Always Right

Она кидает в него вазу. Дурацкую вазу с каминной полки, совершенно случайно попавшуюся ей под руку. Осколки мелким крошевом оседают около стены - она промахнулась. - Ненавижу, - голос похож на надсадный хрип. - Ненавижу тебя! Адам молчит. Смотрит на нее мертвым взглядом безумца и не кидается к ней с утешениями. И она позволяет себе ненавидеть брата во всех его ипостасях - сил сопротивляться гневу просто нет. Он захватывает, подчиняет, стирая границы разумного. Она хочет закричать, но тихий голос Итана не дает ей сорваться. - Уходи, - он не просит и не приказывает, но Адам действительно уходит. И от этого ей хочется кричать еще громче. /// Он гонится за ней по улицам Венеции. Загоняет, словно дикого зверя - такой она кажется самой себе. Смесь таблеток и адреналина кипит в крови, блики воды кажутся причудливыми монстрами, готовыми утащить ее в бездну канала. И она бесстрашно идет за ними. - Чарли! Крик Итана остается позади. Он смотрит в след ее петляющим прыжкам по гондолам, - она знает это, но не поворачивается к прошлому спиной. Ей хочется, чтобы он остался её прошлым. /// Чарли долго торчит в ванной. Умывается холодной водой, пялясь в собственное отражение, которое хочется располосовать опасной бритвой на безобразные куски. Ее выворачивает наизнанку, тело кажется покрытым ожогами и струпьями безобразных ран. Чарли зажмуривается как в далеком детстве – сильно-сильно, до боли в воспаленных от гари, копоти и слез глазах. Не помогает – боль эфемерна. На самом деле на ней ни царапины. - Скажи, что он забрал их, - просит она отражение Итана в зеркале. - Нет, - во взгляде Ханта непроницаемое спокойствие. Сочувствие – но непоколебимая уверенность в собственной правоте. Она пытается пройти мимо него, застывшего в дверях ванной, но он сжимает её руку. Не больно, но крепко – не вырваться без того, чтобы ударить в ответ. - Куда ты? - Хочу сделать так, чтобы их тут не было. /// Адам бьет её по лицу. Губа взрывается фонтаном крови, но боли нет; смесь алкоголя и препаратов отключает чувства, опьяняет и не дает спать - она не хочет видеть сны. Смех прорывается сам собой. Вырывается осколками, шматками боли и ярости, что она носит в себе. Смех звучит и звучит, ей перестает хватать воздуха, но она продолжает заливаться безудержным смехом. Адам отрезвляет ее еще одной хлесткой пощечиной. - Полегчало? – спрашивает она в ответ. - А тебе? - Нет, - она не может врать еще и ему. /// Итан долго разговаривает по телефону, вышагивая по открытой веранде, наверняка пытается объяснить свое отсутствие Лютеру или Бэнджи. Чарли не вмешивается. Она вообще ни во что не вмешивается, запирается в спальне, садится на пол в углу, вжимаясь спиной в стену, и смотрит перед собой, стараясь игнорировать крики из соседней комнаты. Девочки плачут. Они не замолкают на минуту, и этот рев выворачивает Чарли наизнанку. Она подтягивает колени ближе к груди, утыкается в них лбом и зажимает голову руками. Тихо воет, раскачиваясь, но не плача – она не может плакать. - Эй, - Итан садится перед ней на корточки, не пытается прикасаться или говорить что-то правильное. Просто смотрит, давая ей время осознать, что плач смолк. - Почему? – ей нужно знать. Ей действительно нужно знать. – Почему я не успела? Вместо ответа, Итан прижимает её к себе и молчит. За стеной снова начинают плакать девочки. /// Её сажают в карцер - одиночную камеру с дыркой в полу вместо туалета и кучей соломы вместо нар, - но это не может сравниться с камерой пыток в ее голове. Ломка выкручивает суставы, видения убивают: она начинает разговаривать вслух с самой собой, чтобы не сойти с ума. Адам не навещает её. Возможно, мстит за шрам, которым она наградила его, прежде чем отключиться. Возможно, считает, что так ей будет проще. А может ему просто лень переться в эту дыру на карте Южной Америки. Когда речь идет о её брате, Чарли не может быть уверена в чем-то одном. Странно, но она его не винит. Смотрит в одну точку, долго медитируя в тишине куцо обставленной камеры. Перебирает все воспоминания. Одно за одним. Одно за одним. Итан есть во многих из них. Адам – практически во всех. Странно, что здесь она позволяет себе вспоминать обоих. Странно, что здесь она позволяет себе помнить все. /// Она не едет на похороны. Адам берет на себя все объяснения с семьей. Месть… на это у Чарли нет сил. Она опустошена. Выжжена. Раздавлена. Ей кажется, что её больше не существует – словно она вся, вместе с желанием мести и силами на сопротивление осталась там – на пустой дороге, с умершей на её руках Каролиной. - Они уснули, - Итан выходит на веранду, накидывая на её плечи плед. Чарли не отвечает. Она все еще не может заставить себя посмотреть на племянниц. - Адам хочет, чтобы они остались здесь, - ей больно, и Итан прижимает ее крепче к себе, хотя она знает, что он уже все для себя решил. Она – еще не знает, сможет ли справиться. - Адам всегда знает, как будет лучше, правда? Итан не отвечает. /// Адам встречает ее сразу за раздвижными воротами тюрьмы. Его машина выделяется среди запеченного песка ярким отблеском лакированных деталей и натертого до блеска бампера. Адам такой Адам, что Чарли становится смешно. - Отдохнула? – он скалится, сканируя ее сквозь темные стекла очков-авиаторов. - Отпуск был очень кстати, - в тон ему отвечает Чарли, - только сервис так себе. Они смотрят друг на друга, не обращая внимания на сальные шуточки охранников. Разговаривают, не произнося ни слова. Он рад, что с ней все в порядке, настолько, насколько это возможно. Она – благодарна ему за то, что он сделал два года назад. - Я слышал, в Касабланке сейчас самый сезон. - Считаешь? Адам смеется в ответ. /// Она покачивает кроватку, напевая колыбельную. Девочки сладко спят, так напоминая Чарли их с Каролиной в детстве. Ей больно. Также больно, как было тогда, когда умер их отец. Также больно, как было, когда она потеряла ребенка. Также больно, как когда у нее на руках умирала её сестра. Но сейчас ей есть за что держаться. - Под твои колыбельные они засыпают быстрее, - Итан любуется ею из дверей детской. У него на щеке свежая царапина, и Чарли не уверена, хочет ли знать, откуда она. Они молчат. Долго сидят на веранде и держатся за руки, пока Чарли тихо плачет. Когда слезы заканчиваются, и ей удается сделать вдох полной грудью, Итан обнимает ее крепче. Каждый из них думает, что Адам снова был прав, но никто не произносит этого вслух.