Под самим прицелом Товарища Карцева

— Молчать решил, падла?!     Рыков крепко сжал в вытянутой вперед руке рукоятку нагана. Прицел был направлен прямо на Карцева, что на сей раз не спешил что-либо говорить. Лишь тяжело дыша, словно рычащий в агонии волк, он озлоблено, даже несколько затравлено смотрел на особиста. Последний был тем еще падлюком; мало того, что сам заставляет под пулеметы за этими проклятыми немецкими бумажками простых солдат лезть, так еще и соизволит после того к чему-то придраться. А к чему - не поймешь! Карцев никогда любящих повизжать особистов не понимал, да и не пытался. Но этот Рыков быстро начинал раздражать.     — Я бы, товарищ старший лейтенант, — начал своим хрипловатым голосом урка Костик, глядя то на НКВД-шника, то на его револьвер, — На вашем месте пистолетик-то спрятал.     — С чего бы мне тебя слушать, крыса дезертирская? — грубо отозвался Рыков, на чьей сжимающей наган руке уже виднелись белые костяшки.     — Сами к стенке попадете, да еще и мужиков нормальных за собой потянете. Нехорошо это.     Карцев улыбнулся в своей манере, ехидно, наблюдая темными глазищами за тем, как быстро меняется в лице доблестный представитель НКВД, а сам поднес к губам открытую флягу и отхлебнул немного трофейного немецкого пойла. Да, бывалый воришка-рецидивист совсем и не пугался ни самого Рыкова, ни его угроз. Его и самого напугать - как раз плюнуть. По крайней мере, по реакции того на слова Костика это было заметно. Какой-нибудь сопливый парнишка Сомов уже давно бы, обмочив штаны, на колени встал перед старшим лейтенантом под страхом расстрела и стал бы, закусив язык, выполнять все поручения последнего. Карцев же не был таким. Готовый даже пулю в лоб получить, он не желал прогибаться под противного невменяемого особиста. Но вот, опомнившись, Алексей Рыков чуть ослабил руку, еле заметно опустив револьвер, а сам пуще прежнего обозлился.     — Это с какой стати вы так решили, рядовой? — хмыкнул НКВД-шник.     — Так известно же: до суда права не имеете в солдат стрелять. Я ж поручение ваше выполнил? Выполнил. Чего вам для успокоения вашей душонки еще надо?     Карцев снял с плеча старенькую кожаную сумку, доверху набитую немецкими листовками, и бросил ее на древесный пол избы. Бумажки тут же разлетелись с шелестом по полу, а одна подобралась Рыкову прямо к ногам. Карцев спустил взгляд на сумку, а затем снизу в верх посмотрел на НКВД-шника, продолжая издевательский монолог:     — Или вы, лейтенант, с законами своей же страны не знакомы, а?     После этих слов Костик нахально расхохотался. Рыков в миг изменился в лице, еле читаемую тревогу сменило возмущение. Вопиющая, по мнению старшего лейтенанта, наглость этого солдатика окончательно вывела его из себя, да так, что представитель НКВД, потеряв над собою и до того слабое самообладание, засунул пистолет обратно в кобуру, а сам сделал резвый шаг вперед к рядовому.     — Ты, падаль, думаешь, я не найду способ как тебя к стенке поставить?! — раздраженно выпалил НКВД-шник, вцепившись пальцами в ватник Карцева и подтягивая ближе к себе, настолько, что между лицами обоих стояла дистанция лишь в несколько сантиметров.     Рядовой почувствовал, как дыхание старшего лейтенанта обдало его лицо. Было, мягко говоря, не очень приятно, но виду тот не подал, продолжая смотреть прямиком в злобные серые глаза. А вот особист, кажется, нервничал, но злость на выскочку Карцева оказалась сильнее.     — А вы, товарищ лейтенант, меня не задирайте.. — процедил Карцев, через мгновение с небывалой прыткостью вырываясь из хватки и толкая Рыкова в грудину.     Тот, не удержавшись на ногах, но все-таки удержав в руках крепко сжатую ткань ватника, резко отпятился назад, потянув за собой и рядового солдата. Буквально за несколько шагов позади уже находилась бревенчая стена избушки, к которой Рыков от души приложился всем телом, в том числе и затылком. За ним и Карцев, вжимаясь в тело НКВД-шника. Икона, находящаяся в тот момент на верхней полочке вместе с какой-то деревянной посудиной, рухнула на пол. Грохот был такой, что удивляешься, как никто из находящихся на улице солдат, коих было как минимум человек восемьдесят, ничего не услышали. Но как лейтенанту, так и рядовому только это и было нужно, ибо увидит их кто в таком положении - не поймет. Рыков все стоял, держа в руках ткань верхней одежды Карцева. Оба друг к другу щека к щеке, но вдруг НКВД-шник резко отталкивает урку Карцева, глядя на того с нечеловеческой злобой и, кажется, неким страхом.     — А то что, а?!. — прошипел почти в лицо солдату мужчина, тряся того в своих руках.     В тот же момент рука Карцева оказалась на шее НКВД-шника, пережимая ее. Костик как-то одичало заулыбался, на что Рыков лишь резко вдохнул полной грудью воздуха, а выдохнуть уже не смог.     — А ты, никак, узнать хочешь, лейтенантушка? — прорычал рядовой, впиваясь своими грязными ногтями в белую кожу на шее особиста.     Тот широко распахнул глаза, кажется, впервые ощутив страх перед кем-то. Тот самый, с которым обычные гражданские или мелкие солдаты смотрят на представителя НКВД: напуганно, с укором и исподлобья. Словно загнанные в угол звери. Вот только сейчас на их месте был Рыков, и " загнан в угол " он оказался в самом прямом смысле фразы. Карцев хмыкнул, глядя с неким отвращением в глаза мужчины, и грубо оттянул ткань серой шинели. Затем переложил крупную ладонь на подбородок Рыкова, касаясь пальцами ярковыраженных скул. Как только несчастная шинель чуть обнажила бледную лейтенантову кожу, Карцев нехорошо ухмыльнулся и совсем по-звериному, даже чуть слышно рыча, вцепился собственными зубами в шею. Рыков в свою очередь тихо и сдавленно вскрикнул, задергался и уже рефлекторно полез к кобуре рукой. Но вот, юркий рядовой выбивает из рук уже готовящегося нажать на курок лейтенанта его столь излюбленное оружие, от чего то летит на пол. Рыков опускает взгляд на револьвер, злобно и болезненно шикая. Какова напасть! Теперь он был полностью безоружен. Но попытавшись пнуть или хотя бы оттолкнуть подальше проклятого невесть чего творящего солдата, НКВД-шник почувствовал чужое колено меж своих ног, отчего рыпаться перестал.     — Не думай что я тебя пущу, блядь такая. — с тяжелым выдохом проговорил Карцев, вновь крепко сжимая шею Рыкова.     Тот лишь хрипло выдохнул, пытаясь вновь набрать воздух. Карцев продолжил; уже спустя несколько секунд шинель слетела с плеч лейтенанта. Пробубнив что-то себе под нос, рядовой с силой потянул рубаху на теле Рыкова вниз, из-за чего с треском несколько пуговиц слетело. Только когда лейтенанта развернули лицом к стенке, заставляя немного выгнуть спину вперед, тот окончательно опомнился, вновь начав брыкаться.     — Отпусти меня, гнида! Я тебя прямо здесь в расход пущу, о твоей гнилой натуре никто и не заикнется! — щедро осыпал угрозами на самом деле крайне испуганный Рыков.     Карцев лишь молча продолжал свое дело с оскалом на изможденном свежими царапинами лице. Он махом стянул с мужчины портки, а затем прошелся рукою по правому бедру, царапая немного отросшими ногтями. Рыков напрягся, что было заметно: тело пробрала ощутимая дрожь. Чувствуя, как трясется в руках некогда громче всех кричавший о трибунале и листовках НКВД-шник, Карцев разулыбался сильнее прежнего. Он зарылся пальцами в короткие жесткие волосы на затылке Рыкова и придавил голову, заставляя вжаться лицом в стенку. Особист заметно запаниковал, стоило ему только услышать шорох ватных штанов. Чужие руки грубыми движениями оглаживали бедра, оставляя все более явные следы не только от ногтей, но и отметины, оставшиеся от ладоней, что, правда, проходили за считанные секунды.         Резкую боль Рыков почувствовал лишь спустя пару мгновений, стоило его " партнеру " податься вперед, прижавшись тазом к пятой точке. Теплый член уперся крупной головкой в узкое кольцо пульсирующих мышц, а затем вошел практически насухую. Делать это было тяжеловато и неприятно для обоих. А особенно, для Рыкова. Его лицо плавно из бледноватого стало едва ли не пунцовым, а зубы рефлекторно сжались от обхватившей весь район таза жгучей боли. Бедняга прекрасно чувствовал, как детородный орган проникает в него сначала наполовину,   Алексей Рыков, сегодня в 8:19   а затем и весь, и невольно сжимает его внутри себя. Первые несколько толчков даются так же туго, на что НКВД-шник хочет вскрикнуть, да не может.     — Тихо ты!.. Или хочешь всю роту сюда своим визгом созвать? — вполголоса причитает Карцев, крепко накрывая рот Рыкова рукою.     Давит на затылок другой рукой, спускает ее на спину и продолжает тугие и оттого грубые движения. Делается ужасно больно, все словно по швам шипит. От каждого такого толчка Алексей испытывает желание крикнуть, но лишь болезненно хрипит в ладонь, не в состоянии издать более нормальных звуков.        Со временем Карцев начал поддавать в темпе, как только двигаться стало немного легче. Член слабо ощутимо пульсировал внутри горячего зада, издавая тихие хлюпающие звуки. Рыков помалому привык к боли, но все еще не мог адекватно соображать из-за невозможности восстановить дыхание. Грубые и стремительные толчки все развивали скорость, становилось более мерзко, нежели больно, а перед глазами будто все попыло. Карцев и сам был уже весь потный, красный, и дышал учащенно. Он прижимал влажную ладонь к лицу Рыкова, не давая тому и шанса хотя бы нормально вдохнуть. Последний же простонал, хрипло, приглушенно, словно пес подстреленный, а за ним застонал и Костик. Тот наклонился к мужчине и уткнул нос в светлые его волосы, жарко дыша. Сквозь все это отвращение к человеку, его поведению, голосу, телу, он ощущал мимолетную, почти неуловимую искру удовольствия. Причиной того было, скорее всего, отсутствие близости с кем-либо на фронте. Ведь, как правило, в бою ты думаешь первым делом о том, чтобы жизнь свою сохранить. Мыслишь критически. А когда живешь такой жизнью не неделю, не вторую, а того гляди год или два, уже не важно - мужеложец ты или нет. По крайней мере, для тебя самого. В постоянной борьбе за собственную жизнь, жизни товарищей, с которыми по тропе войны идешь бок о бок, да и за судьбу родины в целом, ты потихоньку начинаешь терять связь с прошлым. Мирным временем, которого, увы, более не было вернуть. И себя прошлого после пережитого ты вряд ли уже увидишь. Карцев был одним из тех, кому здравый смысл сохранить удалось лишь на какую-то толику. Он лишь хотел унизить проклятого особиста, чтобы тот наконец почувствовал что-то такое, что в его голове вряд ли уложится. Но более ничего не особо рассудительному уголовничку в голову не пришло.        По истечению семи - десяти минут Карцев и хриплым стоном, сипя, излился в Рыкова. Тот вновь сжал зубы, прочувствовав как давящая боль вновь настигает таз, а вязкая жижа разливается внутри. Обессиленный НКВД-шник валится из рук потерявшего к нему интерес рядового на пол, словно мешок с костями. А последний безразлично уставился на него, надел обратно свои ватные штаны, выправил куртку, и покинул хлипкую избушку как ни в чем не бывало.