поцелованный солнцем

Сколько Борис себя помнит, у него всегда были седые волосы. Одна тоненькая, серебристо-молочная — почти белая — прядь сильно отличалась от остальных тёмно-кудрявых волос. Неизвестно, когда она у него появилась, после смерти матери или была с самого рождения - Борис не знает. Или не хочет знать? Во всех школах он был одним из первых в очереди на какое-нибудь нелепое прозвище. "Альбинос" и "Драко Малфой" — самые распространенные. В очередной раз услышав одно из них, Павликовский закатывал глаза и отмахивался, мол, "отъебись", разговор окончен. Как и любые будущие попытки начать новый. И когда в толпе, ожидающей школьный автобус, он заметил мальчика в глупых черепаховых очках, он не мог не подколоть его "Хэй, Гарри Поттер!". Мальчишка был в рубашке-оксфорде, с портфелем в два раза больше его самого и с максимально уставшим лицом. — Пошёл в жопу — хило отозвался он. Его звали Тео, и совсем недавно он потерял маму из-за взрыва в музее в Нью-Йорке. Веснушки - маленькие солнечные отметины - появились у него сами собой, когда он жил у Барбуров. Никто не обратил на это внимание, даже сам мальчик. Кроме Пиппы. — У тебя веснушки, какая прелесть! — улыбнулась девочка, так тепло, так по-солнечному, что Тео не мог не улыбнуться в ответ. Это была одна из последних и самых чудесных встреч с ней. Теперь и сама девочка ассоциировалась у него с чем-то прекрасным, солнечным, пряным. И ещё с веснушками. Кто бы мог подумать, что он и Борис будут общаться. Всё закрутилось само собой, настолько легко, будто так и должно было случиться. Тео часто думал об этом, как и сейчас, дома перед бассейном холодной ночью. Лунный свет освещал всё пространство, словно обнимал их и тихо шептал, так проникновенно, что по спине невольно проползал холодок. Декер не понимал, действительно ли луна обнимает его, или это всё-таки наркотики, но он определённо хотел остаться здесь. Он, Борис, две недопитые бутылки пива и далёкая луна. Такая же далёкая, как и всё прошлое Тео сейчас — оно будто здесь, прямо перед тобой, но такое размытое, что протянув руку всё исчезает и пропадает во тьме. — Знаешь, а я сразу твои веснушки заметил — прохрипел Борис, ложась на холодную землю, — Смешные такие. Словно тебя солнце зацеловало. — А я твою белую прядь. Так необычно выглядит, — Тео ложится рядом с ним, от холода невольно поджимает руки к груди. Давно на небе не было столько подёргивающихся звёзд. — Да какое там "необычно" — Борис фыркает, слегка приподнимается, лишь бы сделать очередной глоток спиртного и лечь обратно, — скорее уродливо. — С чего ты так решил?! Это... это же так красиво — в груди у Тео что-то сжимается, так, что на секунду становится больно дышать. — А с хера ли это должно быть красиво? — Павликовский чуть ли не рявкает, мечется, злится, только не на Тео, а на себя. — Потому что, — Тео резко приподнимается, также тянется за бутылкой, делает глоток для храбрости и поворачивается к Борису, — потому что это выглядит так, будто тебя поцеловала луна. Глубокой ночью давным-давно заглянула к тебе в окно, и не удержавшись, коснулась холодными губами макушки. И как раз после этого тебе перестали кошмары сниться, ты говорил. Борис слушал его, внимательно, с замершим сердцем. Словно на секунду от наркоты отпустило. До чего же удивительно, что творят с людьми удачные слова в удачное время! Он задумался на секунду, отставив бутылку посмотрел на Тео, по-особенному осознанным взглядом, будто что-то понял. — А тебя словно одарило наше светило. Целовало часто-часто, лишь бы запомнить каждую твою черту. Борис и не Борис одновременно, потому что не под наркотой он в жизни бы такое не сказал. "...оно целовало тебя бесконечно, потому что ты слишком прекрасен, idiot", — подумал про себя Борис и улыбнулся. ...А вдруг, если мы все зацелованные? Помеченные. От пяток до макушки. Нас целовало солнце, нас целовала луна, звёзды, земля, ветер. И мы ищем свою родственную душу именно так? Щелчок — и словно ничего не было. Не было откровения, не было того заветного проблеска истины. Борис улыбается, на дрожащих ногах поднимается с земли и тянет Тео за собой. Тишина между ними — странная, словно натянутая струна, которая сейчас вот-вот лопнет. — Поплыли, Поттер. И Тео соглашается. Они оба успевают скинуть только футболки и необратимо падают в бассейн. Холод, беспомощность, хлорка. Тео хочется задержаться — там, на дне, почувствовать, как всё тело тяжелеет с каждой секундой и больше не хочет подниматься к звёздам. Но Борис ныряет за ним, хватает за плечи и тянет вверх. Сначала Тео сопротивляется, но Павликовский сильнее. Борис обойдёт хоть весь мир, следуя за душой Тео; Тео пройдёт через ад своего прошлого хоть тысячу раз, но попадёт вместе с Борисом к свету. Тео для него — солнце, а сам Борис — луна. — Урод! — Тео горячо размахивает руками, хватает ртом воздух, вокруг одновременно ярко и темно. Борис ничего не отвечает и только тянет его за собой — туда, где, как казалось Декеру, есть свет.