Хлебом единым

      Когда наступает конец света, многое из того, что раньше принималось за данность, становится предметами роскоши, и чтобы их раздобыть, надо постараться. К таким правилам новой жизни после конца мира пришлось привыкнуть всем. Одежда на них какая придётся – никто особо не смотрит на размер, главное, чтобы согревала в холод, который с наступлением осени ощущается всё сильнее. Теперь в группе нет ни одного человека, от которого не несло бы смесью крови, пота и гнили. Былые нормы личной гигиены тоже остались в прошлом: пока ты более-менее чистый и на тебе нет слоя дерьма (в прямом и переносном смысле) – сойдёт. Такие мелочи уже никого не волнуют. Да и пахнет от них всё-таки получше, чем от ходячих. О водопроводе уже никто и не заикается, в последний раз с этой роскошью они столкнулись на ферме. Вода теперь сама по себе большой дефицит, поэтому наткнуться на источник чистой воды, наполнить ей фляжки и бутылки, напиться вдоволь – уже маленький праздник.       Ну а еда… Вкусовые качества блюд уже точно никого не волнуют. «Не нравится – не ешь», — каждый раз бурчит Дэрил, когда кто-нибудь начинает жаловаться насчёт однообразия их, уже ставшего привычным, рациона – мяса белки. Горелая снаружи, едва прожаренная внутри. «Мы тут все голодные ходим, на твой кусок желающих много».       И это чистая правда. С тех пор, как сгорела ферма, и они бесцельно бродят по округе, голодными они бывают куда чаще, чем сытыми. Дэрил пытается добывать еду, но из-за того, что теплота летних деньков понемногу угасает, а по утрам уже бывает морозно, мелкая дичь встречается всё реже и реже. Как одним из вечеров объяснил Рику охотник, без более-менее временного убежища пойти на крупного зверя, вроде оленя, он не может. Костёр у них никогда не горит дольше пары часов, а такого количества мяса им никак не пережарить на небольшом, наскоро разведённом костерке. Да и понятно, что оставлять за собой след из трупов животных нельзя, если не хочешь, чтобы за тобой увязалось целое стадо ходячих. Увы, но по этой причине раздобыть пищу удаётся не каждый день, по крайней мере, не в таком количестве, чтобы досыта накормить всех.       Вот уже два дня Рик ничего не ел. Последнее, что побывало у него во рту – листья мяты. Но и освежающий на вкус лист мяты быстро стал далёким воспоминанием, потому что тот небольшой куст этого растения, который им удалось найти, было решено оставить, засушить и в случае, если кто-то будет мучаться несварением – заваривать чай. И к этому прежняя жизнь их тоже не готовила, но всё же проблема несварения оказалась страшно животрепещущей, и всё из-за их, кхм, разнообразного рациона питания.       В общем, Рик мало-помалу начинает забывать, какого это – жить без постоянного чувства голода. Честно говоря, он его уже вроде как и не чувствует вовсе, только необычное сосущее ощущение в животе, по-видимому, это желудок тщетно пытается переварить сам себя – больше-то нечего. Хотя бы уже болит не так сильно. Поначалу, если он проходил день-два без хорошего обеда, его начинали мучить страшные спазмы. Но это уже в прошлом. А вот сейчас, в настоящем, голод заставляет его фантазировать о еде из старой жизни, и в голове в эти моменты всё предстаёт таким живым, реалистичным, детальным, ещё и с запахами, и отголосками вкуса на языке. И вот в последнее время ему во сне и наяву видится хлеб.       А ведь Рик даже никогда особо не любил ни хлеб, ни сэндвичи, ни бургеры. Он всегда предпочитал всему этому хороший кусок мяса. А теперь, пока он стоит на посту, а все остальные спят или притворяются, что спят (только Дэрила нет, он ушёл охотиться в лес), ему в голову лезут воспоминания обо всех счастливых моментах, когда он ел свежеиспечённый хлеб прямиком из пекарни. Булка хлеба, едва солоноватая, только-только из печи; корочка хрустит во рту. Тесто внутри тёплое, мягкое, слегка кисловатое, такое приятное на ощупь, будто смешали клей и губку, и такое вкусное. Сначала Рик представляет, как ест большой ломоть хлеба без ничего, но потом – потом фантазия приобретает новый оборот. Сначала он намазывает на хлеб толстый слой сливочного масла и съедает всё, потом – арахисовой пастой с джемом, окунает хлеб в мёд и даже в густую овощную похлёбку, какую любил есть его дед. Рик пытается вспомнить каждый отдельный вкус и то, как они сочетались между собой, но получается не очень. В голове всплывают отрывки из прошлой жизни. Сэндвичи, которыми они с Шейном давились в спешке во время перерыва; школьные обеды с хлебом, которые он всегда выкидывал; сливочные тосты с малиновым вареньем, которые он готовил для Карла каждую субботу – у Лори был законный выходной, и она уходила встретиться с подругами.       И вдруг, по непонятным причинам, воспоминания и фантазии Рика тускнеют и вовсе улетучиваются. Картинка в голове меняется, и теперь он представляет Дэрила. Как тот в перчатках достаёт из печи пышущую жаром булку хлеба, подносит её поближе к лицу, вдыхает аромат и одобрительно хмыкает. Своей большой рукой он отрывает от горячей булки кусок, облизывает корочку и кусает мякиш, жуёт, закрыв глаза от удовольствия, наслаждаясь вкусом. Едва улыбаясь, он, неуверенный, будто ждущий одобрения, протягивает Рику большой кусок хлеба и мягко произносит его имя… — Рик? — говорит настоящий Дэрил всё тем же мягким голосом, что и в видении. Он сжимает плечо Рика, и от неожиданности тот едва не подпрыгивает на месте.       Замечательно. Он настолько глубокого погрузился в самую странную фантазию в своей жизни, что совсем потерял связь с реальностью. Будучи на посту. И какое же это облегчение, что по плечу его потрепал Дэрил, а не какой-нибудь ходячий, потому что думать о мужчине, который ест, пока едят тебя… Не круто, очень не круто.       Хотя, наверное, было бы хуже, будь в его фантазиях элементы для взрослых? Стоп, откуда им там взяться? Рик не наблюдал за собой привычки фантазировать о своих друзьях мужского пола в таком ключе. Что за странная мысль? В общем, тут дело даже не в хлебе – само по себе то, что он думает о Дэриле Диксоне, странно. И это даже не первый раз. В последнее время он часто представляет охотника в обычных, в общем-то, ситуациях, но обычных по меркам прошлой жизни. Теперь они кажутся нереальными, будто сошедшими со страниц романов фэнтези. Например, как Дэрил покупает продукты, играет в баскетбол с Карлом, возится под капотом старого пикапа Рика. Будто разум Рика пытается поместить единственного во всем враждебном мире дружелюбно настроенного человека прямиком в старые воспоминания из прошлой жизни. Он словно пытается заменить в них Шейна Дэрилом, как заменил его Дэрилом и в настоящей жизни. — Тебе надо вздремнуть, — бормочет Дэрил, когда Рик приветствует его кивком головы. Он говорит тихо, почти шепчет, зная, что в нескольких метрах от них остальные пытаются спать. — Не устал, — отвечает Рик. Это, конечно, не самая чистая правда в его жизни, но и не самая страшная ложь. Он стал привыкать к бессонным ночам, как привык и к постоянному чувству голода. «Такая жизнь будет не всегда» — повторяет себе Рик. Они не будут вечно скитаться. Должно ведь где-то быть место, которое станет им домом. Должно. Осталось его только найти. — Ну как охота? — спросил Рик прежде, чем Дэрил успел ответить на его предыдущее высказывание. Конечно, охотник не станет ловить его на лжи, но молчаливое осуждение со стороны Дэрила в стократ хуже любого словесного порицания. Рик неустанно пытается доказать мужчине, что заслуживает оказанного ему доверия. Может, причиной такой нужды постоянно что-то доказывать является предательство Шейна, а может, Шейн тут вовсе не при чём. В любом случае, Рик так же остро нуждается в одобрении со стороны Дэрила, как и Дэрил в одобрении со стороны Рика.       Охотник присаживается на землю рядом с Риком, не обращая внимания на мокрую от росы траву, и позволяет ему сменить тему. Он садится близко, так, что они с Риком соприкасаются боками. Большую часть времени, и во сне, и в часы бодрствования, все пытаются держаться друг к другу как можно ближе – так теплее. Однако Рик не мог не заметить, как Дэрил предпочитает держаться ото всех на приличном расстоянии. Ото всех, кроме Рика.       Это, скорее всего, ничего не значит, но Рик чувствует, как внутри возникает странное чувство гордости. — Кэрол хочет попросить твоего мальчишку помочь ей разделать белок, — голос Дэрила звучит низко, хрипловато. Он сильно изменился со времён, когда они жили на ферме. Стал спокойнее, но в то же время прямолинейнее – рубит с плеча. Меньше говорит, а полноценно общается только с Риком, иногда с Кэрол. Да и от неё он в последнее время отдалился, хоть она и всеми силами пыталась этого не допустить. Со стороны кажется, что Дэрил любит одиночество, но, если понаблюдать за ним, становится понятно – нет, не любит. Охотник всегда старается держаться ближе к группе, немного поодаль, но со всеми. Он будто застрял между двумя своими натурами: одинокий воин и защитник, не спускающий глаз с людей, которых оберегает. Но он замкнутый человек, почти никогда не выдаёт своих чувств, не делится своими мыслями. Да, дорога закалила всех, иначе было не выжить, но Дэрил – он будто переобулся в свои старые ботинки. Заношенные до дыр, да – привычные, но жутко неудобные.       Рик видел шрамы на его спине и слышал некоторые истории из детства Дэрила – этого хватило, чтобы сложить мозаику в голове. Теперешняя жизнь, этот мир – для него всё это не в новинку, он уже жил в таком мире до всего этого. Но совершенно очевидно, что ему это даётся не так легко, как он пытается показать. — Сегодня тебе надо поесть, — говорит Рик. Ему не нравится, что эта реплика из его уст звучит скорее как приказ, но другого пути заставить Дэрила слушать нет. Рик думает о своём сне наяву, о Дэриле с хлебом, и в голову приходит мысль: может, он просто подсознательно переживает за друга? Вполне себе. Он сам давно не ел, но ещё дольше он не видел, чтобы Дэрил прикасался к своей порции. Такое ощущение, что он постоянно находит способ отдать свою часть Лори или Карлу, да так, чтобы никто этого не замечает. А Рик замечает. Просто не говорит об этом.       Охотник хмыкает, но молчит, и Рик решает, что тема закрыта и мужчина подчинится его «приказу». Он опускает голову на твёрдое, крепкое плечо Дэрила, прямо на пончо, которое мужчине посчастливилось «позаимствовать» из какой-то хижины пару дней назад. Первым делом Дэрил предложил вещь Лори и Карлу, но единогласно было решено, что пончо нужно оставить Дэрилу, потому что оно ему точно пригодится во время вылазок на охоту. Остальные же просто могут сесть кучнее у костра и греться так. Дэрилу такая роскошь не доступна, поэтому пусть оставляет пончо себе.       В голове у Рика проскакивает шальная мысль: «Как здорово бы залезть в это пончо вместе с Дэрилом, удобно прижаться к его телу и сидеть так, греться». Такие мысли смущают его ещё больше, чем хлебные фантазии, и он мотает головой, чтобы их прогнать, будто и правда надеется, что это поможет. Можно найти логическое объяснение тому, что Дэрил ест в его фантазиях – ей-богу, ему смертельно хочется накормить охотника, но мысли о пончо объяснить уже сложнее. Рик полагает, что просто-напросто соскучился по прикосновениям других людей, по чувству комфорта и спокойствия от того, что рядом кто-то есть. Ему некого обнять, уж точно не Лори – она никогда не признается в этом, но теперь ненавидит мужа больше, чем когда-либо любила. Неудивительно, что раз его, считай, уже бывшая жена, так от него отдалилась, разум Рика отчаянно хватается за первого человека, который не шарахается от него, как от ходячего.       Дэрил вздыхает, понимая, о чём задумался Рик, и отводит глаза вдаль, на лес. — Скоро надо будет искать место на зиму, — бурчит он и подвигается, чтобы Рику было удобнее опираться о его бок. Так близко к нему Рик ещё не был, если не считать того случая, когда Андреа случайно подстрелила мужчину, и они с Шейном тащили его к дому Хершела. Рик чувствует тепло, исходящее от тела друга. Ему кажется, он даже чувствует, как бьётся его сердце, как расширяется грудная клетка от дыхания. Он дышит спокойно и ровно, совсем неслышно в тишине ночи. Рик чувствует, как его пригвоздили к земле, словно повесили на шею якорь – он ни за что на свете не сдвинется с места. Никогда он не чувствовал ничего подобного. — Что-нибудь найдём, — обещает Рик.       Дэрил кивает, выдыхает облачко тёплого воздуха над головой Рика, и оно скользит по волосам мужчины. Граймс точно знает, что охотник чувствует мятный шлейф, исходящий от него, и улыбается. Без долгих раздумий Рик легонько поворачивает голову, подвигается и аккуратно прижимается губами к самому уголку губ Дэрила.       Он целует его быстро, отрывисто, можно сказать, и не целует вовсе – прикасается. Мягко и аккуратно – почти забытые ощущения в теперь жестоком и непрощающим ошибок мире. Дэрил продолжает сидеть неподвижно, и Рик слегка отодвигается, но всё ещё чувствует, как учащённо, но почти неслышно дышит охотник. «Ох», — вдруг проносится в голове у Граймса. Да. Вот почему. — Вздремни немного, — повторяет Дэрил, и Рик не спорит. Он снова пододвигается к Дэрилу и кладёт свою голову ему на плечо. Охотник хмыкает, но обнимает Рика, позволяя ему устроиться поудобнее. В тёплых руках, спокойствии и безопасности, Рик постепенно начинает дремать под мягкие звуки знакомой мелодии, которую напевает Дэрил. Рик слышал её сотню раз по радио, но не помнит слов. Да и не важно, наверняка там пелось о какой-то ерунде.       (Теперь он меньше думает о хлебе, больше – о Дэриле. И когда спустя много месяцев, кровью и потом отвоевав себе безопасную крышу над головой, им наконец удается испечь свежий хлеб – Рик доволен. Но, честно сказать, не впечатлён).       (Целовать Дэрила куда приятнее).