***
eAon – Mad Tea Party (feat. Swervy)
Вспышки, расслаивающие картинку мелкой паутиной осколков, режут глаза изнутри. Нигде нет опоры и чьего-то присутствия, только лишь яркая зыбучая пустота и чувство падения в бездну. Голую кожу обвалакивает вязкий страх и что-то мерзкое, похожее на крики, обредшие плоть. Нечто странное забирается против воли через глотку во внутренности и царапает лёгкие, а в противовес изнутри жаркими волнами это выталкивают разряды тока, проходящие через каждую клетку тела. Его пытаются выбросить со дна на поверхность, но всё онемело, отказываясь подчиняться. Он, словно между жизнью и смертью, путается в этой паутине из своих самых омерзительных чувств и ощущений. В последний момент он слышит отдалённо знакомый голос, который против воли заставляет его трепетать от нежности, а среди видений различает человека, который тянет к нему руку. Он не знает его, не помнит лица, частично сокрытого дымкой, и успокаивающего голоса. Его звали так отчаянно, что не было другого выхода. Не подчиниться он не мог. Вновь вспышка и крик, приглушённый неразборчивым шёпотом, а потом падение в бездну. Два ярких огонька, горящих в глазницах огромного монстра, адски ревущего везде и всюду, и влага на щеках, но не из-за физической боли. Ему страшно за кого-то, кто, он знает наверняка, находится рядом и испытывает такие же чувства, но его совсем не видно. Миллиметры превратились в сотни тысяч метров, но связь, идущая тонкой нитью, подпитывает его знание о том, что он не один. Мышцы свело судорогой, как будто он только что рухнул на бетонный пол. Вокруг тихо и темно. Ещё даже не предрассветное время. Прозрачный тюль выбивался из-под плотных штор и поднимался над полом из-за ветра, проникающего в квартиру. Кто-то из них забыл закрыть окно перед сном (может поэтому и приснился кошмар). В висках шум крови, набатом текущей по артериям. Кортизол и адреналин заставляли сердце заходиться в безудержной тряске, распространяя по телу жар и оцепенение. Секундой назад он видел сон. Точно уже не помнит какой, но это было пугающе, было больно. Хёнджин слышал крики и видел что-то странное, само воспоминание об этом вводило парня в дрожь. Хёнджин чувствовал, что задыхается от страха. — Почему ты не спишь, малыш? — пробубнил Чанбин хриплым голосом. — Малыш, всё хорошо? — Да… Да. Всё хорошо. Кошмар приснился, — задушенно ответил он, прижимаясь к телу старшего ещё сильнее. Усилившееся давление от объятий на собственных плечах заставляло чувствовать себя в безопасности. Они здесь наедине друг с другом в тёплой постели, до утра ещё очень много часов, которые они проведут вместе и в тишине. — Дай руку, — прошептал Чанбин. Хёнджин послушался, вкладывая свою ладонь в чужую. Она была горячей и мягкой, а пальцы быстро сплетались с собственными. В душе, не смотря на бурю былого страха и тревоги, становилось так легко и спокойно. — Что снилось? Отец? — Нет… — Хёнджин дышал парню в макушку, ощущая лёгкий запах фруктового шампуня, который действовал получше успокоительных. — Помнишь что-нибудь? — Только то, что мне было очень страшно. Вокруг было светло и громко. Странное чувство у меня от этого… — Не бойся, — Чанбин приблизил его руку к своим губам и поцеловал тыльную сторону ладони. Щетина слегка колола и щекотила тонкую кожу. — Я с тобой, малыш. Всё хорошо. — Спасибо, — он тихо отозвался, смотря в пустоту за широкими плечами Чанбина. В темноте как будто бы бегали тени, перешёптываясь о том, что ему не дано понять. Несмотря на всё, что делал для его спокойствия Чанбин, парню всё равно было не по себе. Внутри, в районе живота, плодились черви, которые опоясывали его тело изнутри, заставляя беспокоиться о чём-то призрачном и эфемерном. Кровь леденела в жилах, но тёплые крепкие объятия заставляли выбраться и сделать живительный вдох. — Давай спать, малыш. Я рядом, — Чанбин прильнул к его шее, мягко касаясь губами ключиц и впадинки между ними. — Я здесь, не бойся. Хёнджин улыбнулся, не в силах противостоять теплу, которое высвобождалось при каждом поцелуе. Он чувствовал, что Чанбин мягко улыбался, пока прижимался губами к коже и чмокал его в челюсть и кадык. — Я люблю тебя, Бинни, — Хёнджин вжал голову в плечи, чтобы парень перестал дразнить его шекочущими прикосновениями. — Я люблю тебя больше, — старший подтянулся выше, чтобы прижаться губами к щеке Хёнджина. — Вот так, — его руки и ноги окутали собой тело парня, пока он сильно прижимался в размашистом поцелуе к горячей щеке Хвана, покрывающейся румянцем. Хёнджин уже не так сильно волновался. Странные ощущения покинули его тело, но сердце ещё слегка вонительно подтряхивало. Какими страшными не были кошмары ранее, но от этого хотелось по-настоящему разрыдаться на плече у Чанбина, потому что только рядом с ним он чувстовал себя в безопасности, доверял настолько, что мог быть слабым и уязвимым. Хёнджин тихонько прикрыл глаза, всё ещё ощущая мимолетные успокаивающие поцелуи на своем лице. Чужие мягкие ладони осторожно придерживали за подбородок, пока пальцы слегка поглаживали щёки. Этот стандартный набор действий, словно подобранный алгоритм к обеспечению чужого спокойствия, действительно был разработан Чанбином спустя несколько месяцев их совместного проживания. Хёнджин, как он ощутил сполна только после второй недели, страдал от частых кошмаров. Он всегда подскакивал глубокой ночью от собственного крика или слёз. Пару раз Чанбину самому приходилось будить его. По началу это пугало Со, но потом он привык и принял это обстоятельство, как одну из многочисленных особенностей своего парня. В нём было сочувствие, но не та жалость, от которой Хёнджина воротило. Всё началось с простых объятий: Чанбин старался засыпать с ним в обнимку, чтобы, не теряя времени, успокоить своим присутствием. Затем были успокаивающие прикосновения, поглаживания, поцелуи, вопросы о самочувствии, отвлечённые разговоры, опять объятия. Чанбин всегда держал на прикроватной тумбочке воду и легкие успокоительные. Иногда ему прилетало во сне локтём в живот, но он не обижался и не винил в этом Хвана, хотя тот и просил прощения, когда в местах ударов появлялись синяки. Друзья шутили, что грозный Чанбин терпит воспитательное рукоприкладство от своего бойфренда, а тот в свою очередь только фыркал на это, пока Хёнджин в смущении отводил глаза. Сейчас это стало обыденностью, которую уже не представляешь иной. К тому же, это ещё один способ показать Хёнджину свои серьёзные намерения, тем более, что у них уже скоро шестая годовщина. Эти чудесные шесть лет вместе, и два года дружбы – они были такими запоминающимися, такими чувственными и красивыми. Парни познакомились в последнем классе старшей школы. Новый учебный год, весна и цветущая вишня. Стремительно теплело, всё цвело и пахло. Хёнджин мило беседовал с его приятелем у ворот школы, улыбался, когда их знакомили, протянул руку для рукопожатия. А Чанбин не мог оторвать взгляда от чужих глаз – таких прекрасных, искренних, задумчивых, их доверха наполнял смысл. Они сблизились из-за общей компании, в итоге став очень близкими друзьями. Другие шутили, что они похожи на престарелую пару, будто бы уже прожили целую жизнь вместе. По ощущениям и правда было так, их часто можно было заметить за «стариковскими развлечениями» – неспешной прогулкой по парку, спокойными посиделками дома, кормлением уток и тихими бытовыми разговорами. Все их взаимодействия были похожи на то, что два уставших и зрелых человека наконец нашли дом – в друг друге. Хенджин любил смотреть документалки про природу в кресле с толстым пледом, а потом засыпал в девять вечера, чуть посапывая. Всё потому что ночью он просыпался и не всегда мог уснуть снова. Первые года полтора Чанбин и правда в шутку называл его про себя дедушкой, но потом с сожалением забрал свои слова обратно. В детстве, когда папа Хёнджина приехал, чтобы забрать его и погулять в парке, они попали в аварию – чудом выжили, у отца сотрясение, у Хёнджина перелом локтевой кости. После этого ему часто снились кошмары, а мама больше никогда не отпускала сына с бывшим мужем на автомобиле. Хёнджин поделился этим по секрету, потому что кошмары вернулись с большей частотой, ведь отец совсем недавно умер в автокатастрофе. В тот период они сблизились ещё больше. Тогда уже была учёба в университете, и хоть они и виделись реже, но это ни сколечко не сказывалось на их отношениях. Чанбин понял, совсем вскользь, что больше не может отрицать очевидного, прогнозы их друзей сбылись – он влюбился в своего друга. Всё шло так медленно и размеренно, без страсти, огня и бурного влечения. Всё это время они шли к чему-то большему, чему суждено было случиться. Сомнений в том, что они не уживутся, не было вообще. Чанбин был уверен в успехе миссии. Хёнджин спустя два месяца всё ещё испытывал проблемы в принятиии произошедшего, его не покидало чувство горя и опустошенности, которые забрать себе Чанбин, увы, был не в силах. Но он пытался быть рядом, поддерживать, заполнять дыру в сердце чем-то теплым и расслабляющим, собой. Но одного Со не учёл – в этой несвойственной для Хван Хёнджина буре была не только скорбь, но и отрешённость, одиночество и нужда. Хёнджин был сильно встревожен надуманной собой же иллюзией невзаимности и отверженности. Он не хотел выглядеть жалким, а поэтому закрылся, убегал и тихо сгорал от боли. В тот ноябрьский вечер шесть лет назад было особенно холодно. Хёнджин спешил к себе домой, попутно вытирая слезы с лица. Он только что поссорился с Чанбином, сорвавшись на него из-за ерунды. Внутри бушевала обида и ненависть к себе. Он бурчал проклятия и шмыгал носом, даже не замечая торопливых шагов за спиной. Хёнджин поднялся на одну из ступенек крыльца дома, когда его окликнули, а затем развернули в противоположную сторону за плечо. Хёнджин глянул сверху вниз на Чанбина, заглянул в обеспокоенные глаза, переполненные волнением и страхом. Собственные глаза заслезились ещё больше. Чанбин мог поклясться, что видел в них Вселенную. Хван поджал губы от чувств, которые были внутри него. Он взбесился не потому, что Чанбин сделал что-то не так, он был зол на себя. — Прости меня, — задыхаясь, прошептал Хёнджин. — Прости меня пожалуйста… Глаза уже были не в силах удерживать новые слёзы в заперти – всё полилось по щекам, капая с подбородка за шарф. Чанбин прижал теплые ладони к его замерзшим влажным щекам, согревая, а затем обнял крепко, успокаивающе поглаживая спину. Хван уткнулся лицом ему в плечо, пытаясь сдержать всхлипы, но получалось плохо. Они тихо стояли, обмениваясь тяжёлым дыханием. — Ты мне нра- У Чанбина неожиданно зазвонил телефон, прервав чужую фразу. Хёнджин отстранился, вытирая слезы, и решил быстро свалить домой подальше от возможного осуждающего взгляда. Не хотелось получить пощёчину или оскорбление от дорогого друга (или уже нет) за такие слова. Со вновь остановил его, схватив за руку. Его лицо выглядело озадаченным, удивлённым и слегка встревоженным. — Что?.. — Эм-м… — Повтори пожалуйста то, что ты сказал. — Нет. — Пожалуйста, — Чанбин с мольбой и влагой в глазах чуть ли не умолял его. — Ты мне нравишься, Чанбин. Я влюблён в тебя с первого взгляда. Хван ждал всего, но не тихого визга. Чанбин подпрыгнул и ухватился за его шею, что было больше похоже на удашающий захват, и так и повис на нём на долгие несколько минут его ликования, пока в кармане безостановочно играла мелодия входящего вызова. Через полгода они съехались в новую квартиру, ещё через три месяца завели двух кошек и бонсай, который за шесть лет вырос до метра. Это было олицитворением их любови – крепкая, сильная, величественная и умиротворённая. Всё шло к тому, чтобы оказаться здесь в этом месте и в это время.***
Холод накатывал бушующей волной, похожей на животный страх, что проростал в груди острыми шипами. Вокруг яркая пустота, звенящая где-то на подсознании. Этому состоянию нет конца и края, оно всеобъемлющее, пугающее и импульсивно вибрирующее совсем неощутимо. С этими колебаниями можно почувствовать связь кончиками пальцев, которые, словно антены, чувствуют изменения в пространстве. Но чем сильнее этот налаженный контакт становится подвластен, тем агрессивнее пустота вокруг давит на голову, запутывает мысли и сознание. Вокруг лабиринт из невидимых препятствий, и выхода в нём точно нет. Ему нашептали на ухо чужие голоса, что здесь ему нужно остаться навсегда. Но Хёнджин знает, что не здесь его место в вечности, и шёпот становится только агрессивнее. Всё вокруг искажается, материя поглощает сама себя, разрывается в адском крике внутри его головы, источает всеобъемлющий рокот, взывает что-то или кого-то. Всё рушится перед глазами, величайшая катастрофа расщепляет реальность в мелкие частички. Пространства больше нет – оно праздно исчезло куда-то в другое место, проделав дыру в теле. Грудь свистит, из неё исходят искры света и звуковые импульсы. Что-то пытается прорваться, поведать о важном, но его уши не слышат ничего кроме ужасающего скрежета и свиста его погибающей вечности. Он знает, что хочет сказать, но собственных слов не слышит, он смотрит вперёд на яркую вспышку ярости, увядающую в пустоте бездны. Его выталкивают из этого «места» на поверхность, и он просыпается, думая, что падает в дыру. Тело дергается, сердце ощутимо стучит в висках. Он дышит и часто моргает, пока тремор не отпускает кончики его пальцев, всё ещё ощущающие странные призрачные импульсы. Ему кажется, будто во сне он прожил целую вечность и оставил там знание о чём-то важном. Голова звенит, он пару раз моргает, и та последняя мысль обрывается на… На чём? Что же снилось? Он совсем ничего не помнит. Похоже, он уснул. Из-за двери в ванную слышен шум воды и тихое пение. Хёнджин лежит, накрытый теплым пледом. Глаза, залитые дымкой, метаются по гостинной в поисках чего-то. В углу экрана работающего телевизова он замечает время. «…Сегодня ночью на севере Сеула произошла автокатастрофа. Погибло двое человек. Ещё двое сейчас находятся в реанимации…» — произнесла ведущая новостей. 21:07. Через полчаса нужно выходить. Чанбин появляется перед ним совершенно неожиданно, целует в лоб и поправляет растрёпанные пряди его волос. — Скоро приедет Чан. Уже пора собираться. — Милый, я… — М? — Милый, я люблю тебя. Чанбин расплывается в тёплой улыбке и отправляет ему воздушный поцелуй по пути в спальню, попутно сверкая своей голой задницей. Хёнджин на пару мгновений зажмуривается, трёт переносицу и поднимается с места, чтобы пойти переодеваться. Они отмечают свою годовщину походом в клуб, где соберуться своей прежней компанией, как в старые добрые времена.***
Вечер проходил хорошо. Им было весело вместе. Их друзья, давно уже позабывшие, какого это – находиться рядом с «пожилой парой», вновь насладились их приторностью и обменами мыслей через взгляды. Чонин до сих пор фукал на стариковские объятия и держания за ручку, «ну вы что, на первом свидании что ли?!». Все они успели выпить по пиву (кроме Чана, ведь он за рулём), хорошенько наесться мяса и закусок. Всё ещё одинокий Чан под весёлый гогот друзей попытался завести знакомство с очередной девушкой, но всё почему-то было как всегда провально. Хёнджин приглашал Чанбина на все медленные танцы, особенно его глаза горели под их песню Бруно Марса. Ёнбок, поддавшись своим сантиментам, снова принялся заполнять память телефона «архивными видео» их медленного танца и того, «как же красиво светились глаза этой пары, смотря друг на друга». Это память, которую он хотел запечатлеть. Сынмин на пару с Чонином передразнивали его и начали кривляться, подражая Хёнджину и Чанбину, раскачиваясь слишком энергично для такой чувственной песни, как «talking to the moon».AURORA – Runaway
Голова Хвана опустилась Чанбину на плечо в бессилии. Он испытал за этот вечер такой широкий спектр эмоций, что уже немножко подустал. Песня уже давно сменилась на танцевальную, и все вокруг стали двигаться энергичнее, пока они вдвоём стояли посреди этой вакханалии и совсем не обращали внимания на всё вокруг. Были только ощущения тепла и близости, безграничной безопасности. Хёнджин не имел планов на будущее, но был уверен, что рядом с Чанбином было надёжно и комфортно. С ним, и ни с кем другим в этом мире. Чанбин дернул рукой, подавая какой-то знак диджею. Хёнджин отстранился, не понимая, что происходит, и в этот момент песня, игравшая до этого, вдруг сменилась. Мысли плохо складывались в целостную картину, и пока он был в ступоре, Со опустился на одно колено, держа при этом его ладонь в своей. — Хёнджин, моё солнце, я так рад, что ты остаёшься со мной уже так долго. Ты самое дорогое, что есть у меня в этой жизни, знаешь? От всего своего любящего сердца я могу сказать с точностью, что самое моё большое желание в этой жизни – прожить весь её остаток с тобой, называя своим мужем. Ты выйдешь за меня, любовь моя? Глаза Чанбина сверкали так ярко всей его вселенской любовью и заботой, в нежности и теплоте которых можно было с лёгкостью утонуть. Только благодаря ему Хёнджин чувствовал себя по-настоящему счастливым, нужным и любимым. Эта любовь заставляла его двигаться дальше и жить полноценной жизнью. Хёнджин был до бесконечности благодарен, до бесконечности влюблён, до бесконечно окрылён, до бесконечности… Вечно. — Да.***
Хёнджину ели как удалось затащить Со на заднее сидение машины Чана. Он опьянел сильнее него и разбушевался на одного парня, который хотел познакомиться с Хваном. «Слышь, мудозвон, ты не видел, какое я закотил моему жениху предложение час назад?! Он занят, отвали», но звучало всё на самом деле намного хуже. Хёнджин в какой-то степени даже гордился своим женихом. — Мы сначала завезём Ёнбоки, а потом и вас, ребятки, — весело с переднего сидения оповестил Чан, пристёгиваясь. Последним в машину сел Ли, радостно прощаясь с остальными. Они тронулись с места, неспешно выезжая на шоссе. Чан включил печку и приглушил музыку, тихо переговариваясь с Ёнбоком о прошедшем дне. Чанбин устало дремал, сидя позади водительского сидения, пока Хван пристроился на его плече и думал обо всём на свете. Кольцо на пальце привлекало внимание, и тепло обволакивало не только физически. Он позабыл обо всём, что волновало. Совсем рядом сидел парень, которого он любил больше жизни, а тот его любил так же сильно в ответ. Хёнджин плавился прямо на месте от счастья. — Ребят, я так рад за вас! Я хочу быть шафером, — мягко произнёс Ёнбок, улыбаясь, словно маленькое солнышко. — Джисон будет шафером Джинни, я уверен. — Ага, — отозвался Хван, с виной поглядывая на Ли. — А Чан для Бинни. — Вот блин, вы такие зануды, — парень отвернулся, но Хёнджин знал, что тот не мог обидеться. Расслабленная атмосфера должна была придавать сил, но что-то было не так. — Почему ты поехал по северной дороге? — заметил Ёнбок, взглянув на Бана. Пальцы стало покалывать. Хёнджин сжал руки в кулаки, пытаясь остановить неприятные ощущения. Тревога поднималась вверх по его глотке. – Хэй, что такое? — хриплым сонным голосом спросил Чанбин у самого уха. Звон набатом вытеснил всё из головы. Руки стали покрываться мурашками, пальцы на ногах похолодели. Писк и свист разорвали спокойную тишину ночи. Хенджин посмотрел в лицо яркому свету, несущемуся на них слева. Две слезы сорвались с глаз. — Милый? — Я люблю тебя… — …Что за?! Два ярких прожектора, словно глаза монстра, его нечеловеческий вой. Бьющееся стекло, боль и крик, больше похожий на лязг металла. Вокруг пустота, ужасающий скрежет и свист его погибающей вечности. Он произнёс, что хотел сказать, а теперь смотрит вперёд на яркую вспышку ярости, увядающую в пустоте бездны. Его выталкивают из этого «места» на поверхность, и он просыпается, думая, что падает в дыру. Тело дергается, сердце ощутимо стучит в висках. Он дышит и часто моргает, пока тремор не отпускает кончики его пальцев, всё ещё ощущающие странные призрачные импульсы. Ему кажется, будто во сне он прожил целую вечность и оставил там знание о чём-то важном. Голова звенит, он пару раз моргает, и та последняя мысль обрывается на… «Если я проснусь, и тебя не будет рядом, то…» На чём? Что же снилось? Он совсем ничего не помнит. Похоже, он уснул. «…Сегодня ночью на севере Сеула произошла автокатастрофа. Погибло двое человек. Ещё двое сейчас находятся в реанимации…» — произнесла ведущая новостей.