Единение

      Бог ты мой, какие же они голубые, глаза её убийцы, глаза её жертвы. В них не было ненависти, когда он протыкал её катаной — только скука. В них не было страха, когда она проткнула его колом — лишь удивление. Они убили друг друга в то утро, чтобы потом восстать и вновь предстать друг перед другом — на этот раз для того, чтобы сразиться по-настоящему.       Он и теперь смотрел на неё без ненависти. Взгляд его был холоден, словно лёд. Только после инцидента в самолёте она узнала, что под толстым слоем льда таится адский огонь. И собиралась выпустить его наружу, даже если в конце концов он сжёг бы её дотла. Это бы стоило того. Она ничто в этой войне, он — одна из ключевых фигур. Она свою роль отыграла, а ему предстоял решающий ход. Ему, врагу.       Когда барьеры пали и правда открылась, Мэри Сью окончательно убедилась в том, что она была права, когда ожидала его перехода на свою сторону. Потому что слишком болезненно было осознание предательства. Слишком сильно давило осознание факта, что им манипулировали, как хотели, две тысячи лет.       Если даже сердце Мэри Сью, которая знала Рэю не так давно, разбилось после её вакханалии, что же чувствовал он?       Отголоски его боли всё ещё отдавались в её душе. Боли и… вины. Рассудок к нему вернулся. И вместе с ним совесть. И в нём зародилось такое чувство ненависти к себе, что его передать было невозможно. Сильнее он ненавидел только Рэю, женщину, изменившую его суть и превратившую его в чудовище. Но… и он тоже увидел все мысли и воспоминания Мэри Сью — и это было неловко по двум причинам.       Во-первых, она разделяла его идеи и ей не хватило только прямого приглашения, чтобы сменить сторону. Во-вторых, она была влюблена в него и дико бесилась каждый раз, когда кому-то доводилось упоминать об его отношениях с Камиллой. Особенно злилась она в те дни, когда в её разум проникали обрывки воспоминаний об этих отношениях. Нет, говорила она себе, я не хочу этого ни видеть, ни знать, оставьте меня в покое, прочь из моей головы!       Он звал Камиллу своей королевой, и Мэри Сью не то, чтобы мечтала об этом титуле, нет — ей гордость бы не позволила выступить, как её замена. С богиней было то же самое. Богиней была Рэя. А она… она мечтала стать чем-то большим, только вот не могла дать этому определение.       «Я не королева и не богиня. Я выше этого, я Мэри Сью» — и мысль эта даже у неё в голове прозвучала так ужасно, что ей от неё самой стало стыдно. А уж сейчас, после того, как Гаюс прочитал её мысли, стало совсем уж паршиво на душе.       В какой-то момент, они стали едины. Она узнала его всего, а он узнал её всю. С того дня Мэри Сью поклялась никогда больше не злоупотреблять своей силой. «Вот прикончим Рэю и буду жить, как обычный вампир», думала она. И всё же… мысль о будущем не давала ей покоя. Что ей оставалось делать после победы над врагом? Бесцельно бродить по свету, поддаваясь всё большей моральной деградации? Может быть, однажды оступиться и стать следующей мишенью для команды?       «Что, если финальный босс — не Рэя, а я?»       Она чувствовала в себе зло, и она иногда даже давала ему волю. Она убила Николь, Джеймсона, чёрт знает скольких людей в клубе Серафины, и помогала Камилле пришить Прию. И всё это проделывалось не без удовольствия. Эти враги были давно убиты, чувство же триумфа от победы над ними продолжало жить и давало о себе знать при каждом воспоминании.       На самом деле любовь к Гаюсу — одна из немногих хороших вещей, что в ней остались. И ведь он это знал. Мэри Сью не посмела проверить его мысли насчёт этой свежей для него информации. Это было бы слишком неловко. Она оставила ему право хранить молчание, и он его благодарно принял.       Он мог бы, кстати, использовать это для манипуляции. Но не сделал этого. Он вёл себя так, как будто не знал об этом, игнорировал её порывы нежности и сострадания и лишь раз дал слабину.       Единственный поцелуй, который она смогла себе позволить перед тем, как пойти, может быть, на окончательную смерть — поцелуй в щёку. А хотелось в губы, как же она хотела эти его губы.       — В другой жизни всё могло было быть иначе, — произнесли они.        «Другая жизнь начнётся, после того, как мы одолеем Рэю», — пообещала себе Мэри Сью. И лишь эта мысль помогла ей пробиться сквозь все опасности, пережить смерть Джакса и предательство Серафины. Она шла вперёд и только вперёд, к этой другой жизни, вечной и прекрасной, полной наслаждения и любви.       Жизни, из которой навеки исчезло так много народу...