* * *
Жюли коснулась пальцем экрана – и с опозданием поняла, что вместо отправки сообщения нажала «видеозвонок». Ну что ж, если не ответит – значит, занят, и, скорее всего, понятно, кем. Однако на экране почти сразу возник Хейзель, в «ночной» голубой рубашке, но совсем не спросонок. С влажными волосами и явным беспокойством на лице. Жюли запоздало поняла, в чем дело – обычно она ему не звонила, и сейчас он наверняка думает, что стряслось. Он так и спросил, и она смущенно улыбнулась: – Извини, набрала нечаянно, хотела просто написать. Ты Годжо давно видел? Чего-то он загулял, третий день не звонит и не пишет… – А, Хаккая бы спросила, они живут одним домом же. Мне этот Казанова не докладывается, я его, наверно, неделю уже не видел. В его голосе звенели нотки обиды. И немудрено, ему же сейчас наверняка одиноко, подумала Жюли. А Хейзель продолжал: – И Джастин умчался куда-то в Индию, по следу Иржи и Мирека – и тоже без известий! А ведь на общем собрании Кос Смерти ему сказали, что в той стороне достаточно опасно, может пробудиться что-то и свести с ума всех екаев… – Ужас, Джастин там рубится, копается в проблеме, а вас с Гатом не берет… Но у тебя хоть Гат есть, а я вообще одна сижу. – Ну, Гат… Слушает он идеально, но его даже для здоровья не пообнимаешь. Нехорошо и бесполезно. – Ох, понимаю… Извини, кстати, если я тебя еще и разбудила вдобавок. – Да нет, ничего, я только из бани. Тут пока ленту полистаю, пока что, еще пара часов пройдет. – Ясно. А ты такой хорошенький с непросохшими волосами, не хочешь селфи сделать? Он улыбнулся, польщенно зарозовев. – А может, и сделаю. Но тебе не пришлю. В сети вот так светиться – меня от этого давно отучили. – Наверно, ты прав. Конечно, ты не Монтанелли, чтоб мне зачем-то понадобилось тебя шантажировать, но до того, что проходило через сеть, много кто может добраться. А знаешь, – она оживилась, – давай я к тебе приеду? Пофоткаю тебя, как надо, и тогда уж мы точно будем уверены, что никто другой этого не увидит! – Вот это тебе скучно и заняться нечем! – Да нет, я просто из нации эстетов. Серьезно, не могу пройти мимо. – Ладно, согласен. Честно говоря, мне тоже скучновато. …Жюли могла бы дойти и пешком, но предпочла сесть за руль. – Ну, вот я. А то у тебя бы волосы высохли, а я хочу поймать это ощущение, как от цветов в росе! Он, кажется, даже опомниться не успел, а она уже сходу сделала несколько кадров. Привставший ей навстречу, с живыми, так быстро меняющимися эмоциями на лице – ну как тут устоять и не попытаться поймать их? А потом похвалиться: – Вот так, классно вышло, можешь смотреть! – О, и правда, селфи бы и десятой доли не дотянуло. Что значит приличная камера и фотограф с руками откуда надо! – Ты мне льстишь. Я, правда, набила руку на жанровых фотках, у меня уже целая галерея – екаи и не только. На улицах, на мероприятиях… Жизнь как есть. А вот в постановочных фото я себя еще не пробовала. – Хочешь, чтобы я побыл моделью? – Ну да, это будет красиво, ты сам отлично это знаешь! Да не будь ты священником – вообще мог бы карьеру фотомодели сделать! Особенно, – она подмигнула ему, – в самых горячих и недетских изданиях! Хейзель залился краской. Но в его возмущении явно была только половина искренности. – Мне не разрешают так зарабатывать, – заметил он с такой очаровательной миной, что Жюли немедля нащелкала еще пяток кадров. – Ну, это понятно. Никто и не заставляет, но… Зная себя, неужели ты никогда не делал ничего даже похожего на такие фото? Чисто для себя? – Для самого себя большого смысла нет, и для кого-то – тоже. Джастину откровенно неинтересно, да и чего он там не видал, как будто мы в баню вместе не ходим. Годжо как-то тоже не ценитель этого вида искусства, на живую интереснее, он меня и отучил фотками светиться. – Как раз светиться никто и не собирается, а я вот – ценитель. Повторяю, эстет. Больше того, я тебе сброшу все фотки, у себя сотру, ты придумаешь пароль к архиву и мне не скажешь раньше чем лет через десять. – Ого. Он явно впечатлился, и Жюли немедленно эти воспользовалась – подскочив поближе, ловко приспустила его рубашку с одного плеча, а слишком длинный подол, напротив, приподняла. Так у нее получилось еще несколько отменных кадров с неподдельными эмоциями на этом фарфоровом личике. Мальчик тоже оценил – и спросил только наполовину серьезно: – Чего ты добиваешься-то, страшная женщина? – Не давать тебе манерничать, чудо природы. Это твое «и хочется, и колется» – просто бесценно! – Ну-ну. А тебе-то чего хочется? – Почувствовать полноту жизни, что ли. Извини, что за твой счет, но ты же просто воплощение красоты в мимолетностях! – Ты что, выпивши? – Ну, ты разве не знаешь, что в моей стране пьют вино как воду, походя? А если серьезно, то нет, у меня бы камера в руках дрожала. И вообще хорошая крыша летает сама. А тут – есть с чего, – она деловито приподняла подол рубашки еще выше, пробежалась пальцами по ногам, не удержавшись, обхватила пальцами тонкие щиколотки. – С ума сойти, да у тебя ноги едва ли не меньше моих! – Ну не меньше все-таки, не может быть такого, я тебя выше на голову, просто узкие очень. – Все равно очаровательно, – и так и не убирала рук. – Я пойму тех, кто хотел бы поцеловать. – Что? – он мигом вспыхнул. – Вот уж не думал, что я у тебя такие мысли вызываю! – А в тебе самом никто не вызывал? Неужели ты никогда не думал о том, чтобы женщину поцеловать? А может, и не только… – А ты? – съехидничал он неумело, но снова с очаровательной мордочкой. – А если серьезно, то я… правда не знаю. Пока не познакомился с Годжо, вообще о телесном не думал. Отец Джастин, мое все, моя неземная любовь… Оказалось – недостоин. Оказалось, это только часть моей жизни. А другую за меня живет мое тело. Слабое, горячее, хоть и вправду двойную жизнь веди. – Я тебя понимаю, – Жюли снова погладила его, на этот раз успокаивающе. – У меня вот, например, никакого целибата, а положение то же самое. Хочется много и разнообразно, но в поисках этого разнообразия то одного, то другого находить как-то не улыбается. – Что, если уж настоящая любовь может быть только идеальной, если ему безразличны мы оба – то хотя бы должна быть стабильность? И никто из нас не может ожидать этого от такой личности, как Годжо. – Согласна. Надо искать дальше. Или ждать, пока само найдется. А сегодня… – Что? – Может, не дадим друг другу умереть? Он понял. И его лицо вытянулось так, что это казалось физически невозможным. Однако даже это, оказывается, его не портило. Совсем. Жюли подмигнула: – Ну, я же вижу, ты в принципе не против того, чтобы быть с женщиной. А я сделаю все, чтобы тебе понравилось, правда! – Ненормальная. Я думал, я тебя бешу и жить мешаю. – Ну бывает порой, – она засмеялась, уткнулась ему в колени, укрывая рассыпавшимися волосами, как плащом. – Щекотно! – хихикнул он. – А, значит, как приперло, так и я сойду? – Может, еще окажется, что лучше и не бывает, – это у нее вышло невнятно, в следующий миг она уже прижалась губами к нежной коже чуть ниже его колена и чуть сбоку от него. И правда, оно того стоило, да и мальчик, чувствовалось, отозвался, аж дрожь по телу прошла. – Нравится? – она медленно подняла голову. – Расслабься, будет еще лучше. И раз уж зашел разговор – как ты любишь? Медленно и нежно или чтобы одежду срывали, не давая опомниться? – Мой небольшой опыт показывает, что… – голос его зазвучал было как на проповеди, оба засмеялись, Хейзель сбился и театрально-обреченно вздохнул. – Медленно тоже можно так, чтобы не опомниться. Берешься свести меня с ума? – Легко. Повернись. Хейзель медленно перекатился на живот и встал на колени, давая Жюли окончательно снять с него рубашку. Девушка неторопливо гладила его по волосам, по гладкой, словно шелковой спине – и то ли повинуясь мимолетному нажатию ладони, то ли разомлев от ласки, Хейзель послушно улегся лицом вниз и замер. И она продолжила гладить и не только. Прокладывала дорожку из поцелуев вдоль позвоночника, ласкала длинными прядями волос. И пониже спины тискала, даже не слишком осторожничая. Он ахнул, прогибаясь в спине, заерзал беспокойно. – Тшшш, – улыбнулась она. – Камеру я выключила, не волнуйся. А вот забыть о том, что ты с девушкой, я тебе не дам. Ни на секунду. Как иначе, когда у самой все горит под кожей, когда уже невыносимы покровы… Жюли стащила майку – и теперь терлась о Хейзеля еще и грудью, легко, не наваливаясь, только сосками, но ведь твердыми, горячими, ей чуть ли не достаточно было таких ласк. – Спорю на что угодно, с тобой такого не было. А вот с тем, что было… – она снова прильнула к нему грудью. – Я даже притворяться не стану. Не с моими ногтями лезть тебе в особо нежные места. На потом вот есть у меня планы… – она тихонько засмеялась, утыкаясь в него лицом. – Пока-то и так… хорошо… Вздох Хейзеля едва не стал стоном… но вдруг резко оборвался. – Что? – И ты не спешишь, потому что пока не видишь моего лица – можешь забыть, что я не Джастин. – Что? – Жюли даже на секунду остолбенела. – И додумался же сказать такую глупость! Оставь Джастина в покое, ложись на спину – и сам все поймешь! Он покорно перевернулся и теперь глядел на нее из-под ресниц. Скользнув по нему быстрым взглядом, Жюли поняла: ему явно нравится то, что он видит. Сейчас только бы не затянуть все это слишком. И все-таки спешить тоже не нужно. Легкими, едва ощутимыми поцелуями касаться полуприкрытых глаз, затем губ – какие сладкие! – и неторопливо спускаться все ниже и ниже, пока сам не затрепещет, не начнет нетерпеливо извиваться под ее губами… – Коварная женщина, что ж ты творишь? – Сейчас все будет, один вопрос – тебе сверху побыть доводилось? – Да, было… – Тогда проще, давай, глаза в глаза! Она сбросила с себя оставшуюся одежду, наверное, слишком быстро. Он смотрел жадно, распахнув глаза – явно любовался. И просто создан был для того, чтобы самой обнять его и повалить на себя… А дальше все пошло само. Она только чуть его направила, потом обвила, обхватила – и они слились. Вот как в книгах пишут – будто молоко и сахар. Это и впрямь было сладко, и общий ритм нашелся мгновенно, ни просить, ни наставлять было не нужно – только наслаждаться. Изумленная Жюли летела по этой неожиданно гладкой дороге, поднимаясь все выше, выше – и чувствуя сладкий трепет плоти внутри себя. Он тоже близко, так близко… – Не сдерживайся, – едва успела она шепнуть, перед тем как выгнуться навстречу, делясь бушующим внутри удовольствием. И он услышал ее. Почти мгновенно застонал – так томно, так сладко, что расплеснувшееся внутри удовольствие показалось второй волной собственного. Потом они лежали рядом и целовались, долго, сладко изучая друг друга. Не только губами. Жюли пристроила одну руку Хейзеля к себе на грудь, а другую слегка зажала между бедрами. И сама тоже ласково поглаживала любовника там, куда дотягивалась. Они не пытались снова зажечь друг в друге желание, просто наслаждались, таяли. – Как хорошо… – выдохнула Жюли. – Годжо вот в такие моменты всегда курит, и мы болтаем о какой-то веселой чепухе. Болтаем и смеемся… – Да, так и есть, – в тон ей отозвался Хейзель. И добавил: – Тоже здорово, конечно, но… Но сейчас лучше. Мы же ему сообщим? – Что, мол, спасибо за все, но мы вычеркиваемся из его донжуанского списка? Конечно, скажем. Они рассмеялись и снова обменялись поцелуем.* * *
Годжо вдруг икнулось. Так, слегка. Без всяких видимых причин. Впрочем, Хаккай, валявшийся сейчас в постели рядом с ним, кажется, ничего не заметил. Был так удивлен, что переспросил друга: – Ты что, серьезно? – Ну да, почему бы нет. Объявлю всем, что с холостяцкой свободой покончено, женился, можно сказать… Ну, почти. Хаккай тихонько рассмеялся. – Ну, я, конечно, польщен, однако… Я же знаю, какой ты есть. И всегда таким останешься. Все равно будешь на кого-нибудь заглядываться, и что же мне тебя стеснять? – Да я больше даже для того, чтоб не стояли в очереди всякие там, когда у меня нет настроения! – Всякие, которых ты сам же первый и охмурил. И не обещай, что больше так не будешь. – Пока мне просто не хочется. – Вот это реально. И мы не можем предсказать, сколько продлится это «пока». Но я в тебя верю. Если что, ты умеешь расставаться культурно, без скандалов, и оставлять только хорошие воспоминания. – Спасибо на добром слове. Только очень бы не хотелось когда-нибудь проверять это на тебе… – Да не думай пока об этом. Точно я могу сказать только одно: как бы и что дальше ни повернулось – лучшими друзьями мы будем всегда!* * *
Они так и оставались – друзьями для большинства людских глаз, хотя скрывать свои отношения особо не старались. А вот Жюли и Хейзель скрываться научились очень быстро. Тайный роман, торопливые встречи, даже не ради церковной карьеры – просто так было острее, слаще, волнительнее. Иногда совсем по-быстрому, в подсобке, но бывало, что и у Жюли на квартире. Иногда до сих пор вспоминалось, как говорила ему: – Оставайся ночевать, это точно погоды не сделает, на улице сыро, противно, вот-вот польет! А тут есть во что укутаться, утром гарантирую какао, а сейчас можно и вина с пряностями… Оставайся, даже из-под одеяла вылезать не понадобится! Жюли, как всегда, наблюдала за быстрой сменой эмоций на мордашке Хейзеля. Тот колебался, но вылезать и правда явно не спешил. Так только и видно было лицо. – Ладно. Не было бы холодно высовывать руки – отписал бы Гату, что сегодня не приду. – Да, и когда уже включат отопление… Ну ничего, сейчас я тебя согрею! …Вскоре и правда стало теплее. Они пили подобие глинтвейна, сооруженное на скорую руку, почему-то из широких пиалок. И пока даже не проливали. – Тебя в такую погоду не тянет вспоминать детство? У тебя было – мягкий диван, ты строишь домик из подушек, заворачиваешься в плед или в спальник и смотришь какую-нибудь сказку по телевизору? – Было. Так давно, мама еще жива, я просыпаюсь пораньше, чтобы не пропустить серию, и приглушаю звук как только могу. – Вот то же самое. Только бабушка. И что я любила смотреть, ты уже знаешь, про русалочку Марину, а ты ради чего был готов на заре проснуться? – Было такое аниме, я его уже очень плохо помню, про девочку, которая искала волшебный цветок. И еще когда светила своим талисманом на любые цветы – меняла наряды тоже на любые, иногда вместе со способностями. Могла, например, управлять самолетом, пока волшебство действовало… – Вспомнила. «Путешествие Лидии вокруг света»! Она была потомком духов цветов и везде ходила с котом и собакой, а еще там были ужасно смешные злодеи! – Ага, такой не то енот, не то барсук, он все время в калошу садился, и его хозяйка-колдунья, которая тщательно скрывала, что дряхлая. А девочку разве Лидия звали? – Да. Лиди. – А мне помнится смутно, что Энджел… – Ну слушай, мы живем в век информации! – Жюли уже копалась в смартфоне. – Ага, во французском дубляже Лиди, в англоязычном и правда Энджел, хотя так-то к ангелам она не имеет отношения, в оригинале она Hana no Ko Lunlun, то есть Лунлун – дитя цветов. Хотя живет она, по сюжету, у нас во Франции, так что в некоторых странах побывала еще и Лулу. Вот и кадры, ностальгия! И я понимаю, почему она тебе нравилась. Даже внешне на тебя похожа. И ты тоже обожаешь цветы, знаешь сто тысяч разновидностей, а еще любишь примерять на себя новые образы! Она в начале сериала, кстати, очень успешно переодевалась в мальчишку, да и потом случалось. – И правда, сам все больше вспоминаю. Еще скажи, что я из-за этого сериала вырос вот таким, – Хейзель кокетливо засмеялся. – Нет, я скорее скажу, что, может быть, ты у нас тоже потомок духов цветов с далекой звезды, а? Я думаю, на земле больше и нет таких, и так просто они не появляются! Тогда они не говорили об этом, но оба подумали: а какие дети получаются у таких вот потомков? Тогда и еще долго Жюли и Хейзель были осторожны. Она учила его без стеснения, смеялась, мол, ей доводилось во время волонтерской работы объяснять людям и екаям азы контрацепции. Самой повезло подобрать таблетки, которые надежно защитили ее в первую безумную ночь, не подводили и потом. И даже не давали никакой нехорошей побочки. Но все же нельзя же принимать их непрерывно, так что меры предосторожности стали еще одним их общим делом.* * *
Знали про их роман точно… пожалуй, Гат, Джастин (вполне благополучно, надо сказать, вернувшийся из Индии, обошлось) да Годжо с Хаккаем, это все. И трое из них вообще никогда ничего не разбалтывали, да и полукровке это было незачем, радуются себе люди – и хорошо. А так – сестра бы не поняла точно, все подруги у Жюли были в Сети, а если что-то оказалось в Сети, даже если это личная переписка, то может и еще кому попасться. И вот уж кому Жюли докладываться не спешила, так это Монтанелли. Зачем? Пастырский совет тут был бы точно не к месту, а в другом она не нуждалась. А встречно – Хейзель и не знал, что кардинал ее отец. Если честно, Жюли не хотела так рисковать, язык-то у ее мальчика был как помело, да и коварные планы могли на ум прийти. Узнал Хейзель только много позже, вместе со всем миром. Монтанелли тогда уже давно не был священником, его травили в прессе, и Жюли сочла, что сенсация об их родстве пойдет на пользу всем. – А ты, оказывается, пошла по стопам матери, – заметил по этому поводу Хейзель. И потом порой это повторял, капельку, но его это задевало. – Я всегда подозревал, что тебя как-то по-особенному притягивает церковная атрибутика! – Есть немножко, частично от противного, но ты не бери в голову, что это как-то обесценивает тебя как уникальную личность! Таких правда больше нет, и хорошо, что с твоей ангельской внешностью ты не впадаешь в ханжество, учитывая, как проводишь свободное время… – Ну, впадать в ханжество – это было бы просто мерзко. А вот ты, такой публичный человек – и так и скрываешь от всех свою личную жизнь… Все ведь прекрасно понимают, что такая девушка не может быть одна! – Я напускаю туману и распускаю легенды одна другой круче. Это же весело! А если порой спрашивают – когда детишек? – я отвечаю, что сперва надо университет закончить, а там разберусь, захочу – так, мол, всегда кто-нибудь из друзей поможет… – А ты захочешь когда-нибудь? – вот эту тему они раньше не поднимали. – Когда-нибудь – наверняка. Когда смотришь на племянников, а теперь еще вон на маленькую сестричку, которая все-таки получилась у Монтанелли с Инфинити, – понимаешь, что да, это здорово. Но, конечно, делать это через твою голову я не собираюсь. Только от тебя и только если ты тоже будешь этого хотеть. Хейзель задумался. – Да, конечно, это здорово… Но и страшно. В том смысле, что… Я имею в виду, что мы же не собираемся расставаться, как Монтанелли с твоей матерью? Но в этом случае надо сделать так, чтобы никто даже не заподозрил, что у меня есть ребенок. – Задачка, конечно, на сто миллионов. Особенно если будет похож на тебя, а этого мы предсказать не можем. – Ладно, у нас еще много времени это обдумать. У тебя учеба, на самом деле и у меня учеба, хотя уже хочется бросить и ее, и карьеру и позвать тебя замуж! – Ох, я, конечно, очень тронута, правда, но ради чего такие жертвы? – Иначе ребенку придется жить с клеймом незаконнорожденного. А это, поверь мне, несладко. – Милый, я, конечно, понимаю, что ты испытал это на себе… Но твой отец был женат, заделал тебя на стороне, не помог твоей маме выжить и расплачивался за все это бедный котик ты. А я свободная современная женщина и вполне могу всем объявить – это только мой ребенок и я никому ничего не обязана докладывать! – А самому ребенку? Это что ж получится – он никогда не назовет меня отцом и мы с тобой будем кормить его сказками? Как-то мне совсем это не нравится. Жюли растерялась – подобная мысль ей в голову не приходила. А Хейзель продолжал: – Мы ведь вполне уже можем пожениться. Согласно новой директиве… – Да, конечно, но, – у Жюли заблестели глаза, – можно пожениться и тайно. В какой-нибудь другой стране. И ты будешь приезжать ко мне туда. – Ты авантюристка. И чего тебе так хочется быть тайной женой епископа… – Да ну просто этой церкви нужно побольше иерархов с нестандартным мышлением, а то ж вымрете, господа католики, как мамонты. – Ты еще и политик… – Да как будто ты нет! Да и ко всему прочему нас всегда прикроет ваш Шинигами-сама, пока ему нужно, чтобы вы с Джастином работали в людской церкви. – Тише, тише, – Хейзель вскинул руки. – Невозможно предсказать, чего пожелает Смерть. Но ты права, пожалуй, мы вплотную займемся этим вопросом где-нибудь лет через пять. – Да, как оба получим дипломы и поймем, чего будем хотеть к этому времени.* * *
– Мелкая, ну-ка глянь на меня, – Мари сделала ужасное инквизиторское лицо. – По-моему, ты совершенно определенно беременна. – Ну а что, одной тебе, что ли? – Жюли отпираться не стала. – Я завершила свое образование, у меня приличная работа и стабильный доход… Решила, что уже пора. – Только вот мужа у тебя нет. – Зато есть свободная страна, где я при желании могу завести ребенка даже от донора. – И будет твой ребенок спрашивать, кто его отец, а ты что? – Так, давай я сама разберусь. Все равно скоро валю в Восточную Европу. – Почему вдруг туда? Стоп… ты что, решила выносить ребенка для Иржи и Мирека? – Ой, это интересный вариант, но до такого даже я не додумалась. Нет. Там просто любопытная ситуация по екаям и вообще социальная жизнь полна специфики. – Сумасшедшая! – всплеснула руками Мари. – Хотя бы роди в нормальном месте, под присмотром проверенных врачей! – Я подумаю, да не такая уж там ненормальная жизнь… Кончилось тем, что поехали туда прямо толпой. Мари накапала на мозги Санзо, тот уговорил Хаккая в качестве как раз проверенного целителя, Годжо увязался за компанию, Гоку тоже, да и племянники Жюли уже жаждали посмотреть мир на своих первых школьных каникулах. Хейзель отбыл пораньше. В компании Гата и под вполне благовидным предлогом поручения от кардинала Мулкахи. О том, что поручение это кардинал давал, можно сказать, под его диктовку, знать никому было не обязательно. И о том, как при этом смеялись его хитрые ирландские глаза за круглыми очками – тоже. Отец Фрэнсис был в хорошем смысле большой авантюрист и знал, кому, где и как давать послабления. Вот отец Лоренцо – тот бы явно не понял, несмотря на уже примерно семилетний стаж мирской жизни. Жюли несколько грызла совесть, ведь утаивала от него будущего внука или внучку… Ну да ладно, потом, все потом. По факту. А пока что все было как в романах – ночная Прага, старинный собор, и под его сводами – она и Хейзель, державшиеся за руки и краснеющие, как сбежавшие влюбленные. Да, в общем, почему «как». До чего же прекрасно… А фото и видео будут сохранены в запароленных архивах на той же флэшке, что и все их нескромные фотосессии. Свадьбу снимали Иржи с Миреком, проводил какой-то их знакомый священник, тоже разделяющий жизненные установки кардинала Мулкахи и подобных ему достойных людей. Еще присутствовали Годжо и Хаккай, ну и Гат, остальным гостям из Тогенке заговорили зубы, никогда не стоит допускать, чтобы в тайну было слишком много посвященных.* * *
А уже через три месяца по всемирной сети разлетелись фото счастливой молодой мамы с сынишкой на руках. На все вопросы, кто отец маленького Люсьена, Жюли отвечала только «а вот не скажу». Кое-кому еще добавляла: мол, знает мой духовник, но тоже никому не расскажет. «Завидуем молча!» – это краткое сообщение сказало Монтанелли больше тысячи слов. Так что ни допытываться, ни осуждать он не стал. Отшутился, мол, было бы чему, и прислал в ответ фото четырехлетней Ровены с книжкой. Явно это Инфинити его надоумила, ну и ладно, всяко приятно. Хотя, конечно, приятно было не только от этого. – По-моему, опыт очень даже удался! – заметила Жюли Хейзелю, с величайшей осторожностью держащему сына на руках. – Как насчет того, чтобы повторить еще раз? Хотя бы лет через пять, а? – Ну, если никто и ничто не вмешается в наши планы – то почему нет. И если будет дочка – выберем какое-нибудь красивое цветочное имя! – Может быть, Камомилла? Ромашка?* * *
И чем старше становились детишки Жюли, тем упорнее ходили слухи, что их отец Мирек Зинзелка. Золотистые кудряшки, синие глаза… а что бледненькие, так потому что еще малы для путешествий. Жюли слухов не подтверждала напрямую, но и опровергать не спешила. С тех пор, как перебралась в Прагу, и правда очень плотно общалась с четой путешественников – ну, когда те сами были дома. А настоящий ее возлюбленный приезжал раз в пару месяцев и прославлял свое имя в другой стране, к тому же делами, очень далекими от отцовства. И мало кто догадывался, что, обратись Жюли и правда к Миреку – это было бы сразу видно. Ее дети родились бы отмеченными печатью полукровок, с волосами и глазами цвета крови. Такова была цена за прикосновение двух друзей к источнику зла для всех екаев мира, а значит – и для людей тоже.