Полный е...

      Когда-то очень давно, еще в самом начале совместной работы с Арсом, Сережа, увидев, как какая-то девица буквально теряет голову от одного взгляда в графские голубые глаза, подумал, что нужно быть полным ебланом, чтобы влюбиться в Арсения Попова.       Потому что Арс обладал удивительным талантом делать больно тем, кто впускал его в свою душу. Он разворачивал грудную клетку того, кто отдал ему сердце, нарушал там порядок и оставлял после себя воронку ядерного взрыва.       Теперь, много лет спустя, Сережа все время напоминает себе о той мысли… Нужно быть полным ебланом…       Арс приходит заполночь. Нетрезвый, взвинченный. Какой-то взведенный, как курок. Сережа лежит в своей комнате, укутавшись в одеяло, и пытается сам для себя притвориться спящим. Арс в коридоре шумит, раздеваясь – щелкает выключателем, звенит отбрасываемыми на комод ключами, звякает какими-то застежками и молниями. Вздыхает. Что-то бормочет и снова тяжело вздыхает.       – Спишь? – шипит он, заглядывая в Сережину комнату. От этого хочется ругаться матом. Хочется сказать «Какого хрена, Арс?! Вали спать!», но Сережа только рычит:       – Пытаюсь. Время видел?       – Хуево мне, Серый, – говорит Арс и садится на пол у входа, прижимаясь спиной к дверному косяку. Красиво. Выверенно. Можно прямо сейчас снять и сделать клип на грустную музыку. Потому что Попов всегда актер. В режиме «24/7».       – Пить меньше надо, – зло ворчит Сережа. А у самого сердце стучит так, что отдает пульсацией в горле и висках, перекрывает оглушительным набатом любые внешние звуки.       – Разворочено все внутри, понимаешь? – говорит Арс жалобно. Жалко. – Словно… Будто снаряд взорвался в груди… И так больно…       Сережа понимает слишком хорошо. Он хотел бы ржать над этой тупой, бабской эмоциональностью, но не может – сам чувствует то же самое. Только еще глубже. Еще безысходнее.       Арс влюбился в Шастуна с первого взгляда. Еще руку не успел протянуть, представляясь, а уже попал, влип, потерялся. И теперь барахтается в этом липком чувстве больной одержимости, год за годом утопая все безнадежнее. Сережа не хочет этого знать, не хочет видеть, но обречен понимать значение каждого тягучего взгляда. Потому что сам он тоже бесконечно влюблен в того, с кем не сможет быть. В Арса. Только влюбился он в него не сразу, не сошел с ума в один момент, а постепенно, словно по ступеням, спустился в пучину совершенного безумия.       Часы назойливо тикают в ночной тишине. Арс тяжело дышит, по-прежнему сидя на полу, закрыв лицо ладонями. Сережа тихо матерится сквозь зубы, а потом слишком резко отбрасывает одеяло и встает с кровати. Шлепает босыми ногами по полу, подходит и силком поднимает Арса на ноги.       – Пошли спать, – приказывает. И ведет, как ребенка, в гостевую комнату. Не включает свет – боится увидеть скорбное выражение на измученном лице Арса.– Раздевайся и ложись.       Арс послушно тянет вниз молнию джинсов, разрезая тишину звуком. Снова вздыхает. Медлит немного, но все же раздевается. Аккуратно складывает одежду и вешает на спинку стула, некоторое время стоит неподвижно, а потом вдруг как-то очень резко подскакивает к Сереже и обхватывает его голову трясущимися ладонями.       – Поцелуй меня, – шепчет.       Слишком близко. Сереже хочется его ударить. Всерьез, без всяких скидок на дружбу. Сжать кулак и впечатать его Арсу в грудь или живот, всю свою боль вымещая в этом ударе.       – Иди нахуй, Арс, – говорит он вместо этого и пытается отстраниться. – Ты пьяный.       – Нет, – шепчет тот, закрывает глаза и прижимается ледяными губами к Сережиному виску, обдает запахом алкоголя. Тяжело дышит, будто долго бежал.       – Ты задрал, Арс, – Сережа снова предпринимает слабую попытку уйти от прикосновений. – Я спать хочу.       – Сейчас пойдешь, – уверяет Арс, щекоча губами мочку уха. – Только поцелуй меня.       Сереже больно в груди так, что даже если бы он заорал на весь этот чертов город, не помогло бы.       Сережа ни о чем не спрашивает, но все прекрасно знает.       Арс был сегодня у Шастуна. Они выпили вместе. И Арс наверняка хотел этого проклятого мальчишку так сильно, что у него рвало крышу. Но Шаст же не такой. Он ни за что бы не позволил. Поэтому Арс теперь жадно льнет к Сереже, ища в нем ласки и утешения. Сереже хочется сдохнуть.       Арс выдыхает, снова обдавая едким запахом выпитого, и замирает так, что его губы оказываются всего в нескольких миллиметрах от Сережиных, и видит бог, здесь не сдержался бы даже святой.       Сережа впивается в эти запретные, ненавистные и одновременно любимые губы так яростно, словно хочет даже поцелуем причинить боль. Арс жмется к нему всем телом и трется пахом, как проститутка, весьма недвусмысленно демонстрируя свой стояк.       – Ненавижу тебя, – искренне говорит Сережа, толкая Арса на кровать и нависая сверху, ловя отблеск легкого испуга в широко распахнутых глазах. – Как же я тебя ненавижу!       Арс стонет и прогибается в спине, когда Сережа стаскивает с него трусы.       – Тогда почему каждый раз поддаешься? – спрашивает на грани слышимости.       – Потому что я еблан, – признается Сережа, выпутываясь из своих пижамных брюк, и приказывает: – на живот.       Арс послушно переворачивается и, как опытная шлюха, всегда ко всему готовая, подсовывает подушку под бедра, развратно отставляя задницу. Сережа злится, что не включил свет и теперь не видит всего, что хотелось бы. Член ноет от напряжения, сочится смазкой, требует действовать быстрее, и у Сережи стучит в висках.       Он облизывает палец и толкается в Арса, размыкая колечко мышц. Арс не растянут, и это срывает Сереже крышу. Ему хочется войти сразу, резко толкнуться, причиняя боль, заставляя Арса кричать и унизительно просить быть помягче. Но он знает – от этого будет только хуже.       Он тянется к тумбочке, шарит в ней, выискивая смазку и презервативы. Слишком долго возится, так что Арс нетерпеливо виляет задницей и стонет:       – Пожалуйста…       Сережа нависает, прижимаясь к его спине, и рычит в самое ухо:       – Заткнись. Порву нахрен.       Арс стонет еще громче, впадая в экстаз от подобного тона.       Сережа раскатывает презерватив по члену, пожалуй, слишком откровенно себе при этом поддрачивая, а затем щедро льет смазку в ложбинку Арсовой задницы. Не удерживается и с силой шлепает по ягодице, зная, что оставит алый след.       Он ловит момент, когда Арс выдыхает, и входит сразу двумя пальцами, пьянея от легкого сопротивления мышц. Арс замирает и пытается расслабиться. Когда Сережа разводит пальцы, словно ножницы, Арс начинает мелко дрожать. Еще раз – рваный выдох. Еще раз – слабое «да», перебитое стоном. Еще раз…       Сережа знает, что нужно быть терпеливым, что требуется больше времени, но не может сдержаться, не способен контролировать себя. Он вводит еще два пальца другой руки, заставляя Арса коротко вскрикнуть. Слишком быстро. Слишком резко все происходит, они не трахались несколько дней, и Арс не может так быстро раскрыться, но Сереже рвет крышу. Он несколько раз толкается пальцами вперед-назад, а потом медленно разводит их в стороны, дурея от того, как поддается тело Арсения.       Арс скулит и вжимается лицом в кровать. Тяжело дышит. Его тоже гложет желание, так что даже боль он принимает смиренно, не пытаясь отстраниться от терзающих его рук.       Сережа еще несколько раз разводит и сводит пальцы, и Арс, поймавший ритм этих движений, начинает слабо подмахивать. Тогда Сережа убирает руки, добавляет еще смазки, надеясь ее количеством компенсировать недостаток подготовки, и прижимается к рефлекторно сокращающемуся анусу головкой члена. Медленно – мучительно медленно! – толкается вперед, и чуть не задыхается, когда слышит, как Арс всхлипывает: «Блядь!».       Сереже стоило бы остановиться, дать Арсу привыкнуть, спросить у него, в порядке ли он, но Арс только что приехал пьяный от чертового Шастуна, в которого влюблен, которого хотел весь вечер так, что чуть не лишился рассудка, и Сереже от всего этого так плохо, что ненависть застилает его разум.       Он толкается вперед, погружаясь сразу на всю длину, и замирает на миг в стонущем Арсе, наслаждаясь горячей теснотой. А потом начинает двигаться так быстро и яростно, словно это действительно может ему помочь, словно он сможет выместить свою обиду в этом диком, несдержанном сексе.       Арс умопомрачительно трахается. Сереже никогда и ни с кем не было настолько хорошо. Он забывается, теряет себя в рваном ритме толчков, у него кружится голова. Арс подмахивает и не перестает повторять «да-да-да, боже, да! Да!», и в какой-то момент удовольствия становится слишком много, оно захлестывает с головой, прокатывается волной по всему телу и скручивается в плотный узел внизу живота.       Сережа заставляет Арса приподняться, подсовывает руку ему под бедра и почти остервенело дрочит его член, пожалуй, гораздо грубее, чем следовало бы. Арс выгибается и кончает всего через несколько секунд, сжимая Сережин член внутри себя так плотно, что удержаться нет никаких шансов. И тогда Сережа тоже срывается в оргазм, который почти вышибает из него дух.       Арс медленно опускается на кровать, широко разводя ягодицы, позволяя Сереже вытащить член в наполненном спермой презервативе, и стонет – низко и удовлетворенно, а потом обмякает, словно брошенная на пол кукла. У него влажная от пота спина, взъерошенные волосы на затылке и чуть подрагивают пальцы правой руки, которой он берет Сережу за запястье, извернувшись под странным углом.       – Серег… – выдыхает он, – ты космос.       – Так, блядь, – отзывается Сережа, отстраняясь и нашаривая на полу отброшенную пижаму, – завязывай с этой хуйней.       – Какой именно? – пьяно улыбаясь, спрашивает Арс.       – Со всей, – злость возвращается и бьет с новой силой, – во-первых, хватит пиздострадать по Шастуну. Ты женатый человек, тебя семья в Питере ждет. Во-вторых, падла, еще раз разбудишь меня среди ночи перед съемочным днем, жить будешь в отеле. Я серьезно, ты заебал. А в-третьих, хватит использовать меня в качестве запасного дилдо. Купи себе резиновый.       – Ревнуешь? – сонно спрашивает Арс, совершенно не тронутый эмоциональной речью.       – Еще чего, – фыркает Сережа и выходит из комнаты, отчаянно желая сдохнуть.       Ему так и не удается заснуть до самого утра, потому что эмоции в его груди взрываются сумасшедшими хлопушками. Ему больно, страшно, противно, горько и очень обидно. Но отчетливее всего он ощущает ненависть. К съемкам, на время которых Арс селится в его квартире. К Шастуну, в которого влюблен Арс. К самому Арсу, который прекрасно знает – просто не может не знать! – как больно делает Сереже. К тому, что всего через неделю Арс уедет домой, в Питер, к жене и дочери, и будет там изображать счастливого мужа, которому даже в голову бы никогда не пришло трахаться с другом…       Но больше всего – к самому себе.       Потому что нужно быть полным ебланом, чтобы влюбиться в Арсения Попова. И Сережа именно им и оказался.