На перекур?

— Фуго? Паннакотта лениво потянулся, зажимая дымящуюся сигарету между тонкими губами. Дым медленно поднимался и выходил в открытое окно, окончательно растворяясь уже за его пределами. Парень что-то промычал, не отрываясь от разглядывания тяжёлых туч, усеивающих серое небо. Собирался дождь. Миста, сидящий на полу, подпирая спиной дверь самой дальней от окна кабинки, кажется никуда не спешил, так что блондин нетерпеливо поерзал ногами по своему портфелю, на котором он стоял, чтобы дотянуться до открытой форточки. — В каких отношениях вы с Наранчей? Было похоже на то, что Гвидо почти не было толком интересно и вопрос он задал больше от скуки и чтобы хоть как-то избежать затянувшейся тишины, но на самом деле это было не так и парень терпеливо ждал ответа. Паннакотта задумался. Мысли разбегались в разные стороны, так что он думал о погоде, о том, что уже холодает, какой урок они сейчас вообще прогуливают и насколько плохой идеей было пускать дым из окна, выходящего прямо на парадный вход в школу. Фуго шумно выдохнул, выгоняя из лёгких клуб серого дыма, после вновь делая ленивую затяжку. Подул ветер и парень невольно поежился. Только б не заболеть. — Если честно — не знаю, — Фуго так и не обернулся, а Гвидо наконец оторвался от созерцания плитки у себя под ногами и бросил осторожный взгляд на друга, слегка поворачивая голову в попытке разглядеть чужое лицо, — мы вроде целовались пару раз, но так мы просто шляемся вместе где попало. Брюнет усмехнулся, поправляя съехавшую на лоб шапку. Такие ответы были не в стиле Паннакотты, так что можно сказать, что парень был слегка разочарован таким неопределённым и коротким показаниям. Он хотел было задать ещё какой-то наводящий вопрос, чтобы разузнать ещё хоть что-нибудь, но неожиданно Фуго продолжил. — Я его вроде как люблю, но мы не встречаемся. От такого заявления Гвидо поперхнулся сигаретным дымом, но даже это не вызвало никакой реакции со стороны блондина и тот оставался невозмутимым, будучи погруженным в собственные мысли. И вправду, кем они с Наранчей были друг другу? — Ну ты даёшь так сразу! «Люблю» и не встречаетесь? Юноша выдохнул последнюю порцию дыма и выкинул окурок в раскрытое окно, после наконец разворачиваясь к другу и сползая вниз по стене. Гвидо все ещё недоверчиво на него смотрел, ожидая разъяснений. — Миста, ты ведь Джорно любишь? — Люблю, — парень по-напускному посерьёзнел, хотя не понимал, к чему ведёт Фуго. — А Буччеллати любишь? Брюнет раскрыл рот, но осекся, давая ответ только через секунду раздумий. — Ну, люблю. Как друга, — Паннакотта кивнул на это. — А мать свою любишь? — Так, погоди, при чем тут моя мать? Ты это, давай вот без этого всего, а то я не хочу как Какеин с Джотаро. Блондин коротко фыркнул, после продолжая свою мысль. — Ну разницу же ты улавливаешь, да? — Гвидо медленно кивнул, все ещё вопросительно вскидывая бровями, — То-то же. Я Наранчу тоже люблю, только как именно я точно сказать не могу, понимаешь? — А-а-а. Дошло, — парень хотел ещё что-то сказать, но взгляд невольно зацепился за высветившийся на телефоне циферблат и тот сменил тему, — ёптель! Уже сорок три минуты можем идти, а то так всю перемену посидим. Паннакотта согласился и они молча направились к кабинету географии. Ни на перемене, ни на уроке, блондин никого не слушал, все ещё размышляя над коротким разговором, состоявшимся у них с Мистой в туалете. Ещё давно Фуго условно выделил для себя один тип людей, которых он назвал «пустыми». «Пустыми» он называл людей которые ни за собой, ни в себе ничего не имеют и не несут: никакого творческого и интеллектуального багажа, никаких идеалов, целей. Получить что-то от этой жизни они не стремились, как и не стремились к самореализации или чему-либо другому. И когда они с Гиргой впервые встретились, Паннакотта сразу отнёс нового знакомого в эту группу. По крайней мере сначала. Наранча не хотел от своей жизни вообще ничего. Буквально. Каждый день он просыпался, шёл в школу, потому что больше идти было некуда, да и с друзьями было веселее, чем одному. Там они встречались с Паннакоттой и обычно сбегали с четвёртого урока, после гуляя до самого вечера. Вообще все уже привыкли к тому, что Фуго с Наранчей шли дуэтом. Всюду они ходили вместе, все уроки прогуливали вдвоём, на перемене в столовую бегали тоже парой. В общем ребята как-то на удивление быстро нашли общий язык и сдружились, а теперь никак не хотели отлипать друг от друга. Точнее не отлипал Наранча, ну а Паннакотта не то чтобы был против. Летом они часто не расставались даже на ночь, оставаясь ночевать на дворовых скамейках или детских площадках. Один раз они даже уснули в песочнице, и было не так уж и плохо, только вот потом оба, по возвращению домой, огребли за испачканную одежду и песок в волосах. А иногда ребята и вовсе не возвращались домой. Тогда они искали открытые крыши и сидели там до тех пор, пока не начнёт светать, либо пока их не выгонят менты, которые приехали по вызову из соседнего дома. Даже когда холодало, ребята продолжали свои вылазки, греясь в подъездах и прячась от зимней стужи на ступеньках, ведущим к верхним этажам. Иногда в этих походах им составлял компанию и Леоне, в очередной раз сбежавший из дома. Втроём им всегда было веселее всего. Хоть изначально Гирга в какой-то степени раздражал Фуго своей приставучестью, гиперактивностью, да вдобавок и тем, что мальчик был явно недалеким, но хочешь не хочешь, Паннакотте пришлось узнать его получше. И с каждым днем, проведённым со своим новым знакомым, парень все больше убеждался в том, каким обманчивым бывает первое впечатление, и все больше склонялся к тому, чтобы вычеркнуть Гиргу из мысленного списка «пустышек». Наранча не был пустым. Он был просто очень простым. Он не стремился к каким-то великим целям не потому что не имел их, а потому что ему было достаточно повседневных радостей жизни. Приятная погода, лишняя булочка, доставшаяся ему в столовой, хорошее настроение его друзей, спокойный день дома без ссор и побоев — подобного ему вполне хватало, чтобы также радоваться каждому новому дню. Он с энтузиазмом принимал все, что его окружало, реагировал ярко, не сдерживаясь и не стесняясь собственных эмоций, порою бьющих через край. Да он даже акции на любимые чипсы радовался как вселенскому чуду. Иногда почему-то Фуго казалось, что Наранча и сам был как будто по акции. Он не мог объяснить для себя эту фразу, прочно поселившуюся в его голове и приевшуюся к парню, но почему-то именно она так емко описывала простую и детскую суть Гирги. Денег катастрофически не хватало ни на что: отец Наранчи не имел постоянной работы, занимаясь днями напролет тем, что скорбел по погибшей во время родов жене, часто срываясь на сыне. И хоть иногда казалось, что из-за своего ребячества мальчик не понимал, при чем он тут, Гирга все прекрасно осознавал, хоть и не показывал этого явно. Не то чтобы он терпел все, что происходило в его доме из-за того, что банально не хотел делать хуже или из-за того, что с пониманием относился к ситуации своего отца. Он просто не воспринимал и игнорировал этот аспект своей жизни. И высокий болевой порог ему сильно в этом помогал. Копошась в смоляных прядях друга, лежащего на парте и умирающего от скуки на уроке, Паннакотта неотрывно смотрел куда-то в пустоту, сквозь чужие затылки. Иногда блондину казалось, что сам Наранча появился на свет только из-за того, что одним днем его родители решили сэкономить и купить пачку презервативов по акции, не удостоившись проверить их срок годности. Фуго почему-то был уверен в том, что ещё в детстве Гирга случайно выпал в другое измерение, нахватался там всякого, а после не смог до конца вернуться в родное, так и оставшись где-то на перепутье. Наранча точно был не от мира сего. Постоянно витал где-то в своём мире, был одновременно тут и где-то там, вечно терялся в своих мыслях и только ему одному было понятно, что творится в его голове. Да даже он сам вряд-ли до конца себя понимал. Время незаметно тянулось и вскоре Паннакотта вынырнул из своих раздумий, осознавая, что они уже на седьмом уроке и пишут работу по алгебре, так что тот опустил взгляд на свою почти исписанную тетрадь и принялся дальше строчить задания, упорно делая вид, что не слышит отчаянных мольб о помощи своих одноклассников. На работах Фуго никому не помогал. Раньше — да, уговорить его можно было и без особых усилий, но потом ему надоело, что каждую перемену к нему подходят толпы людей и просят что-то объяснить. И не то чтобы ему было сложно, скорее это слишком сильно надоедало, да и некоторые индивидуумы позволяли себе слишком многое, считая обязанностью Фуго им материал объяснять на пальцах, когда в учебниках и так все было написано. Так что в один момент Паннакотта просто начал отказывать всем, оставаясь открытым только для своего круга друзей. Раньше, когда они только начали общаться, юноша немного побаивался, что ребята его используют и позволяют тусоваться с ними только ради своей выгоды, особенно это распространялась на их старших товарищей. Но Фуго быстро понял, что добрая часть их компании была теми ещё оболтусами, и таким раздолбаем учёба просто была не особо интересна по разным причинам, так что на неё они забили, причём окончательно и бесповоротно. А те, кто учились сами, соответственно, и не особо нуждались в помощи Паннакотты. Боже, да взять хоть одного Мисту, который боялся четверок, так что учился исключительно на двойки и тройки. Так что на всех работах с блондином сидел Наранча, изредка сменяемый Леоне, который опять получил дома и грозился нажить себе больших проблем, если в ближайшее время притащит ещё одну плохую оценку. До какого-то момента Паннакотта пытался помочь с отметками и Наранче. — Давай решу твой вариант. — Что? — парень посмотрел на друга, будто он только что сказал несусветную чепуху,— Зачем мне это? — Я уже закончил, мне не сложно. — Фуго, мне не надо, — Гирга усмехнулся, после широко улыбаясь, — Если закончил, пошли за чипсами! Вообще ребята были той клишейной парочкой из мемов, где самый тупой ученик класса и самый умный пожимали друг другу руки, вдвоем сдавая все контрольные работы первыми. Гирга на полном серьёзе просто ждал, пока работу напишет Паннакотта, а после вместе с ним сдавал пустую тетрадь, и ребята шли гулять. Этот раз не стал исключением, так что быстро дописав третье задание на каком-то клочке бумаги и отправив его в полет в сторону парты, за которой сидели Аббакио с Мистой, с благодарностью посмотревшие на него, парни сдали свои работы и благополучно ушли. Стоя в раздевалке и натягивая через голову тёплый, довольно поношенный свитер, который был на несколько размеров больше нужного, Наранча обратился к другу: — Зайдём в магазин? — Давай, — юноша застегнулся и помог запутавшемуся в своём свитере брюнету. Верхней одежды на осень у того не было, а в зимней куртке ходить было ещё слишком жарко, так что Наранча спасался от холодов несколькими слоями одежды. Их разговоры могли быть короткими и простыми, а могли затянуться на несколько часов и дойти до философских тем. Говорили они тоже обо всем на свете и Фуго это особенно сильно ценил в их общении. Наранча был простым и рядом с ним простым наконец мог стать и Паннакотта. Мальчик от него ничего не требовал. Рядом с ним, как и рядом со всеми своими друзьями, Фуго наконец мог спокойно вздохнуть, потому что понимал, что от него никто ничего не ожидает. Ему не нужно было чего-то добиваться, чтобы его тут любили. Но единственным, кто в полной мере принимал Фуго был все же именно Гирга. Потому что мальчик являлся единственным, от которого он ни разу не услышал ничего по поводу своих вспышек гнева. Нет, в их компании никто даже и не думал упрекать парня, но юноша все равно что-то о них слышал. Гирга воспринимал их как данное, как что-то обычное и повседневное, являющееся частью всех и каждого. И поэтому Наранче и доставалось больше всех. Фуго постоянно его бил, щипал, часто просто кричал на него, а в ответ получал ничего кроме понимания. Не то чтобы Наранча не давал сдачи, но ни одного упрека в свою сторону Паннакотта так и не услышал. В окружении друзей парень мог наконец расслабиться и вспомнить, что он тоже просто подросток, который может творить глупости, говорить иногда совершенно тупые вещи, да и просто веселиться. Ему не приходилось выслушивать нравоучения о том, что он расстрачивает весь свой потенциал или угрюмо смотреть в пол, когда очередной учитель ему говорил о том, что парень «Сдает позиции». Однако часто Фуго становилось стыдно за себя после очередной вспышки гнева. Когда ярость утихала, блондин вспоминал, что у себя дома Наранча не получает ничего кроме бесконечных претензий и побоев от отца. Но даже когда дома не было никого — спокойнее не становилось и мальчик сидел в абсолютно пустой и тихой квартире, которая уже потихоньку разваливалась. И тогда становилось так жалко Гиргу и так невыносимо стыдно, что Паннакотта бежал извиняться и обнимать мальчика, хотя тот раз за разом убеждал, что совсем не злится. Из размышлений его выдернуло то, что за рукав его кто-то потянул. Фуго вздрогнул, а после осознал, что они уже стоят в магазине и за рукав его тянет Наранча. — Фуго, давай купим торт! — Торт? — парень пару секунд переваривал информацию, дожидаясь своего окончательного возвращения на землю, — Что? Нет, зачем нам целый торт? — Но я хочу торт, — Гирга состроив такое лицо, будто сейчас объяснял что-то донельзя очевидное ребёнку, хотя эта роль очевидно принадлежала не ему, — тем более он на скидке! — Нет, Наранча, это херня какая-то. Ты съешь один кусок и больше не захочешь, так что, — парень на секунду отвернулся, — ЭЙ, НАР! СУКА, ВЫЛАЗЬ ОТТУДА, Э! Юноша бросился к брюнету, который был уже по пояс в стеллаже с тортами, силясь найти нужную коробку. Фуго с силой потянул того за ноги, пытаясь достать друга. — Наранча, мы не покупаем торт! Наранча, это глупо! Нар- Сидя на траве какого-то холмика в ближайшем парке и отправляя в рот очередной кусочек торта, Фуго думал о том, почему он постоянно проебывается в подобных спорах с Гиргой. — Всё, я наелся, — мальчик отодвинул от себя пустую одноразовую тарелку, заставляя недовольно нахмуренного товарища повернуться в его сторону. — Нар, ты нахуй издеваешься блять?! Я же говорил, что так и будет! Бля-я-ять, — парень бросил взгляд на оставшуюся часть торта, и недовольно вздохнул. Они не съели даже одной трети, — ну и куда нам его девать? Гирга не особо волновался по этому поводу, так что, широко улыбнувшись, виновато развёл руки в стороны. — Завтра в школу принесём, ребят угостим. Не парься ты так. — Блять, ну конечно! Засранча ты! Как мы целый торт в школку припрем? — Паннакотта недовольно цыкнул, отламывая ещё один кусок белого торта с фруктами под желе, — Тебе уже пора бы повзрослеть, Нар. Фуго отвернулся, снова глядя на серое небо, на котором по-прежнему висели тяжёлые тучи. Подул пронизывающий осенний ветер и парень слегка нахмурился, пережевывая десерт. Откуда-то послышался странный звук, но парень не обращал на него внимания до тех пор, пока не понял, что звук раздавался совсем рядом. Резко обернувшись на тихие всхлипы, парень застыл. По щекам обнявшего собственные колени Гирги тянулись прозрачные дорожки слез. — Эй, Нар, ну ты чего так? — Паннакотта оставил тарелку куда-то на землю и подполз ближе к мальчику, который сейчас казался совсем крошечным. Парень хотел было его обнять, но совсем растерялся, боясь сделать хуже и не зная, как сейчас к нему поступиться. — Я не знаю как, — послышался ещё один всхлип и парня мелко затрясло от ещё одного дуновения ветра. Его голос непривычно скрипел, а по щекам все с новой силой продолжали катиться крупные солёные капли, — у меня не получается, Фуго. Парень судорожно выдохнул и Паннакотта осел, прекращая свои попытки обнять друга. Наранча почти никогда не плакал. Ни от боли, ни от грусти. — Мн-Мне все говорят : «Наранча, тебе пора взрослеть», а у меня не получается. Я не умею быть взрослым. Фуго, мне так страшно. Что со мной будет? — эмоции его захлестнули и он окончательно разрыдался. Он пытался ещё что-то сказать, но не мог уже связать хотя бы двух слов, так что мычал что-то в куртку обнимающего его Паннакотты. — Эй, ну Нар, все хорошо будет! — блондин аккуратно погладил его по волосам. Он не знал, что сейчас мог сделать, чтобы этому ребёнку стало лучше, как и не знал, почему он говорит, что всё будет хорошо, хотя сам уже давно мучился мыслями и о дальнейшей судьбе друга. Если честно, он вообще не понимал, как он умудрился сдать экзамены за 9-ый класс. Говорить про поступление в университет и высшее образование было нечего. — Фуго, ничего не будет! Я такой глупый-глупый-глупый, — мальчик сильнее вжался в друга, наконец тоже обнимая его в ответ, — Фуго, я умру! Я не умею жить. Я ничего не умею, Фуго. Мне так страшно. — Ну не говори так. Мы с тобой что-нибудь придумаем. Мы справимся. Я тебя не брошу, Нар. — П-Правда? — Конечно! Я же тебя люблю. Я так сильно тебя люблю. И все остальные тебя тоже любят. Мы все что-нибудь обязательно придумаем. Прижимая к себе трясущееся от рыданий хрупкое тело, Паннакотта понял, что единственным пустым человеком тут был он. Он окончательно потерял себя, пытаясь вписаться в общество незнакомцев.

***

— Ребят, мы торт принесли! Гирга привычно влетел в уборную, плюхаясь на пол, когда на него удивлённо смотрели все присутвуещие. Следом в комнату скользнул Фуго, держа за белые перевязки почти целый квадратный торт. — Ребят, где вы такое сокровище раздобыли? — Аббакио потянул руки к коробке, пока остальные освобождали место на полу и оживленно переговаривались. Какёин тем временем искал канцелярский нож, а Абдул пытался отрыть влажные салфетки чтобы этот нож протереть. — Да так, длинная история, — Фуго приземлился рядом с Гиргой, трепля того по чёрным волосам.