Помощь страждущему и будни Клуба

— Привет, Рут, — радостно улыбнулся Дэшвуд, подходя к напарнику. — Выбрался подышать свежим воздухом? Рутберг неопределенно пожал плечами, всматриваясь в провал подворотни. — Люблю гулять под луной, — добавил Дэшвуд, запрокинув голову. Грядущая ночь обещала быть приятно прохладной, так что он был не прочь задержаться на улицах. — Если бы только гулять, — тихо проговорил Рутберг, останавливаясь ненадолго. — У меня сегодня нет больше дел, — махнул рукой Дэшвуд, — можно насладиться природой. Хочешь, пройдемся вместе, зайдем в таверну. Обещаю, с поцелуями лезть не буду. Рутберг нахмурился тут же: — Я просил тебя больше так не шутить. Дэшвуд вытянул руку, словно хотел разгладить морщинку на его лбу, но тут же убрал ладонь. — Да я не шутил, — примирительно сказал он, — так, заметил на всякий случай. — Я знаю и без того, что не будешь. Не задерживайся, граф опозданий не терпит. — Не надо про графа, — отмахнулся Дэшвуд. – Не хочу портить чудесное время разговорами о работе. — Мое дело – предупредить. — Ну, я не столь безалаберен, как часть Клуба, — тем же тоном продолжил Дэшвуд. – Инстинкт самосохранения мне еще не отказал. — Ты постоянно ходишь по грани, — почти печально ответил Рутберг. Лоб его разгладился, но взгляд погрустнел. — Это только так кажется, — Дэшвуд вздохнул глубоко, наслаждаясь ночной погодой. – Мозги у меня пока на месте. — Я часто думаю, что звание правой руки графа кружит тебе голову. — Ты излишне тревожишься, Рут, — твердо ответил Дэшвуд. – Не заблуждайся. — Я в тебе никогда не сомневался, но твои выходки порой возмутительны. — В этот месяц я – сама пунктуальность и безупречность, — улыбнулся Дэшвуд. – Это даже не шутка. — Только не задирай остальных приближенных графа. Никогда не знаешь, в какой ловушке окажешься. — Мои ловушки страшнее, — глаза Дэшвуда ярко блеснули. — Не доводи до смертей, прошу тебя, — прошептал Рутберг. – У нас и так в Клубе не все в порядке. — Ну что ты, Рут, — вздохнул Дэшвуд, встревоженный его печалью. – Смерти – только по расписанию. Я же в первую очередь – сборщик долгов. — Я знаю, что ты помнишь об этом. В Клубе легко потерять голову. — Постоянный страх – ни к чему, даже страх за кого-то, — сказал без улыбки Дэшвуд. – Надо жить, пока можем. Рутберг кивнул, пытаясь дышать ровнее. Дэшвуд вновь покачал головой. — Давай прогуляемся, если ты не спешишь. Развеешься хоть немного. — У меня важная встреча. Граф будет недоволен и моим опозданием. — Ну тогда – иди скорее, — с сожалением произнес Дэшвуд, изо всех сил подавляя собственную тревогу. – Тебе тоже нельзя рисковать. — В лавке порой слишком душно и шумно, — признался Рутберг. – Хочется провести на воздухе целую ночь. Но не в этом месяце. — Как будет свободный день, скажешь. Выберемся в лес, соберешь травы. Я прослежу, чтобы никто не напал. — Скажу непременно, – взгляд Рутберга стал светлее. – Ну все, не будем болтать попусту. Он развернулся мгновенно, даже не попрощавшись. Дэшвуд подумал, что так и должно быть, почти не сожалея о не состоявшемся толком разговоре. Порой стоило спешить и действовать, не раздумывая, чтобы следующая встреча настала. Этот вечер пробудил в Дэшвуде бурю противоречивых эмоций. Дом, где он был, и где ему, при удачном ходе событий, предстоит работать не один месяц, был полон одновременно тепла и тревоги. Дэшвуд не думал, что когда-нибудь станет помогать городскому врачу. Помогать в непростом, сопряженном с опасностью деле. Но когда тот согласился на предложение Дэшвуда, идти на попятную было бессмысленно. Алхимию Дэшвуд знал по верхам, но подумал, что и его начальные знания не будут лишними. Доктор Георик Забериск смотрел на него устало, изо всех сил скрывая, насколько вымотан, и Дэшвуд рискнул предложить хоть какую-то помощь. Георик раздумывал целый вечер, и Дэшвуд понимал, что незнакомцам верить непросто. Но тот согласился и даже отвел в лабораторию. Оборудование, стоявшее там, Дэшвуда не удивило. Оно было несколько устаревшим, но тот понимал, как следует с ним работать. — Вознаградить я тебя сейчас не смогу, — сказал Георик честно, — мои долги еще не погашены. Дэшвуд сразу покачал головой: — Мне не нужны деньги, мастер Георик. Я не могу оставить вас в беде. Мы не знаем друг друга, — быстро добавил он, предчувствуя закономерный вопрос, — но алхимику одному в нынешнем Камазене не выжить. Дэшвуд сам толком не понимал, почему поступил так, но взглядом Георика проникся настолько, что не смог оставить врача в беде. — Я не гарантирую мгновенного результата, но смогу достать почти каждый ингредиент. — Я не жду от тебя чудес, — кивнул Георик. – Но ты прав, мне нужен рядом понимающий ассистент. — Я сделаю все, что нужно, в меру сил, — отозвался Дэшвуд. – Проконтролирую процесс. Не бойтесь, я не засну над ретортами и не устрою пожар. Он не знал, поверили ему сразу или нет, но к концу вечера соглашение они с Геориком заключили. — Только, что ты скажешь графу? – спросил тот, готовясь проводить Дэшвуда. – Он ждет от меня уплаты. — Графу сейчас не до вас, — признался Дэшвуд. – Ваши долги волнуют его куда меньше, чем все остальное. — В прошлом месяце все было не так, — заметил Георик, коснувшись дверной ручки. — Тот месяц кончился, у графа новые хлопоты. Поверьте мне, мастер Георик, — сказал Дэшвуд неожиданно горячо, — никто от моей помощи не пострадает. — Сколько он готов ждать? – все же спросил Георик. — Пару лет – точно, — кивнул Дэшвуд, подумав. — Много для графа. Прежде он был строг и настойчив. — Я его секреты разглашать не смею, но сферу интересов он несколько сменил. — Придется поверить, — отозвался Георик, повернув ручку. Дверь распахнулась с негромким скрипом. – Но если ты завлечешь меня в капкан, платить придется уже тебе. — Я понимаю, — склонил голову Дэшвуд. – Я буду верен данному вам слову. Георик отпустил его, не тратя зря время. Дэшвуд покинул особняк в смешанных чувствах, но не испытывал сомнений. Погода на улице не думала портиться. Дэшвуд издали полюбовался на оставленный им дом и направился в Клуб. Встреча с напарником, несмотря на скомканный разговор, немного его успокоила. Оба убедились, что живы и не впутались в серьезные неприятности. Хотя Рутберг до сих пор переживал за Дэшвуда, было видно. Но тот не собирался терять рассудок, даже если придется делить работу на Клуб и помощь Георику. Он хотел вытащить врача из опасной ситуации, хоть как-то вернуть тому надежду. Даже не за отнятые Дэшвудом жизни — смерти по приказу были частью его работы, которую он все-таки принял. И даже не из-за негласных алхимических правил — сердце Дэшвуда черствым не было. В Клубе все было привычным. Девушки прихорашивались, ожидая каких-то гостей, стража сурово следила за обстановкой. Дэшвуд вошел, поприветствовав всех, думая, попросить ли еду в комнату или пройти на кухню. — Ну как у тебя день прошел? — спросил один из молодых помощников графа. — С нами побудешь? Дэшвуд посмотрел на его друзей, пожал плечами и прислонился к стене, отдыхая. — Как там дела Кантареллы? — вдруг спросил один из помощников. Дэшвуд быстро очнулся от подступающей дремы и шагнул ближе. Подобные разговоры он всегда пресекал. Не любил, когда о Кантарелле так легко и смешливо болтают. — Прекрати, — нахмурился он мгновенно. — Никому кроме графа знать не положено. — Да ты что, — алхимик попытался свести все к шутке. — Тут лишних ушей-то нет. — Никому, кроме графа, — повторил Дэшвуд. — И вообще, я сегодня устал и не в духе. — Понял, понял, — проворчали в ответ. — А мог бы оповестить соратников, кого из камазенских ученых ждет последнее свидание. — Поболтать не о чем? — буркнул Дэшвуд. — Давай обсудим суммы долгов… — Да нет у меня долгов, нет! — тут же воскликнул алхимик. — Ладно, будем гадать и ждать новостей. — Гадайте на здоровье, только не вслух. В ответ докучливый собеседник вздохнул, и Дэшвуд решил здесь не задерживаться. Алхимики присмирели, а потом отвлеклись на спор о какой-то формуле. Дэшвуд послушал немного и ушел к себе, по дороге все же попросив принести еду одну из горничных. Устроившись на кровати, Дэшвуд пытался расслабиться. Упоминание Кантареллы омрачило мысли. Секрет этот был тайной графа, в Клубе приравненной к государственной. Понятно, что молодые люди захотят обсуждать убийцу, отправляющего жертв на тот свет поцелуем, но Дэшвуда подобные сплетни бесили. Усмирив недовольство, он подумал о Рутберге. Тот не сказал, на какую встречу и с каким заданием шел, и Дэшвуд тревожился за напарника немало. Но Рутберг был в разы осторожнее и неприметнее в толпе, чем он, разум его направлял сильнее, чем эмоции, и волнение за него немного погасло. Дэшвуд дал себе слово заглянуть утром в его лавку и убедиться в безопасности Рутберга, если не удастся с ним переговорить. Горничная, постучавшись, принесла ему жаркое и чашку чая. Дэшвуд поблагодарил ее с улыбкой, наказав передать почтение поварихе. Девушка, пообещав это, ушла, и он приступил к еде с немалым аппетитом. Засыпалось Дэшвуду легче. Отбросив ненужные мысли, он устроился под тонким покрывалом. Даже через закрытое окно проникал летний ветер, и Дэшвуду думалось, что день завершился вполне хорошо. *** — Осторожнее, мастер Георик, — предупредил Дэшвуд, стараясь не выглядеть докучливым всезнайкой. — Давайте уменьшим огонь. Георик всмотрелся в реторту и повернул рычажок горелки. — Пока все идет по схеме, — ровно кивнул он. — Ты уже видел результат своими глазами? — Только часть процесса. Остальное — по книге. Я освоил азы, если говорить о практике. — Тогда положимся на знание теории. — Вы не тревожьтесь только так сильно, — тихо попросил Дэшвуд, стараясь без нужды не лезть под руку, а больше отслеживать ход эксперимента. — Я помню, что в основе — спокойствие, — полушепотом ответил Георик, не продолжая. «Но на сердце у вас тяжело, и боль грозит сбить с толку», — подумал Дэшвуд, следя за пламенем. Горелка исправно работала, да и все инструменты с приборами могли прослужить еще не несколько десятков лет. Дэшвуду, правда, хотелось, чтобы все алхимическое оборудование в этой лаборатории после достижения удачного результата Георик убрал и как следует запер. — Чем ты еще владеешь? — спокойно спросил тот, отвлекаясь от схемы. — В плане науки? — переспросил Дэшвуд. Георик кивнул. — Немного знаю о ядах, и вроде бы все. — А медицина? Алхимия пересекается с ней. Умеешь готовить противоядия? — Нет, но это мне незачем, — сказал Дэшвуд, запоздало испугавшись, что голос его был излишне беспечен. Георик посмотрел на него внимательно, и Дэшвуд наклонил голову. — Я понимаю ценность каждой жизни, мастер Георик, — произнес он, понимая, как воспринял его необдуманный ответ врач, — но медицине меня не учили, а со временем и другие мои умения стали полезнее. Георик вдруг невесомо коснулся его плеча, и Дэшвуд замер, почти вытянувшись в струну. — Нет, я тебя не осуждаю, просто привык думать по-другому, как врач. Дэшвуд задержал дыхание, ощутив вдруг такое участие, какое испытывал только с напарником, и еще иногда с самим графом. Хотя граф всегда преследовал свои интересы, а Рутберг даже во всем многочисленном Клубе был такой один. Дэшвуд чуть улыбнулся, не отстраняясь. Жидкость в реторте забурлила и Георик тут же уткнулся в рецепт, через секунду погасив пламя. — Теперь нужно ждать два часа? Все верно? — Да, схема не врет. Составлена толковым ученым. Георик улыбнулся вдруг чуть печально и отошел от стола. — Я верю этим рецептам, как самому себе. Но одному слишком легко заблудиться. Дэшвуд чуть было не сказал, что заблудиться и ошибиться он не даст Георику ни в коем случае, но побоялся, что его голос прозвучит как-то не так. Тот же, присев, стал спокойно ждать. Дэшвуда его сосредоточенность восхитила. Мало было людей в Камазене, что привлекли бы его внимание так же сильно. Его искренние чувства, возникавшие в присутствии Георика, были почти чудом. *** Дверь в кабинет графа была полуоткрыта, словно тот не ожидал ни от кого подвоха, даже будучи сейчас не один. Там горели свечи — граф любил мягкое освещение, особенно по ночам. Дэшвуд его никогда не заставал в потемках, даже когда тот был чем-то подавлен или расстроен. Полное отсутствие света угнетало владельца Клуба еще сильнее. Посетителя со спины было не узнать, даже свечи не помогали рассмотреть его нормально. Дэшвуду не то, что было интересно, — он лишь шел задать пару вопросов графу и мог подождать за углом. Но Клуб оставался Клубом, там любая мирная беседа могла перейти в обоюдную драку или вероломное нападение. А кому, как не правой руке графа, хранить его безопасность? — Вот что мне с этим делать? Вот что? — граф заметно повысил голос, вперившись взглядом в гостя. Посетитель не растерялся, чуть подался вперед, положив локти на стол. Граф, охваченный тяжелыми думами, замечание ему делать не стал. «Потом, если что, отыграется», — безучастно подумал Дэшвуд, вслушиваясь в их разговор. — Ну как что. Он не так уж и примелькался во дворце, чтобы можно было утруждать себя поучительными беседами. — Я люблю показательные казни, — сказал граф с нажимом. — Чтобы всем стало ясно, за какую черту в Клубе заходить нельзя. Я не вижу смысла в устранении вообще всех, кто когда-либо при мне ошибся. — Но он почти связался с Ученым Советом, господин граф! — с небывалым ужасом воскликнул посетитель. Его реакции Дэшвуд и сам удивился. — Где у него папки с рецептами? Уже на столе Совета? — Мои люди с ним вчера не общались, даже к дому никто подобраться не смог, но через пару дней этот доблестный скрывающийся от короля алхимик, а по факту — неосторожный болван выступит там с докладом. — А вы конкуренцию не отметаете? Ваши люди, мои люди — все грызут глотки друг другу. — Я проверял, проверял каждого, я приносил вам записи, я ни один шаг доверенных мне лиц не оставлял без внимания! — Я разберусь, но не так радикально. — И не так быстро. — Может, еще быстрее, — улыбнулся граф остро и вскинул голову. — Заклинаю вас, господин граф, — прерывисто заговорил посетитель. — Решите эту проблему, а то показательные казни устроит король. — Ох, да не стоит вам так трястись, — протянул граф. — Клуб же мой. А значит, следить за ним мне. Равно как и принимать решения относительно вверенных мне алхимиков. Проверять их на верность, устранять их огрехи… — Хорошо, хорошо, — посетителю тон графа явно мешал мыслить связно и находить новые доводы. Графу же было как будто бы все равно. — Хотя, — добавил вдруг посетитель, — вы бы быстро расправились с ним, и нам бы было куда легче. Послали бы Кантареллу… Граф усмехнулся: — Кантареллу? Разве со мной работает Кантарелла? Платить ему надо много, роскошь даже для небедного Клуба. Дэшвуд тяжело сглотнул, услышав почти веселый, едкий голос графа. Он понимал, что тому необходимо непринужденно и легкомысленно лгать, особенно, ведя такие переговоры, но сердце царапали недавние слова. Имя Кантареллы по воле случая в Клубе трепали на всех углах. О ком следовало молчать или упоминать вскользь, о том распускали слухи. Дэшвуд за годы работы привык ко многому и немало пропускал мимо ушей, но были вещи, к которым он относился куда серьезнее остальных. — Ох, господин граф… — то ли собеседник поверил графу, то ли решил с ним не связываться, но снова сбился с мысли и продолжать не рискнул. Дэшвуд ставил на первое, хотя и с совсем наивными и недалекими людьми владелец Клуба не работал. Мимо прошел слуга, и Дэшвуду пришлось отступить и спрятаться. Двигался он крайне быстро, и жалоб на него графу можно было не опасаться. А сам граф слугу заметил и позвал в кабинет. Тот замер возле стола, смиренно ожидая указаний. — До свидания, — вежливо попрощался граф. Посетитель медленно встал, подождал немного, и вышел. Разочарованием от него буквально разило. Но графу на него уже было как будто бы все равно. Дэшвуд никуда не ушел. Дождавшись, когда посетитель скроется с глаз, он тихо вернулся на прежнее место. Зачем-то же граф звал слугу. — Кантарелла, — донесся до него негромкий смех. — Этому невеже понадобился Кантарелла. — Граф обращался к самому себе, а слуга был слишком ему верен, чтобы использовать во вред его слова. Ведь были же в Клубе толковые люди. — Позови ко мне Рутберга, — четко произнес граф, повернувшись к слуге. — Мне он нужен как можно скорее. Внутри Дэшвуда все словно оборвалось. Какое задание ждало его напарника? Ведь Дэшвуда граф не звал. Он выдохнул медленно и решил ждать появления Рутберга. Своих дел у Дэшвуда пока не было, и в запасе имелись свободные полчаса. Рутберг пришел спустя минут пятнадцать. Не было ясно, заметил ли он незваного наблюдателя или нет, но дверь тот плотно закрыл и, начав говорить, сильно понизил голос. Дэшвуд, к великому сожалению, ни слова разобрать не смог. Решив, что ничего важного таким образом не узнает, он направился к себе, к спискам должников. *** — Ты осунулся, — сказал Дэшвуд, садясь напротив напарника. Рутберг коротко мотнул головой, не желая, чтобы тот заострял внимание на его самочувствии. Дэшвуд cмотрел на его почти белую кожу, на потрескавшиеся губы, и мог лишь только тихо вздохнуть. Он вспоминал сейчас, что множество раз говорил «Ерунда!» при виде собственных порезов и ссадин, и быстро уходил к себе, прихватив бинты и настои. Они оба так переживали друг за друга и почему-то до сих пор себя не берегли. А Дэшвуд хотел, чтобы они с напарником дожили до следующей весны. И до тех, что придут после. Чтобы оба прожили долгую жизнь, даже будучи связанными с таким смертоносным местом, как Клуб. — Куда тебя послал граф? — спросил Дэшвуд, так тихо, чтобы не оттолкнуть Рутберга. Тот не стал скрываться за книгами, наоборот, взглянул прямо в лицо напарнику и ответил: — Решить проблему с одним ученым. Сердце Дэшвуда екнуло, хотя Рутберг мог говорить о ком угодно, не только о том, о ком удалось подслушать. — И как? — Успешно. Короткие фразы Рутберга не требовали новых вопросов, но Дэшвуд не стал сворачивать разговор. — И в чем была проблема? Рутберг улыбнулся устало, машинально потерев губы, перевернул лист тетради и произнес: — Он хотел помочь одному из королевских ученых, но едва не ошибся. — Что он натворил? — Ох, Дэшвуд, — все еще улыбаясь, ответил Рутберг. — Ты во всем видишь для меня опасность. — Но ты так устал, вернувшись после задания. — Конечно. Я долго искал нужный дом, полночи разъяснял правила Клуба, — Рутберг, как чувствовалось, говорил правду, и Дэшвуд перестал столь напряженно смотреть на него. — Мы искали все подозрительные манускрипты, переписывали формулы, перепрятывали алхимические трактаты… А потом я увидел неисправность в перегонном кубе. — Ты делаешь невероятные вещи, — Дэшвуд не сдержал обеспокоенного и потрясенного вздоха. — Это все мне под силу, Дэшвуд, — Рутберг расправил плечи, одернул смявшийся капюшон. — Да, я помню, Рут. Нам многое, слишком многое под силу. Рутберг смотрел на него мягко, без слов стараясь приободрить. Дэшвуд был ему благодарен безмерно. — Значит, без Кантареллы все-таки обошлось, — машинально пробормотал он, растирая ладони. — Естественно, — чуть строже произнес Рутберг, но Дэшвуд не стал опускать взгляд. — Дело в том, что в Клубе все чаще о нем болтают. Моя вина, что все слухи не могу пресечь. Рутберг подался вперед: — Неправда. Ты так строго хранишь все секреты, что не должен ни за что себя укорять. — Твоя правда. Я, должно быть, стал слишком мнителен. А ведь раньше относился ко всему легче. — В Клубе не самое лучшее время. — А безопасность его — мое дело, — Дэшвуд кивнул, прекращая бессмысленный спор и самокопания. Хоть на время. Он был в доме друга, там, где его не осуждали всерьез. — Переночуешь здесь? — спросил Рутберг. Дэшвуд подумал, огляделся вокруг, прикинул, подождут ли дела в Клубе, и согласился. — Да. Только рано уйду. Не смогу разделить с тобой завтрак. — Это не страшно, — Рутберг вновь улыбнулся безгранично тепло и поднялся, отступая к порогу спальни. *** Утро было невозможно прекрасным. Дэшвуд прислушался к щебету птиц, присмотрелся к густой листве. Сон придал ему новых сил. На пороге Георика он появился, будучи в добром здравии и с ясным рассудком. Георик в эту ночь плохо спал. Дэшвуд его, как и Рутберга, редко видел полностью отдохнувшим. В сердце Дэшвуда пробуждались с каждым днем новые чувства. Он хотел увидеть однажды на губах врача светлую улыбку, хотя понимал, что до того момента слишком далеко. Граф решил отстать от старых должников на долгое время, и Дэшвуд воспользовался этой возможностью. Он по-прежнему не давал Георику пустых обещаний, даже во благо, трезво смотря на вещи. Эликсир, нужный врачу, требовал невероятной работы и полной самоотдачи. Георик погрузился в процесс с головой, увлекая и Дэшвуда, а тот зорко следил, чтобы все шло, как надо. И чтобы никто не погиб в этой нелегкой алхимической битве. — Что тебя самого тревожит? — спросил Георик, когда они отдыхали во время первого за эти сутки перерыва. Дэшвуд не сразу нашелся с ответом. Он почти забывал о себе, растворяясь в его проблемах. Как и порой в проблемах Рутберга, если быть честным. — Я всем сердцем волнуюсь за вас, — выдохнул он, не скрывая эмоций. — Я так сильно желаю помочь, что боюсь переоценить свои силы. — Мы контролируем друг друга, — чуть улыбнулся Георик. Его улыбка согрела сердце Дэшвуда еще немного. Дом Георика, лаборатория и гостиная становились ему все роднее. — Я так рад это слышать, — проговорил Дэшвуд, придвигая к себе тарелку. Даже обед в лаборатории переставал казаться ему странным. — Я рад тому, что мы храним трезвый взгляд на вещи, мастер Георик. — Я не хочу, чтобы ты пострадал сам, — услышал он вдруг. Слова Георика по ощущениям приблизились к словам Рутберга — в них не было наигранности и неправдоподобия. — Мы оба создаем эликсир, — сказал Дэшвуд, стараясь, чтобы голос его не дрогнул. Георик смотрел внимательно, но без подозрений, ему было важно то, что Дэшвуд ответит. — Я помогаю вам, открыв сердце, я не могу пострадать. Георик, поднявшись, встал рядом с его креслом. Дэшвуд поднял голову. Они смотрели друг на друга, не разрывая контакта. Выждав немного, Дэшвуд поднялся сам, разворачиваясь прямо к Георику. Тот вновь коснулся его плеча, а Дэшвуд неосознанно, — или наоборот, — шагнул ближе. — Я знаю, что ты верен своему слову. Ты пообещал мне, что не оставишь в беде, — твердо сказал Георик. — Я следил за тобой, как за своим ассистентом, следил за твоим здоровьем, как врач, но сейчас я чувствую, что ты мне просто важен. Дэшвуд верил ему всецело. Догадки о чувствах Георика, о важности их случайно возникшего союза полностью подтвердились. Дэшвуду отчаянно захотелось шагнуть еще ближе, сжать его плечо, и в то же время, в душе вдруг проснулся незваный ужас. Дэшвуд не дернулся прочь, Дэшвуд стоял, глядя в глаза Георика, сожалея лишь о том, что тень грусти в его глазах все же заметна. Георик не расспрашивал его, чуть погладив ткань рубашки. Дэшвуд надеялся, что плечи его не закаменели от напряжения. — Знаешь, — сказал Георик, — мне кажется, что однажды о своей главной тревоге расскажешь ты сам. И я тогда смогу помочь уже тебе. Здравый смысл с правилами приличия требовали рассмеяться, покачать головой и отстраниться. Но сердцу Дэшвуда на здравый смысл было глубоко теперь наплевать. Сейчас для признаний было не самое лучшее время, и опыт, к тому же, требовал продолжения. Потому Дэшвуд на пару мгновений прикрыл глаза, позволяя себе насладиться прикосновением. Потом улыбнулся, а Георик так кстати взглянул на часы — новая часть эликсира уже настоялась, и можно, да и нужно было заняться уже ею. Дэшвуд открыл глаза, Георик убрал с его плеча руку, и оба вернулись к столу. Дэшвуд перелистнул страницу, кивнул врачу, и тот, вчитавшись в строки, стал раскладывать новые ингредиенты. Сердце Дэшвуда то сжималось, но билось ровнее, но дыхание он контролировал, и всецело был теперь предан работе. Хотя нежность пополам с горечью зарождались в его душе, грозя истерзать ее. Но Дэшвуд не мог сейчас окунуться в эмоции, дабы все не испортить, и говоря честно, совсем не хотел. *** В собственной спальне Дэшвуду было спокойно по-прежнему. И он этому радовался, ибо так мало осталось мест, где можно было закрыть глаза, уйдя в свои мысли. Дэшвуд снова думал о Кантарелле, все шло к тому, что от одного из помощников графа придется избавиться. Дэшвуд думал, жалеет ли он новую жертву Клуба. Мысли на ум приходили разные, сменяли друг друга эмоции. Но с каждой секундой Дэшвуд становилось ясно, что сострадание в нем так и не проснется. Он сам чувствовал вину этого человека и исходящую от него угрозу, что в любой момент могла подвести под черту жизни многих. Закрывая глаза, Дэшвуд думал, что Кантарелла может не только погубить. В сущности, граф, приведя отравителя, защищался. Берег не только себя, но и Клуб. А Клуб был домом и Рутбергу, и Дэшвуду, а граф был их отцом. Граф ценил своих помощников, ценил их всеобщее дело, всем сердцем служа алхимии. Клуб был укрытием, щитом, хоть и полон был ядовитых сетей. Дэшвуд не пытался сразу уснуть, зная, что скоро отключится от усталости и бесконечных мыслей. Каким будет его сон, он не знал. Он даже не боялся проснуться разбитым, зная, что кофе, солнечный свет, хороший завтрак и список дел на день быстро приведут его в форму. Дэшвуд не боялся кошмаров — даже с его жизнью в Клубе они были редки. *** — Почти все готово? — с затаенной надеждой спросил Георик, глядя на полную колбу. Дэшвуд чуть расслабленно улыбнулся, пригладив волосы и расстегнув пару пуговиц на рубашке. В процессе работы он почти не заметил, что вспотел и запыхался. Георик тоже ослабил ворот и с тревогой смотрел на рабочий стол. — Да-а, почти, — выдохнул, невольно растянув слова Дэшвуд, и улыбнулся чуть шире. Он всей душой верил, что они успешно закончат работу. Эликсир бессмертия окажется у них на столе, готовый помочь восстановить почти отнятую жизнь. В Клубе бы удивились и долго бы судачили, перевирая события на все лады, если бы узнали, что столь важный состав был почти готов при помощи Дэшвуда. — У меня только один совет, — с легкой грустью сказал Дэшвуд, повернувшись к Георику. — Ходят слухи, что в городе есть убийца, преследующий алхимиков. Кантарелла, чьи поцелуи незамедлительно убивают. — Да? — спросил тот, прислушиваясь к его словам. — Алхимия — наука опасная, а вы занялись ей по воле рока, — продолжил Дэшвуд, стараясь не дать прорезаться горечи в голосе. — Я хотел бы, когда эликсир вам поможет спасти дорогую жизнь, посоветовать оставить это занятие. Георик смотрел на него, не мешая продолжать. — Или, — прерывисто вздохнул Дэшвуд, — вести жизнь алхимика так, чтобы на вас не пало ни малейшей тени. И… никогда не целовать Кантареллу, — добавил он с неожиданно проснувшейся болью. Георик дослушал его внимательно и столь же неожиданно тепло произнес: — Если я продолжу заниматься алхимией, то буду осторожен предельно. Хотя дело врача — мое подлинное призвание. А что касается второго совета… Нельзя целовать Кантареллу, если неустойчив к его яду. Если устойчив, можно. Если сам Кантарелла не против, — добавил он с искренней улыбкой. Дэшвуд, ошеломленный, не сказал ни слова, лишь кивнул, подходя к Георику еще ближе, ближе, чем к Рутбергу и к кому-либо еще.