***
Когда она закончила на лицах всего класса был шок. Все это время Марина Игоревна стояла в конце класса с удовлетворенной улыбкой на лице. Лера не могла поверить в происходящее. Безусловно, иногда в ее голову закрадывались мысли об этом, но чтобы это стало действительностью…***
Неделю назад: — Уу, Марина Игоревна сегодня в кожаной юбке, — сказала Лера, подсаживаясь к Олесе, когда завуч прошла мимо их кабинета. — Лера, блять, отстань, — с улыбкой на лице проговорила девушка и продолжила рисовать. — Ну чего ты? А вот представь в ее руке стек… — Да заткнись ты, дурка по тебе плачет, — на этот раз не выдержала и засмеялась Олеся, немного толкая подругу рукой. Лера держалась недолго, спустя пару секунд после того как Олеся начала смеяться, девушку прорвало. — Значит представила все-таки, — немного отойдя от смеха, выдала Лера.***
Раньше такая перспектива вызывали лишь смех, потому что они не представляли, что это может стать реальностью, но сейчас… Может это всего лишь преждевременная шутка на первое апреля? Или сон. Ну да, конечно, она просто спит и все. Удостовериться в точности своей догадки она решила с помощью подруги, сидевший рядом. — Олеся, эй, очнись, — девушка, казалось, окаменела, ее лицо, ранее изображавшее шок, теперь не транслировало никаких эмоций. — Да очнись же ты, — немного громче прошептала Лера и легонько пихнула подругу в плечо. Наконец Олеся перестала изображать каменное изваяние и взглянула на Леру. — Нет, ты слышала? Или мне уже пора в психушку? — Да, да слышала, а теперь будь другом — ущипни меня. — Что? Зачем? — непонимающе спросила Олеся. — Не спрашивай, просто ущипни и все. — Н-ну ладно, — неуверенно сказала девушка. Негромкое «ой» нарушило всеобщую тишину, и Лера с ужасом поняла, что это не сон. Девушка поставила локти на парту и подперла голову руками, пытаясь уложить все недавно произошедшее в голове. В это время учащиеся начали отходить от первоначального шока. — Пиздец, — донеслось откуда-то с задних парт. Екатерина Григорьевна еще не успела отреагировать на это высказывание, как Марина Игоревна уже произнесла своим мерзким скрипучим голосом: — Кто это сказал? В ответ ни звука. — Если тот, кто это сказал не признается, то вы все по очереди отправитесь в кабинет наказаний. — Марина Игоревна, может на первый раз простим, — попыталась спасти свой класс Екатерина Григорьевна. — Нет, — перебив ее, произнесла завуч, — пусть сразу привыкают, что за нарушением правил будет следовать наказание. Кое-как осмыслив происходящее, Лера с ненавистью посмотрела на нее. «Вот же стерва, ставлю тысячу против рубля, что она всегда мечтала об этом», — подумала она и взглянула на задние парты. И все-таки, кто же это сказал? — Что ж, раз оратор не хочет признаваться… — Ну допустим, что это я, — подал голос белобрысый молодой человек, сидящий за последней партой, — и что вы мне теперь сделаете? Глеб? Впрочем, ничего удивительного, он вообще не умеет держать язык за зубами, было бы странно если бы он промолчал. — Ничего особенного, Орлов, просто сделаем то, что предписывает приказ, — спокойным голосом проговорила Марина Игоревна. — Ничего вы мне не сделаете, не имеете права, да и родители мои не давали никакого согласия. — Возможно вы прослушали, Орлов, так я вам озвучу: меры обязательны к исполнению независимо от мнения родителей или законных представителей. И так во всех школах, лицеях и гимназиях. Поэтому вы либо продолжаете обучение и получаете то, что заслужили, либо забираете документы и остаетесь без аттестата о среднем образовании. Итак, что вы выбираете, Орлов? — Я не собираюсь ни забирать документы, ни потакать этим глупым приказам, — зло прошипел парень. — Что ж, министерство предвидело такой поворот событий. Екатерина Григорьевна, сходите пожалуйста в 314 кабинет и позовите Максима Юрьевича. К сожалению, Екатерина Григорьевна ничего не могла поделать, если бы она пошла против образовавшейся системы, ее бы просто уволили, и дети потеряли бы человека, который способен их поддержать в это нелёгкое время; она вышла из кабинета, виня себя за то, что не вмешалась в ситуацию вовремя. Лера пристально посмотрела на Глеба, про себя ругая того за глупость и безрассудство. Неужели завуч действительно собирается «наказать» этого балбеса… И кто такой Максим Юрьевич? Лера никогда раньше не слышала о нем от других классов, и из тех учителей, которые преподавали в ее классе не было людей с таким именем. Так как в классе все еще находилась завуч, Лера не спешила расспрашивать одноклассников об их предположениях по поводу того, кто же такой этот Максим Юрьевич. Наконец-то напряжённую тишину нарушил звук открывающейся двери. Как и ожидалось в класс вошли двое — Екатерина Григорьевна и какой-то неизвестный мужчина по виду лет тридцати. — Добрый день, Марина Игоревна, — произнёс незнакомец, — признаюсь, я вам не поверил, когда вы сказали, что процедуру надо будет проводить в первый же день. Так вы еще и с классом угадали, 11 Е как я понимаю, — мужчина обвел подростков взглядом, а затем посмотрел на Марину Игоревну, будто задавая вопрос. Завуч едва заметно кивнула. — И кто же из вас, проказники, отличился? — Допустим я, — всего лишь второй раз за день произнес свое коронное «допустим» Глеб, — только для начала хотелось бы узнать кем вы являетесь. В кои-то веке язвительность Глеба принесла хоть какую-то пользу. Теперь Лере не надо будет выискивать ответ на мучивший ее вопрос по всему Лицею. Однако, существовала маленькая вероятность того, что мужчина не захочет отвечать на заданный вопрос. Опасения развеялись, стоило мужчине начать свою речь: — Ох, точно. Как же я мог забыть. Приношу извинения за свое невежество. Меня зовут Максим Юрьевич, и моя должность заключается в том, чтобы наказывать провинившихся учеников. — Министерство образования предвидело то, что некоторые учащиеся не захотят добровольно принимать наказание за нарушение порядка, поэтому и постановило нанять специального человека для проведения дисциплинарных взысканий, который будет в силе с вами совладать, — с чувством превосходства проговорила женщина. Сказать, что все ученики впали в шок нельзя, потому что они из него до конца и не выходили, но у некоторых включилась защитная реакция, заключающаяся в смехе и шутках. Им повезло, что завуч не смогла услышать их, — у нее зазвонил телефон, и она покинула кабинет. — Нам всем пора в дурку. — Говорила же, что мы все в шизоидов превратимся после вчерашнего урока литературы, — самодовольно выдала Лера. Вчера на литературе они обсуждали символистов и пытались разобраться в написанном ими, по мнению Леры, бреде.***
Шла вторая литература подряд, и Лера уже не могла сдержать свое возмущение из-за бессмысленности происходящего. Поэтому она повернулась к Диме, который сидел позади нее и как обычно залипал в телефон, и шепотом начала: — Да по-любому поэты вообще не вкладывали в свои произведения какой-либо смысл, и если бы они видели каким бредом мы занимаемся, то сто процентов сказали бы, что мы все придурки. Господи, на что я трачу свою жизнь, — закончила свой монолог девушка. Дима на секунду отвлёкся от телефона, чтобы коротко рассмеяться в ответ, и снова вернулся к своему занятию. — В поэме «Двенадцать» можно увидеть два смысла: первый — просто двенадцать красноармейцев, которые ходят по городу и творят бесчинства, а второй — двенадцать апостолов… — на заднем фоне раздавался голос учителя. — Такими темпами мы точно превратимся в шизоидов. — Да, иногда хочется уехать в лечебницу также, как Актер, — вставил Артем. Недавно они проходил произведение «На дне» по литературе, поэтому каждый считал своим долгом сделать какую-нибудь остроумную отсылку. — Да нам всем поздно ехать в лечебницу, приехали уже…***
— А ну замолчали, — почти моментально шикнула Екатерина Григорьевна, намереваясь на этот раз успеть умерить пыл своих взбалмошных учеников, чтобы те не нарвались на неприятности. Она с опаской посмотрела на «специально нанятого человека». Максим Юрьевич слышал все, что говорили учащиеся, но ничего не сказал, лишь поглядел на них многозначительным взглядом. Екатерина Григорьевна вздохнула с облегчением. Произошло что-то неестественное и за столь короткое время ученики успокоились, взяв свои эмоции под контроль, и когда через минуту в класс вернулась Марина Игоревна, в помещении была полная тишина. — Извините, был важный звонок, — соблюла формальность женщина. — Тем не менее, — прервал всеобщее молчание Максим Юрьевич, — что такого сделал этот молодой человек, — спросил мужчина, устремив свой взгляд на Глеба. — Этот молодой человек, — сделала акцент на последних двух словах женщина, — использовал ненормативную лексику. Глаза Глеба метали молнии и это невозможно было не заметить. Он был довольно вспыльчивой натурой, и сейчас он был готов взорваться. — И, насколько я понял, он отказывается проследовать в кабинет наказаний, — сделал вывод мужчина. — Именно так. — Что ж. Я дам вам, молодой человек, последнюю попытку пройти в кабинет самостоятельно, в противном же случае, я буду вынужден вам помочь. Глеб продолжал стоять и прожигать его взглядом, не сдвинувшись ни на миллиметр. Он бросал вызов, вызов несправедливой системе, которая решила, что ей все подвластно. Все понимали, что его борьба была обречена на провал, но упрямство давало ему ложную надежду на успех. Минута шла за минутой. Все ожидания парня рухнули в один момент: Максим Юрьевич в несколько мгновений оказался рядом с ним и резким движением руки схватил его за ухо. — Ай, — вскрикнул Глеб скорее от неожиданности, чем от боли. Учащиеся смотрели на это действо, вылупив глаза. — Я давал вам шанс, вы им не воспользовались, — констатировал факт мужчина. Глеб и сказать ничего не успел как его тушка, ведомая Максимом Юрьевичем, оказалась в коридоре. Сознание парня, казалось, так и осталось неподвижно стоять в классе и размышлять о творившемся беспределе. Тем не менее, скоро оно вынужденно вернулось к своему владельцу. Максима Юрьевича неслабо удивил тот факт, что парень спокойно следовал за ним, мужчина ждал активных сопротивлений и попыток освободиться, что было бы естественно, поэтому такое послушание и спокойствие не на шутку его напрягло. И только он успел осмыслить все это в своей голове, как почувствовал, что его тело резко дернули влево. И в эту же секунду рука мужчины стала быстро мотыляться в разные стороны. — Эй, эй, потише, ты же так себя без уха оставишь, — перешёл на «ты» мужчина. Глеб пришел к следующему выводу: в классе он ему выкал только чтобы придать своей речи больше строгости. Так, стоп, ему надо думать вообще не об этом, а о том, как выбраться из железной хватки Максима Юрьевича, которого он уже в своих мыслях называл «экзекутором», и при этом остаться с ухом. Он перестал брыкаться, так как боль в зажатом между пальцами ухе стала практически невыносимой. — Пустите меня, — тихим злобным голосом сказал Глеб, устремив полный самоуверенности взгляд прямо в глаза мужчины. Того, однако, это шоу не впечатлило. — Ну что, успокоился? — совершенно спокойно поинтересовался Максим Юрьевич. Глебу хотелось громко выкрикнуть «Нет!», но он не сделал этого, понимая, что таким образом он сам окажется в худшем положении, ведь сейчас он находится в длинном коридоре, стены которого украшали двери с разными номерами, и все эти двери объединяло одно — сейчас за каждой из них сидит минимум двадцать человек, и у них идет урок. Поэтому если он закричит, то все, конечно же, повыползают из кабинетов, чтобы посмотреть что же стряслось, и тогда о его позоре узнает весь Лицей, а этого парень допустить не мог, именно по этой причине он промолчал, продолжая буравить экзекутора ненавидящим взглядом. И вдруг в его голове родилась идея: он решил, что начнёт операцию по своему спасению, когда окажется за закрытыми дверями, один на один с мужчиной, тогда то уж он точно не рискует быть опозоренным. — Значит успокоился, — заключил мужчина и продолжил свой путь. Глеб без всякого сопротивления последовал за ним, и дело уже было вовсе не в сжимающих ухо пальцах, а в стратегии, которую разработал для себя парень. Ему нужно было как можно быстрее оказаться в каком-нибудь кабинете, а то, что они идут именно в кабинет, не вызывало никаких сомнений. Вскоре они добрались до места назначения. На двери чётко выделялись цифры 314. Глеб вспомнил, что отсюда этот демон и вылез, ведь Марина Игоревна отправила классную руководительницу как раз в этот кабинет. Несмотря на то, что психолог ушла в декрет несколько месяцев назад, у всех в головах осталась установка «314 — кабинет психолога». Даже в такой плачевной ситуации многие сочли бы данный факт забавным. Вот и Глеб не упустил возможности слегка ухмыльнуться. — Странные нынче психологи пошли. Максим Юрьевич никак не отреагировал на этот выпад со стороны ученика, лишь сделал для себя пометку провести беседу об уважении к старшим. Мужчина и парень переступили через порог кабинета. Ухо парня сразу же оказалось на свободе, и тот вздохнул с облегчением. Глеб очень хотел размять его, но чувство собственного достоинства не позволило ему это сделать. Ему же в конце концов семнадцать лет, и он не будет показывать свою слабость перед врагом, как малыш. Помещение было небольшим по размеру с окнами, открывающими вид на множество небольших домиков и верхушки многоэтажек, располагавшихся вдали. На подоконнике стоял огромный круглый кактус с длинными широкими колючками. Глеб не сильно разбирался в биологии, поэтому даже если бы он стал осматривать помещение и заметил это растение, то все равно не смог бы сказать как оно называется. Парень не обратил внимания на еще одну деталь — сейф в самом конце кабинета. И если бы он его увидел, то несомненно задался бы вопросом: зачем в кабинете психологии нужен сейф? В остальном это был самый обычный кабинет со столом, занимающимся почти все свободное пространство, двумя стульями и парой небольших шкафчиков. Что ж, первый этап плана пройден — он остался один на один с экзекутором. А вот дальнейшие действия были еще в разработке, парню надо было срочно что-то придумать. Глеб оторвался от размышлений, услышав звук поворачивающегося в замке ключа. И его невероятно напрягло данное действие со стороны мужчины, но парень старательно делал вид, что все хорошо. Только что придуманный им план провалился, Глебу надо было срочно конструировать новый. Так как времени на раздумья уже не осталось, он принял весьма глупое и безрассудное решение, о котором очень скоро пожалеет. Закончив запирать дверь, Максим Юрьевич направился к столу. Глеб, заметив приближающегося к нему мужчину, невольно отскочил от него, чуть не врезавшись в один из шкафов. Мужчина предвидел такую реакцию, поэтому прошёл мимо подростка, делая вид, что тот ему безразличен, чтобы немного успокоить парня; хотя сомневался, что в предвкушении событий, которые будут происходить дальше, вообще возможно успокоиться. Сев за стол, Максим Юрьевич открыл одну из полок и достал оттуда папку с некоторым количеством листов. Вытащив один из них, он начал внимательно изучать его содержимое, выискивая нужную информацию. Глеб все еще стоял на одном месте, не сводя глаз с мужчины. Все, медлить нельзя, иначе может стать поздно. Дверь заперта на ключ, поэтому остается только одно. Третий этаж — не слишком высоко, верно? Как раз на одном из окон не было сетки. Парень рванул к подходящему окну, резко схватил оконную ручку и повернул ее вправо. Оставалось только открыть окно и… Максим Юрьевич обомлел, поняв намерения ученика. Он явно не ожидал, что взрослый сообразительный парень может такое вытворить. Мужчина вскочил со стула и в один прыжок оказался рядом с пока не успевшим продемонстрировать свои навыки полёта парнем. Парень почувствовал, как чья-то рука схватила его за шиворот и потянула в противоположную сторону от окна. Глеб грустно смотрел на то, как Максим Юрьевич закрывает окно и снимает с него ручку. Вот и все, теперь его точно ничего не спасёт от наказания. Хоть бы не добавили за такой «героизм». Закончив манипуляции с окном, мужчина повернулся к парню, медленно шагая в его сторону; выражение его лица не сулило ничего хорошего. — Ты что, совсем сдурел? — злым шёпотом поинтересовался мужчина, — думаешь, что умереть будет более смелым шагом, чем принять наказание? — Так вот, мне придется тебя расстроить, сказав, что твой безрассудный поступок был не только не героическим, но и глупым. Мужчина продолжал приближаться к Глебу, парень начал в быстром темпе пятиться назад. И вот он уже упёрся в стену. Бежать больше некуда. Парню оставалось только смотреть на подходящего мужчину злыми глазами готового атаковать обидчика дикого зверька. Его нисколько не задели слова экзекутора, назвавшего его трусом, так как он сам не считал себя таковым. Максим Юрьевич остановился в двадцати сантиметрах от парня и начал думать что теперь с ним делать. Вообще, за угрозу здоровью (неважно своему или чужому) полагалось два десятка ударов тростью — так было написано в документе, который и рассматривал Максим Юрьевич, сидя за столом. Ему было жалко маленького дурачка, ведь тому предстояло еще двадцать ударов паддлом за сквернословие, но наказать за этот поступок надо было: в другой раз он может и не успеть его остановить. И он решил немного отступить от правил. — Скорее всего ты еще не знаешь, Глеб, но за такие поступки полагается наказание в виде двадцати ударов тростью, — проговорил мужчина, наблюдая за тем, как выражение лица парня меняется с агрессивного на испуганное, — однако, я могу заменить трость на кроссовок, и хоть тогда ты получишь не двадцать ударов, а сорок, но могу тебя заверить, что трость бьёт намного больнее кроссовка. Выбор за тобой. — Я ничего не выбираю, — выкрикнул Глеб и оскалился. — Эх, а я ведь хотел тебе помочь, — с наигранным сочувствием проговорил Максим Юрьевич, — но как скажешь, трость так трость. Парень на секунду задумался не совершил ли он ошибку, однако он быстро отбросил эту глупую, с его точки зрения, мысль. — Впрочем, начнем мы не с нее, — продолжил мужчина, — для начала нам надо разобраться с твоим сквернословием. После этих слов экзекутор наконец отошёл от парня и направился к шкафу. Глеб уже было вздохнул с облегчением, как вдруг увидел внезапно появившуюся в рука мужчины дощечку размером с учебник биологии с ручкой. — Не вижу смысла долго разглагольствовать, потому что ты и сам скорее всего знаешь, что ругаться матом нехорошо, поэтому начнём. Подойди к столу, спусти штаны и нижнее белье и упрись в него руками, — приказал мужчина. Естественно он абсолютно не надеялся на то, что парень послушается, поэтому опешил, услышав: — Да, конечно, сейчас подойду и сделаю все как вы сказали, — смиренно произнес парень. Но через пару секунд произошло то, что должно было произойти. В глазах Глеба появились искры веселья, когда он увидел лицо экзекутора полное недоумения. Парень не смог завершить придуманное им представление до конца, потому что не выдержал и зашелся диким хохотом. — Такие слова вы хотели услышать, не правдали ли? — успокоившись, подколол мужчину подросток. Максимом Юрьевичем на мгновение завладело чувство злости, ему хотелось схватить нахального мальчишку за загривок и всыпать тому по первое число. Тем не менее здравый смысл взял вверх и заставил мужчину успокоиться. Он понимал, что такие выпады со стороны парня — ничто иное как попытка защититься. А еще он понимал, что заднице мальца и так неслабо достанется, а об уважении поговорить все-таки надо. Что же делать? И тут, в голове мужчины возникло правильное решение проблемы. — Да, хотел бы, Глеб. Но я понимаю, что от тебя их ждать не стоит, потому что ты просто-напросто трусливый ребенок. Парень только оскорбленно фыркнул на это. Он все также стоял на месте, готовый защищаться. Мужчине ничего не оставалось, кроме как силой заставить юношу нагнуться над столом, поэтому он положил паддл на стол, стремительно подошел к парню и схватил того за ухо. В этот раз, в отличие от первого, который произошёл в коридоре, Глеб был готов к такому повороту; когда экзекутор схватил его за ухо, парень извернулся и без зазрения совести впился зубами в предплечье мужчины. Максим Юрьевич зашипел от боли, но уха не выпустил, напротив — усилил хватку, сжимая пальцы сильнее, и опустил запястье чуть ниже, что заставило парня немного пригнуться. В таком положении тот точно не сможет укусить его еще раз. В ответ на такие действия мужчины, парень лишь глухо зарычал. Где-то внутри него пылал огонь ярости, не позволявший ему смириться со своим положением. — Что, не нравится, да? А надо было слушаться, когда я говорил подойти, — нравоучительно произнес Максим Юрьевич и повел подростка к столу. Глеб отчаянно не позволял нагнуть себя над столом: он вертелся и упирался, наплевав на боль в зажатом ухе. — Все, парень, мне это надоело. Максим Юрьевич подвел Глеба к столу так, чтобы его бедра вплотную упирались в поверхность стола, затем мужчина прижался к нему и, наконец, отпустил ухо. — Эй, что вы делаете, — спросил Глеб, пытаясь отпрыгнуть от экзекутора. Максим Юрьевич продолжил совершать задуманное, не обращая внимания на слова подростка: он обхватил того за талию одной рукой, а другой завёл руки парня за спину, и начал нагинаться, заставляя юношу делать то же самое. И вот торс Глеба уже лежит на столе, мужчина перемещает руку, обхватывающую талию парня, ему на шею и одним движением возвращается в вертикальное положение. — Следовало бы выдать тебе дополнительных ударов за сопротивление, как и полагается, но, боюсь, что твои ягодицы и бедра и без этого достаточно пострадают, поэтому я не стану этого делать. — Большое вам спасибо, вы так великодушны, — с сарказмом проговорил Глеб. — Обращайся, — усмехнувшись, сказал мужчина и потянул спортивные штаны, которые именно сегодня решил надеть Глеб, вниз. Парень, не ожидавший, что все будет происходить так стремительно, все же не растерялся и начал лягаться ногами в надежде пнуть ненавистного экзекутора. Он ничего не говорил, так как понимал, что от слов толку будет мало. — Глеб, предупреждаю тебя, если ты сейчас не успокоишься, то мне придется наказывать тебя на колене, как маленького. Парень отказывался слушать мужчину и продолжил брыкаться; он не мог просто взять и перестать сопротивляться, самоуважение и излишняя гордость не позволяли ему это сделать. — Я тебя предупреждал, парень, ты пропустил мои слова мимо ушей, — спустя минуту ожидания проговорил Максим Юрьевич. В глубине души мужчина хотел, чтобы парень одумался и прекратил свое бессмысленное сопротивление. Однако юноша этого не сделал и Максиму Юрьевичу пришлось выполнить угрозу: свободной рукой он выдвинул стул из-за стола и пододвинул его поближе к себе, после он схватил подростка за руку, параллельно присаживаясь на стул, и опрокинул юношу к себе на колени, сразу же фиксируя его ноги своей левой ногой. Паддл лежал на столе в пределе досягаемости руки мужчины, поэтому он легко взял его, сказав: — Вот теперь начнём. Подросток не успел понять как оказался перекинутым через правую ногу мужчины, он хотел было снова начать дёргаться, но с ужасом осознал, что не может этого сделать. Пока Глеб раздумывал какой колкостью поразить экзекутора на этот раз, чтобы хоть как-то себя подбодрить, на его задницу опустился первый удар. В кабинете раздался громкий шлепок. Парня, которому было стыдно только от того факта, что он находится без штанов на чьих-то коленях, этот звук заставил зажмуриться. Он готов был оказаться где угодно, даже на контрольной по химии (хотя он был стопроцентным гуманитарием и ничего в ней не понимал, оказавшись в естественнонаучном классе по случайному стечению обстоятельств) только не здесь. Но сдаваться просто так он не желал, поэтому решил, что не произнесет ни звука, пока этот гнусный экзекутор будет его бить. Однако боевой настрой Глеба испарился уже к седьмому удару: пока что парень не кричал, лишь громко шипел. Максим Юрьевич поражался такой стойкости мальца, он думал, что тот закричит после первого же удара, но мальчик издал первый звук, шипение, только после девятого удара. Мужчина не читал нотаций, так как прекрасно понимал, что парень знает, что материться нельзя; он наказывал его лишь для того чтобы напомнить об этом. Удары продолжали сыпаться на попу парня и, когда до конца оставалось восемь ударов, Глеб не выдержал и тихо заплакал. Он стал молотить кулаками по ноге мужчины, в надежде, что тот его отпустит. Впрочем своими действиями он добился исключительно усиления ударов и строгого «Перестань это делать». Юноша прекратил, и сила ударов тут же стала прежней. Глеб не знал сколько ударов ему еще предстоит вытерпеть и, поборов свою гордость, он решил больше не злить экзекутора, осознав, что никак сбежать у него не получится, а своими брыканиями он только вредит собственной пятой точке. Звук звонка, оповещающий о конце первого урока, пронесся по коридору. Глеб запаниковал: терпеть удары, молча роняя слезы, он был больше не в состоянии, но если он закричит, вышедшие в коридор ученики все услышат. Парень не мог допустить, чтобы это произошло; он поднес одну из рук ко рту и вцепился в нее зубами, ожидая следующего удара. Он лежал так уже тридцать секунд, и вдруг тишину в кабинете нарушил голос Максима Юрьевича. — Надеюсь, что ты больше не будешь материться, Глеб, — произнес мужчина, кладя орудие наказания на стол, и через секунду добавил, — и не только в стенах Лицея, но и за его пределами. Несмотря на боль в отшлепанной паддлом заднице, Глеб не смог не усмехнуться в ответ на такое наивное предположение экзекутора; однако на этот раз парень предпочёл не озвучивать свои мысли вслух. Он вытащил руку изо рта, но не расслабился: юноша помнил о своей бестолковый попытке сбежать через окно и понимал, что надеяться на то, что экзекутор простит ему эту оплошность было бы неразумно. — А теперь вернёмся к твоей безрассудной выходке с окном. И хотя ты чётко дал понять, что трость для тебя предпочтительнее, — в голосе мужчины можно было расслышать нотки сарказма, — я все-таки уточню: двадцать ударов тростью или сорок — кроссовком? Мужчина знал, что если парень повторно заупрямится, ему придётся использовать трость и перед этим снова нагнуть юношу над столом, и не факт, что тот не начнёт брыкаться, как в прошлый раз. Поэтому подсознательно Максим Юрьевич желал, чтобы подросток умерил свой пыл и выбрал меньшее из двух зол. В это же время Глеб старался не акцентировать свое внимание на том, что находится на колене экзекутора, и пытался решить какой вариант будет лучшим для него. И, наконец, засунув гордость, которая не планировала оставлять в покое своего владельца так легко, куда подальше, Глеб тихо ответил: — Кроссовок. Мужчина хотел было сказать: «Правильный выбор», тем не менее промолчал, догадываясь каким трудным был для подростка этот шаг; он лишь легонько похлопал его по спине в знак одобрения, на что парень отреагировал громким сопением. Максим Юрьевич, продолжая удерживать парня, потянулся к ручке третьей полки стола и, открыв ее, вытащил оттуда большой черный кроссовок с логотипом Nike. Далее, он положил его на край стола, понимая, что для дальнейших действий ему потребуются обе руки. Мужчина заранее завёл руку подростка, которая могла помешать процессу, за спину и одним движением стянул с него трусы. Из горла Глеба донесся злобный рык. Забыв про все свои заключения, он отчаянно задёргался, совершая одну попытку вырваться за другой. Потратив все свои силы, он замер на колене экзекутора, все мышцы юноши пребывали в напряжённом состоянии. Парень ледяным голосом прошептал: — Верните на место то, что сняли. Максим Юрьевич, который был готов к такой реакции, невозмутимо произнёс: — Нет, Глеб, за риск своим здоровьем полагается порка по оголенным ягодицам. Глеб оскалился. Он перестал переживать о том, что кто-то может услышать и громко закричал: — Пустите! Я ненавижу вас и эту чертову систему! — Этими криками ты ничего не добьешься, разве что соберёшь весь народ из коридора под дверью, — мужчина взял кроссовок и занёс руку для первого удара. Вот только кроссовок опустился не на задницу парня, а на его руку, которой он попытался прикрыться. — Глеб, убери руку. — Нет, вы же меня не послушали, вот и я не собираюсь. Максим Юрьевич покачал головой. Какой же характерный парень. Мужчина взял руку подростка, и, хотя тот усиленно пытался не дать ему это сделать, прижал ее к его спине. Он снова занесён руку для удара, и в этот раз удар приземлился куда надо. Так как подросток уже получил два десятка ударов паддлом, поверхность кроссовка доставляла ему ощутимый дискомфорт. Первоначальная истерика прошла, здравый смысл возобновил свою деятельность. Двадцать ударов Глеб выдержал практически молча, лишь изредка фыркая и слегка брыкаясь. Подросток решил во что бы то ни стало не кричать: юноша все еще не мог смириться с тем, что с него стянули нижнее белье, поэтому хотел позлить экзекутора отсутствием реакции на наказание. И более того, он уже достаточно опозорился для одного дня, чтобы еще раз заплакать перед мужчиной. И сейчас, когда количество ударов перевалило за двадцать, и боль от порки паддлом еще не успела пройти, Глебу было очень тяжело удержаться от слез и криков. Максим Юрьевич наблюдал, как задница парня меняет цвет с розового на красный. Что бы там юноша себе не надумал, мужчине не приносило никакого удовольствия наказывать его. Он решился устроиться на эту работу не потому что ему нравилось наказывать детей. В прошлом военный, он сетовал на отсутствие дисциплины в современных учебных заведениях. Его жена работала в Лицее учителем физики, и ежедневно, приходя домой, начинала жаловаться на отвратительное поведение учеников. И вот в свои сорок лет, услышав об указе министерства образования, которое всполошило всех, кто успел посмотреть новости, мужчина решил взвалить на себя эту нелёгкую ношу: дисциплинирование молодого поколения. Он являлся владельцем юридического агентства и имел достаточно свободного времени, чтобы закрепить за собой еще одну должность. Он осознавал, что даже для него, военного человека, будет эмоционально непросто осуществлять наказания детей. И теперь, когда ему приходится пороть ученика в свой первый рабочий день, его успокаивала лишь мысль о том, что он делает это, чтобы дети стали лучше. Парень снова сомкнул зубы на своей руке. Вот же упрямец. Хорошо, что до конца осталось всего десять ударов. Глеб больше не мог никак не реагировать на происходящее, даже рука уже не помогала удержаться от криков. Парень потерял счет после двадцать второго удара, бросив все свои силы на молчание. Однако не плакать у него не получилось: слезы сами потекли из глаз, заставляя подростка изредка доставать руку изо рта, чтобы их смахнуть. — Ау, остановитесь! — не вытерпев, выкрикнул Глеб и хлюпнул носом. Максим Юрьевич продолжил своё дело, невзирая на вскрики подростка, которые теперь звучали после каждого удара. Последний сороковой шлепок оставил отпечаток на заднице парня. Мужчина положил кроссовок на стол рядом с паддлом. Он пока не отпускал подростка, решив подождать пока он успокоится, только отпустил руку, зафиксированную во время наказания. Глеб громко всхлипывал, закрыв лицо руками, он хотел было встать, и вдруг почувствовал на своей спине руку экзекутора. — Тише, парень, все уже закончилось, — произнес мужчина, осторожно гладя юношу по спине. Глеб оскорбленно дернулся, и Максим Юрьевич поспешил убрать руку. — Может вы уже отпустите меня? — спустя пару минут поинтересовался парень, немного осипшим от криков голосом. Мужчина порешил, что малец окончательно успокоился, раз к нему вернулся дерзкий тон, поэтому он убрал свою ногу, фиксирующую ноги подростка; Глеб сразу же вскочил с колена мужчины, с трудом удержав равновесие. — Так, штаны с трусами не надевать, — строго сказал Максим Юрьевич, увидев, что парень уже собрался это сделать. Глебу было откровенно плевать, что там говорит человек, который унизил его. — Глеб, я кому говорю, — заметив, что парень не реагирует, мужчина встал со стула, подошел к нему и сильно шлепнул его по заднице. — Ай! Что вы себе позволяете?! — к парню вернулся начальный агрессивный настрой, и боль в ягодицах только усиливала его гнев. — Не волнуйся, не позволяю себе больше того, что прописано в приказе. А ты, как я погляжу, уже повторения процедуры захотел. Неужели так неймётся? Мужчина жёстко пресек зарождающийся бунт подростка. Напоминание о порке подействовало на парня, как ведро ледяной воды; он не горел желанием третий раз за день получать по заднице, поэтому, опустив глаза в пол, замер в ожидании дальнейших указаний экзекутора. — Отлично, — проговорил Максим Юрьевич, заметив, что парень притих, — а теперь иди и встань в угол. — Что? Я не малолетка какая-нибудь, чтобы в углу стоять, ясно, — в глазах Глеба появился опасный огонёк. — Это наказание за неуважение к старшим. Или ты предпочтешь порку? — мужчина вопросительно взглянул на юношу. — Нет, — выплюнул Глеб и поплелся в угол. По дороге к углу парень пнул ножку стола, показывая все свое недовольство. — Десять минут, — объявил Максим Юрьевич, а сам сел заполнять какие-то бумаги. Глеб стоял, уткнувшись в пересечение двух стен, казалось, его лицо было краснее вареного рака. Юноша старался не думать о том, что стоит с голой задницей, но получалось плохо. Хорошо, что до конца обучения в Лицее остался год. Как же не повезло тем, кто в этом году только в первый класс пошел. И нормально ли то, что его забрали прямо посреди учебного процесса, лишив тем самым возможности получать знания? — Десять минут истекли. Ты свободен, Глеб, — сказал мужчина и, поняв, что парень не слышит его, повторил громче, — Глеб, свободен. Подросток стоял, погрузившись в свои мысли, поэтому не с первого раза понял, что мужчина что-то ему говорит. Но, услышав, что он свободен, юноша рывком натянул штаны и нижнее белье, слегка поморщившись от неприятного жжения кожи, и выскочил из кабинета, не удосужившись попрощаться с его нынешним владельцем. — Эх, Глеб, какой же ты все-таки упрямец. На душе Максима Юрьевича остался неприятный осадок.***
В то время, когда Глеб пулей вылетел из 314 кабинета, в классе шел урок истории. Парень старался дойти до своего кабинета как можно быстрее, но боль и зуд от трения одежды о кожу плохо этому способствовали. Спустя две минуты Глеб добрался до родного кабинета и, не забыв постучать, вошёл. — Извините за опоздание, Артем Юрьевич, можно войти. — Проходите, проходите, Глеб, — доброжелательно сказал учитель своим громким и звучным голосом, благодаря которому Глеб смог определить, что у него сейчас история еще будучи в коридоре. Преподаватель истории знал почему подросток не пришёл на урок вовремя: Екатерина Григорьевна все ему объяснила. Поэтому он без каких-либо расспросов и нотаций по поводу опоздания пустил парня в класс. Глеб последовал на свое место, которое находилось недалеко от входа и резко сел на стул, стараясь скрыть свои эмоции. На протяжении урока истории и всех последующих уроков юноша ни с кем не разговаривал. Он не реагировал даже на свою лучшую подругу Наташу, которая очень волновалась, видя друга в таком состоянии, и пыталась как могла его поддержать. Все в классе поняли что произошло, и не приставали к Глебу с вопросами. На переменах все классы выходили в коридор, темой разговора был злополучный указ Министерства образования. Люди из разных классов, даже те, что ранее считали друг друга врагами, делились с товарищами по несчастью своими возмущениями и предположениями о дальнейшей школьной жизни. И когда по коридору проходил Максим Юрьевич, завуч или кто-то из учителей, одни моментально замолкали, другие делали вид, что общаются на какую-то вообще не относящуюся к образованию тему. В конце дня в раздевалке к Лере пришла мысль поговорить с одноклассниками о том, как действовать дальше, но делать это в здании Лицея было бы верхом глупости, поэтому девушка попросила всех собраться на пустыре, располагавшемся поблизости, добавив: — Глеб, ты можешь не идти, мы все понимаем. — Да, мы все понимаем, — подтвердили ее слова ребята. — Нет, я приду, — впервые после того как его наказали, заговорил с одноклассниками Глеб. Подростки продолжили переобуваться и натягивать куртки, некоторые уже покинули здание и отправились в назначенное место. Наконец все дошли до пустыря, самой последней была Олеся. — Ну ты и капуша, — по-дружески съязвила Лера, за что заработала бросок снежком. Лера начала говорить первой, в конце-концов, это она всех сюда позвала. — Итак, дамы и господа, мы собрались здесь, чтобы решить что делать в сложившейся ситуации. — Нельзя просто сидеть сложа руки, надо бороться, — донеслось из толпы, состоящей из двадцати четырех человек. — И за Глеба отомстить! Глеб, до этого стоявший в стороне, решил поведать одноклассникам о качествах личности нового сотрудника Лицея коротко и ясно: — Хочу заметить, что мужик, который уволок меня из кабинета тот еще урод. — Так, значит сначала мстим за Глеба. Пусть каждый подумает и назовёт свой способ мести, обсудим это завтра после занятий на этом же месте, — предложила Лера, одноклассники одобрили ее слова громкими возгласами. Так и прошёл понедельник, первый учебный день в неделе. Все разошлись по домам, размышляя что же принесёт в их жизнь это неожиданное изменение.