[Почему ты сдался?]
Знаешь, порой мне не хватает наших стычек. Один на один, как прежде. С пламенем в глазах, с кипящей в битве кровью. Так, чтобы искры из-под клинков. Так, чтобы ненависть и ярость висели в воздухе тяжёлым удушливым дымом, в котором мы вновь видели бы лишь друг друга, в котором терялся бы даже звон ударов металла о металл. Так, чтобы даже боги не смели вмешиваться.[Почему ты перестал сражаться?]
Знаешь, порой мне не хватает наших разговоров. Не только тех, редких, когда плечом к плечу, в табачной дымке, когда вокруг никого. Нет, не только их — всех. Тех, когда в воздухе искрилась злоба, когда ты сверлил меня своим фирменным тяжёлым взглядом, когда готовы были привычно сорваться в драку, только без металла, с голыми руками — тоже. Тех, когда мы сидели в тишине, и ты молча смотрел на меня или куда-то в сторону своими усталыми глазами. Тех, когда ты позволял мне просто слушать, рассказывая что-то… честно говоря, я почти никогда не знал, о чем ты говоришь. Мне просто нравился твой резкий голос, особенно когда ты приглушал его, но все равно продолжал, думая, что я задремал. Порой я, каюсь, действительно дремал, но это ведь не важно, правда? Впрочем, сейчас, наверное, действительно не важно. Сейчас стало не важно уже многое. Но я… действительно скучаю по этим разговорам. Помню, как ты впервые убрал с лица это вечное хмурое выражение — я притащил тебе хорошего эльфского табака, и ты сначала ругался, мол, «какая-то ваша травяная дрянь, наверняка еще и слабая совсем», но я же видел, что тебе нравилось. Уже и не помню, о чем мы говорили, но вот картинка чётко встает перед глазом: ночь, лес, терпкий запах табака… Потом нам пришлось отбиваться от накеров, конечно, но чего не сделаешь ради сомнительной романтики. Да-да, я помню, ты всегда не любил это слово. Раздражать тебя — моя работа, не смей осуждать.[Почему ты бросил меня?]
Знаешь, порой мне не хватает твоих рук. Они всегда были кстати. Помню, ты грел своими ладонями мои пальцы, когда я мерз в наши осенние встречи. Да, твои руки почему-то всегда были тёплыми. Мне нравились твои извечные мозоли и сухая кожа. Что, скажешь, я извращенец? Может и так. Просто руки — всегда самая выразительная часть тела. Ярче лица, хотя твое, наверное, могло бы сравниться с руками. Никогда не понимал, почему другие dh'oine считали тебя неприметным, переставали узнавать без шаперона и форменной одежды. Но руки… Знаешь, они многое могут сказать о личности. Твои тоже говорили мне многое. Больше, чем ты, наверное, мог бы сказать. Думаешь, я не помню, как ты поглаживал меня за ухом, когда я пришел совсем усталый и больной? Думаешь, я не чувствовал, как ты порой гладил меня по плечу, когда я дремал под твои рассказы? У старых бойцов чуткий сон, я знаю больше, чем ты думаешь. Пусть даже сейчас это тоже отправилось на свалку тех вещей в моей памяти, которые потеряли важность. Эльфы всегда помнят.[Почему ты больше не касаешься меня?]
Знаешь, мне теперь не хватает многого. Тебя, в основном. Но ты — это тоже много. Ты — руки, лицо, тяжёлый взгляд. Ты — то дурацкое полотенце на голове, название которого я никогда не желал запоминать, тот вечно раздражающий меня медальон на цепи. Ты — запах кожи, горячей стали, дешёвого, но крепкого табака и отпечаток моей полыни. Ты — это тоже много. Еще мне не хватает войны. Я чувствую, как медленно затухаю — не только в плане жизни. Хотя и этого отрицать нельзя… Знаешь, я ведь стар. Ты никогда не спрашивал о моем возрасте, но теперь будешь знать. Я стар, и чувствую, что осталось мне не так уж много. Вообще-то, я думал, ты дойдёшь со мной до конца. Хотя, я много чего думал. Да… Я стар. Старые Aen Seidhe порой догорают долго. Мне с этим повезло. Я лишаюсь всего достаточно быстро, чтобы не успевать этого замечать. Скоро со мной останется только память. А после… думаю, все закончится. Да, наверное, так. Жаль, ты этого не увидишь.[Почему ты ушел?]
Знаешь, ты вырастил из Бьянки такую же отличную гончую, какой был сам. Хотя мог бы и сказать мне, что она в курсе… всего. Ты рассказал ей, или она сама догадалась? А, ладно, это не имеет значения. Она хорошая девушка. Смышленая, шустрая. Почти как эльфка. Она мне нравится. Не представляю, как она сумела отыскать меня — видать, ты действительно хорошо ее натаскал, старый пес. Что, думал, я сам как-то узнал? Нет, она нашла меня. Нашла, чтобы только сказать, что ты ушел. Передала твою тряпку и письмо… Нет, я еще не читал, хоть она и говорила. Оно всегда со мной — вот, на груди, под тканью. Прочту, когда придет время. А полотенце твое, как видишь, ношу. Знаешь, я никогда не думал, что все так выйдет. Никогда не думал, что буду столь сентиментален — и не смей надо мной смеяться. Я, вообще-то, не за тем пришел. Мерзнуть, сидя на твоей могиле, в планы не входило. Прости, что так вышло. Я должен был заметить, как ты меняешься. Это моя вина. Думаю, мы увидимся еще раз. Цветок, который я передал тебе с Бьянкой, еще здесь. Я… Я, наверное, лучше посажу его здесь. Полгода прошло, а у тебя тут ничего не растет. Пусть будет бессмертная роза. Прости, что я пришел только сейчас. Я задержусь еще ненадолго. И приду снова, чтобы остаться. Клянусь, в следующий раз… Подожди еще немного, Вернон Роше.