Несовершенства

      Солнце буквально везде. Оно оседает мягкими линиями на диванах, в сгибах оконных рам, преломляется в стеклянных кувшинах, служащих вазами для каких-то синих цветов с толстыми стеблями.       Жара стоит такая, что вот бери кожу и снимай с себя, как надоевшую футболку: вентилятор лишь гоняет воздух по помещению, открытые настежь окна — видимость спасения.       Наруто ловит расслабление на подоконнике, свесив ноги на улицу и подставляя лицо теплу. В загорелых пальцах тлеет косяк: такое бывает, когда у лучшего друга вся семья уехала за город, а его старший брат имеет заначки по всей квартире, о местонахождении которых вы с этим лучшим другом, разумеется, знаете.       День в самом разгаре: лето взяло свои права после долгого сезона дождей, и вот вторую неделю подряд каждый первый занимается тем, что старается шататься по улице как можно чаще. На улице вообще, кажется, весь город — шествие под окнами мельтешит одной единой массой, разноцветной и постоянно изменяющей направление и плотность: больше деталей Наруто не видит, как ему ни хочется, потому что травка делает его зрение не таким четким, зато более насыщенным.       — Наруто! — истерично из спальни, — Наруто, срочно подойди сюда, Наруто, пожалуйста...       Всунуть ноги обратно в пределы комнаты и поспешить: этот тон не требует вообще никаких отлагательств, потому что подобное от Саске редкость и обозначает обычно Крайнюю Степень Важности.       Саске сидит на огромной родительской кровати (человека четыре на ней могут спать точно, даже не пинаясь) совершенно растерянный, в металлическом ободке, удерживающем непослушные пряди. Лицо расстроенное: он хмурится и кусает губу, глядит ошарашенно в свое отражение в маленькое круглое настольное зеркало, украденное из ванной. Поднимает полные боли глаза:       — Наруто...       — Чего тебе? — смешок сдержать не получается, настолько комичная картина. К ней можно додумать что угодно, но больше всего в голову лезет версия про «свет-мой-зеркальце-скажи».       — Наруто, мне кажется... — Саске снова переводит взгляд на отражение, — нет, я уверен, что...       Преодолеть расстояние в два шага и сесть напротив. Саске не реагирует вообще, лишь проводит ладонью по своей щеке и снова хмурится.       — У меня появились веснушки.       Наруто смеется сначала тихо, а потом начинает все громче. Это пропорционально тому, с какой скоростью на лице Саске расцветает недовольство, хотя казалось бы — куда больше. Он толкает друга в плечо, словно тот сморозил ужасную глупость:       — Чего ржешь, придурок? У меня в семье ни у кого нет веснушек. Я выбраковка, — он почти всхлипывает и силится откинуться спиной на кровать, но Наруто удерживает его за запястья в состоянии полуполета:       — Может это ты придурок? Я лично ничего не вижу.       — Да это потому что ты укуренный, как кактус! Вот, смотри, — Саске приближается, сокращая расстояние до близкого, но почтительного, сантиметров двадцать, — на носу, вот, — он проводит пальцем по переносице, — и на лбу немного...       Наруто пытается разглядеть и у него получается. И правда, едва-едва заметная на бледной коже россыпь точек, совершенно никак не портящая лицо — напротив, она делает его будто живее, органичнее в человеческом понимании: Саске обычно похож на фарфоровую куклу, а сейчас гораздо больше на вполне себе из плоти и крови. И веснушек еще, да.       Но признать это сейчас — обречь себя на нескончаемый поток пассивной агрессии в свою сторону; Наруто не дурак и уж точно Наруто не мазохист:       — Я ничего не вижу, Саске, — он ухмыляется, — может у тебя глюки? Может тебе уже хватит?       Может и хватит. Только причем тут...       Саске недовольно сопит и делает выпад вперед: Наруто вздрагивает. Ближе, почти нос к носу. Дыхание становится одно на двоих, и тут происходит странное. Наруто не даст себе никаких объяснений ни сейчас, ни позже: он внезапно указательными пальцами ведет вдоль по горизонту лба Саске от пробора посередине к прядкам возле ушей.       ...это?       Пальцы так и остаются на лице, когда Наруто придвигается вплотную и целует его. Поцелуй выходит какой-то почти пуританский, если не брать в расчет, что вы друзья вообще-то, и ты себе девушку недавно завел, и как-то все это странно. Просто прикосновение губ к губам, ну же, просто отодвинуться, но Наруто так и замирает, глядя Саске в глаза, которые двоятся в зрительном восприятии: расфокусировка слишком близко расположенного объекта.       До Саске доходит до первого: он мычит невнятно и разрывает контакт, но щурится как-то кошачьи, игриво и дерзко, а потом вдруг выдает спонтанное:       — Целуешься, как придурок, — и показывает, как надо.       Ведет кончиком носа вдоль чужого носа, замирает у уголка глаза и снова вниз, немного с нажимом. Губы будто пробуют, он скользит ими по верхней, прижимается сильнее, закрывая глаза, невольно заставляя повторять за ним. Теперь остается лишь ощущение: язык толкается в рот, требуя ему поддаваться, Наруто расслабляется, полностью доверяя интуиции.       Он чувствует, как Саске улыбается и обнимает ладонями под челюстью, как вбирает носом воздух, как ерзает на кровати, напирая всем телом, прижимаясь ближе, как почти мурлычет, кот, точно; как их языки влажно соприкасаются, и как пробегают мурашки у основания шеи, и как рдеют щеки. Движение неторопливо, но настойчиво: Учиха точно знает, что делает, разъединяет губы, чтобы хмыкнуть и снова к ним прижаться.       Наруто теряется в ощущении, не знает, сколько проходит времени, пока Саске не наиграется. Тот вдруг резко открывает глаза и шепчет:       — И что это было?       Наруто мотает головой, но заторможено: не может понять, это трава такая особенная или Саске.       — Ну а веснушки-то заметил?       — Ага, сразу.       — Ты такой придурок, — Саске улыбается уголком губ и тянет Наруто к себе.