает на развилку. Основное шоссе слева и похожая на него небольшая трасса впереди. Бросает короткий взгляд на шоссе, поджимает губы и ускоряет машину. Поворот проносится мимо. Пустая и утопающая во тьме дорога слишком манит, чтобы прямо сейчас упустить возможность почувствовать свободу, отвлечься от всех мыслей и отдать себя на растерзание адреналину и ледяному ветру. Он закрывает глаза, ногой заставляя педаль упереться в пол. Глубоко вдыхает в себя мороз из открытых окон, широко улыбается, ощущая во рту кисло-сладкий привкус независимости. Боль, такая, словно кто-то вгоняет иглу в грудь, нарушает идиллию, нагло тащит наружу, в реальность. Уилл открывает глаза и сразу замечает фигуру огромного оленя на дороге перед собой, словно выбравшегося из его прошлых видений и кошмаров. Максимально выкручивает руль, но машину заносит на скользкой от льда трассе и последнее, что он видит перед столкновением с застывшим рогатым животным — это раздавленный чьей-то машиной заяц у обочины. Ганнибал вежливо прощается с последним на этот день пациентом, осторожно прикрывает за ним дверь и возвращается к столу. Открывает последнюю исписанную страницу блокнота. Изящный палец медленно проходит под черными не менее изящными буквами. На сегодня запланирован ещё один поздний ужин с Аланой и Джеком. Перелистывает несколько страниц и находит взглядом «Уилл». По расписанию — выходной, значит, может вернуться немного раньше. Он возвращает пиджак и галстук в шкаф, закатывает рукава у рубашки. На кухне наливает себе немного вина в бокал, открывает холодильник и в задумчивости осматривает содержимое. На этот ужин доктор Лектер решает подать в качестве основного блюда — тэппанъяки. Свежая филейная часть Эриха Лоуренса, невоспитанного водителя и громкого соседа из дома напротив, как раз великолепно подойдёт для этого. Тем более, данный японский стиль предполагает готовку перед гостями, а эта перспектива, что неудивительно, очень прельщала Ганнибала. — Всё было просто отлично, — Джек комкает в руках салфетку и, следя за взглядом хозяина дома, осознает, что на часах стрелка уже давно ушла за полночь. — Боюсь, я совсем задержался. Белла там, наверное, извелась. — Вы кого-то ждёте? Алана внимательно всматривается в лицо Ганнибала, стараясь, видимо, найти ответ в нём. Тот медленно перемещает взгляд на гостей, немного наклоняя голову набок: — Откуда такие выводы, доктор Блум? — За последний час вы два раза смотрели на часы и два за окно, — девушка тушуется, чувствуя, как по спине начинает ползти легкий морозец. — Извините за бестактность, доктор, это не моё дело. — Нет, я никого не жду, — он осторожно промакивает тронутые подобием улыбки губы салфеткой и складывает её на краю тарелки. — Завтра у меня ранняя лекция в Музее искусств и эту ночь я хотел посвятить полноценному сну. Кроуфорд обещает, что подвезет Алану, поэтому, снова поблагодарив за приятную компанию и прекрасный ужин, они вместе покидают дом. Ганнибал убирает со стола всю посуду. На пустующее место Уилла он ставит отдельную порцию, бокал вина и десерт. Себе заваривает успокаивающий чай. На этот раз подходит к окну, внимательно всматриваясь в заснеженную темноту. Стрелка часов неумолимо движется к двум часам ночи. Уилл до этого момента всегда возвращался домой. Кружка с горячим напитком опускается на стеклянный стол, доктор Лектер садится в кресло и вытягивает ноги перед собой. Где-то вдалеке, в самом нутре тянет к поверхности свои истощенные руки страх за чужую жизнь, чувство, которое было похоронено ещё после смерти сестры, давно забытое и, как казалось, мертвое. Но Ганнибал лишь откидывается на мягкую спинку и делает глоток обжигающего чая. Он всё равно вернется. Он всегда возвращается. Потому, что сам не справится. Кстати, одной из причин, почему психотерапевт всё же оказалась на столе, стала её некомпетентность в вопросах психологии и человеческой психики. Сам Ганнибал Лектер с самого детства не видел кошмаров, из чего следовал вывод, что их связь с Уиллом — односторонняя. Прикрывает глаза, но не замечает, как кружка выпадает из рук, чай разливается по ковру, а сам он резко, словно падая с обрыва, проваливается в сон. — Бери её, она всё равно вот-вот подохнет. А он, смотри, какой мяси-и-и-стый. Его на пару месяцев растянуть можно. Голубоглазый говорит Мике ужасные, фальшивые слова: — Пойдём поиграем! Пойдём поиграем! Они поют: «Ein Mannlein steht im Walde ganz still und stumm…» Ганнибал вырывается, дергается настолько сильно, что все мужчины отскакивают, но Голубоглазый держит Мику крепко и не собирается отпускать. Ганнибал не маленький мальчик, он больше и сильнее. Опять дергается и амбар, кажется, подскакивает от его усилий. Цепь впивается в шею, разрывая кожу. Они смеются и тычут пальцами в него как в тигра за клеткой, они боятся его силы, поэтому они смеются. Он чувствует, что почти освободился, густая кровь стекает по полуобнаженному телу, а они продолжают смеяться. — Ганнибал! Это не голос Мики. Ганнибал поднимает голову и видит Уилла в руках у Голубоглазого. Они с Перепончатым тащат его, Уилл изгибается и оглядывается назад. Дергается и вырывает цепь, наконец ощущая землю под ногами, выбрасывает руку вперед и хватает кого-то за шею. Под крепкими пальцами Плошка — он задыхается, извиваясь, остальные пятятся назад, Голубоглазый угрожающе зажимает горло Уиллу. Но Ганнибал не видит этого. Он берёт голову Плошки своими ладонями, разворачивает его к себе и приставляет к амбарной стене. Сжимает, большими пальцами вдавливая глазные яблоки. Кровь заливает лицо Плошки, он истошно кричит, продолжая сопротивляться. Остальные суетятся, всё так же опасаясь подойти слишком близко. Ганнибал делает шаг назад и Плошка падает на колени, нанося слабые удары мимо и проклиная всех. Лектер показательно выносит его в центр, становится сзади, берёт голову, располагая руки под подбородком — хруст — голова безвольно повисает вниз, тело падает на пол. Его друзья бегут из амбара. Ганнибал бросается к железной закрывающейся двери и хватает Уилла за руку, не выпускает его, он снова всего лишь маленький мальчик. Голубоглазый захлопывает тяжелую дверь, защемляя в ней ладонь Ганнибала, кость с треском ломается, он падает на пол. Хватается другой рукой за горло, из которого снова начинает капать густая кровь. Он задыхается. — Уилл! Уилл! Пространство вокруг начинает сжиматься, повсюду кровь, он тонет в ней, захлебывается, но продолжает звать его. — Уилл! Ганнибал, продолжая зажимать горло и задыхаясь, выныривает на поверхность. Чьи-то руки обхватывают его и прижимают к себе. — Я здесь. Хриплый, еле слышный голос мягко обволакивает. Лектер сжимает в кулаках майку, тянет её на себя и опускает голову на чужую грудь. С трудом пытается отдышаться. Спасительные руки успокаивающе поглаживают по спине. Они долго сидят на полу. Уилл пальцами перебирает растрепанные волосы на его затылке, почему-то думая о том, что точно также он успокаивает собак. Ганнибал отклоняется, а Грэм морщится от боли по всему телу. Они смотрят друг на друга. Открыто. Будто обнаженные: раненые, в крови и царапинах, с ссадинами и переломами. Они смотрят так, словно видят друг друга впервые. Уилл касается шеи человека напротив, размазывает по следу от цепи кровь. Берёт сначала левую руку. Затем правую. Сломана. — Тебе нужно в больницу, — Ганнибал встает, опираясь здоровой рукой на кресло, наклоняется и предлагает своё плечо. — Я обработаю раны и осмотрю тебя. — Я безумно хочу есть. — Твоя порция всегда ждёт тебя на столе, Уилл. Они не спрашивают друг друга о произошедшем. Доктор Лектер задаёт несколько вопросов просто для того, чтобы отвлечь и заполнить тишину между ними. — Ты дошёл из Вулф-Трэпа пешком? Уилл Грэм кивает, жмурится, когда Ганнибал ощупывает его рёбра, определяя степень повреждения. Сейчас это звучит дико, но в момент, когда он выбирался из машины, задыхаясь от боли во всех конечностях, одинокий в снежной ночи — это казалось ему единственным верным решением. — И ты пришёл сюда, — Ганнибал заканчивает с ребрами и переходит к осмотру груди. Работать одной здоровой и одной почти неподвижной из-за самодельной шины рукой не очень удобно, но он всё равно обхватывает лицо Уилла руками и, внимательно всматриваясь в глаза, медленно произносит. — Сотрясения нет, внутренних кровотечений тоже. Перелом трёх верхних рёбер, вывих плечевого и локтевого сустава левой руки, повреждение мениска. Он опускается перед ним на колено, чтобы осмотреть голень и стопы. Уилл садится, вмещаясь в небольшой проём между душевой кабиной и стенкой. — "En la desgracia, el destino siempre deja una puerta para salir",— сосредоточенный взгляд, здоровая рука доктора Лектера скользит по стопе, нащупывая очаги воспалений. - "В несчастье судьба всегда оставляет дверцу для выхода". Ты вернулся и запер эту дверь на ключ. Почему? Никогда, с самой первой встречи, не мог полностью предугадать его действия, а лишь предполагал возможные. Так сейчас важно услышать ответ, это признание из его уст и, заодно, насладиться приятным видом первой трещины. Трещиной в разделяющей их стене, а не в Уилле Грэме. Уилл слабо обхватывает эту руку и немного сжимает. Облокачивается спиной на стену позади себя, закидывает голову и негромко отвечает: — Потому, что ты - моя родственная душа. А Ганнибал Лектер, осторожно поглаживая чужую ладонь, наконец улыбается.