Маскарад в Муми-доле

Такой зимы в Муми-доле не случалось никогда. И дело не только в том, что она была ранней и снежной. Она была волшебной. Началось все в конце лета, когда пропали Тофсла и Вифсла. Через неделю их обнаружили на заднем дворе, верхом на платяных щетках. Никто не знал, где они достали книгу, но к концу осени жесточайший вирус поттеромании поразил весь дол. Муми-мама была мудрой мамой, понимающей, как сложно готовиться к зимнему сну, когда кому-то выпадает столько приключений. И, посоветовавшись с муми-папой, она объявила Святочный бал. О, сколько всего нужно было приготовить, собрать, смастерить и раскрасить! Каждому достался кусочек волшебства. Единственным, кто не принимал участия в общем сумасшествии, был Хемуль. Как известно, хемули вообще существа некомпанейские, довольно мрачные и пессимистично настроенные. А когда мимо твоего окна, насыпав горку до самой трубы, прямо с крыши с визгом скатывается верещащая мелюзга — это не добавляет желания присоединиться к общему ликованию. И вот настал день бала. — Выходи! Выходи уже! — Снифф барабанил в дверь ванной комнаты уже минут пятнадцать. Нет, ему не нужна была ванна. И умывальник. И остальные удобства тоже. Он предпочитал единение с природой. Но ему очень хотелось посмотреть! Дверь распахнулась, и Снифф ввалился внутрь, взмахнув хвостом. — Ну как? Муми-тролль с сомнением склонил голову на правое плечо. — Мне кажется, он какой-то не такой… — Он просто не с той стороны, — определил подошедший Снусмумрик. Он был уже готов — сегодня он изображал вервольфа. Со вставными челюстями из апельсиновых корок и накладными когтями из скорлупок от фисташек не очень вязалась привычная мятая шляпа с перышком сойки, но от шляпы избавляться он отказался наотрез. Впрочем, мисс Гермиона Снорк сказала, что поношенная шляпа вполне канонна. Пока Муми-Поттер добавлял последние штрихи к своему образу маминым карандашом, на улице разгорелся жаркий спор: жители Муми-дола распределялись по факультетам и столам. Руководила распределением, конечно, мама-МакГонагалл. Разумеется, она сначала отказывалась, но когда выяснилось, что Минерва — строгая стройная женщина в островерхой шляпе, согласилась и даже была польщена. Муми-папа изображал профессора Дамблдора в бороде из мочалки. Именно сейчас он, сверяясь с книгой рецептов, варил грог. Или глинтвейн. Или пунш — в зависимости от того, что получится в результате. Вокруг суетилась разная лесная мелкота, передавая из рук в руки старую шляпу муми-мамы, в которую были горочкой насыпаны бумажки с именами героев Поттерианы. Не всем нравился жребий, и кое-кто пытался возмущаться. Все хотели быть Лонгботтомом или Луной. Снорк на правах друга героя разнимал дуэли и гасил недовольство. А вот Драко Малфоем никто не захотел быть. Проблему решили просто: слепили снеговика, повязали его зеленым шарфом и забросали снежками. Зато Люциус в Муми-доле был отменный. Он взирал на всех с вершин своего морального превосходства. И, более того, он возражал против участия в бессмысленном времяпрепровождении с переодеванием. Вопрос решили радикально. Люциус Ондатр Малфой в чалме из белой шали с бахромой — "Собственность муми-мамы! Вернуть чистой!" — был под общее ликование арестован и сослан в Азкабан (в грот), размышлять о тщете всего сущего. Ах, какое это было веселье! Наряженные в цвета разных факультетов жители Муми-дола пели гимны, украшали деревья сотнями маленьких свечей, совы переносили десятки писем, а выводок полевых мышей, забравшись в неизвестно чей (никто не признался!) чулок, изображал Нагайну. Взъерошенный, вздрагивающий, немножко нетрезвый ежик, сжимая одной лапкой пилочку для ногтей, а другой обнимая бегонию, еле слышно бубнил: «А я Невилл…» и пятился за цветочный горшок. Тофсла и Вифсла, задрапированные в цветные носовые платки, бегали под ногами, держась за руки, и показывали всем точки на лбу, поставленные любимой губной помадой муми-МакГонагалл. Не хватало только Снейпа. Героический герой, непонятый и непризнанный, самая трагическая фигура семикнижья — эта роль оказалась невостребованной. Тот, кто больше всех подходил под описание (большой нос, сальные пряди волос, длинные черные одежды), оказался единственным, кто не читал книгу. Он категорически воспротивился предложению присоединиться к балу и продолжил разбирать гербарий, отделяя пожухшие травинки и листья от целых. — Ничего не поделаешь, будем считать, что профессор героически погиб, поднимем за него кружки, и будем веселиться дальше! — философски заметил папа-Дамблдор, по рассеянности опуская в котел сосиску вместо палочки корицы. Мимо на метле проскакал Рон Снорк с пирожком в руке, за которым бежала фрекен Грейнджер с книжкой («Мои мемуары!» — вздохнул муми-папа). Никто не был в обиде, все веселились, запускали фейерверки, играли на музыкальных инструментах и совершенно не чувствовали холода. И даже не догадывались, что из-за деревьев, не решаясь выйти на свет, подглядывала за маскарадом спрятавшаяся одинокая Морра. Вечерело. В доме стало ощутимо темно, и Хемуль с неудовольствием понял, что выйти на улицу придется, хотя бы для того, чтобы вернуть себе лампу, одолженную у него Муми-троллем для освещения праздничного стола. Подтянув повыше черную юбку (вы же помните, что хемули носят юбки? А наш носил старую черную юбку своей тетушки уже очень много лет) и наглухо застегнув черную же (очень практичный цвет!) кофту, Хемуль сунул отбракованные листики и травинки в карман и шагнул в ночь. Прямо над его головой разлетелся красными искрами фейерверк. — Жители Муми-дола! — крикнула запыхавшаяся сорока, делая круг над поляной. — Пожиратели вырвались из Азкабана! Подробности дерзкого побега — следующей сорокой! Мелкие зверушки сбились в стайку и испуганно притихли. Где-то глубоко в лесу оборотень Ремус Снусмумрик извлекал заунывные звуки из своей губной гармошки. Тихо потрескивал костер под котлом с глинтвейном (или что там варилось). Отважный Муми-Поттер шагнул вперед, доставая волшебную палочку («Мой любимый карандаш!»— вздохнул муми-папа). — Палочки к бою! — заорал Рон Снорк, выхватывая из-за пояса рукоятку малярной кисти. Мелюзга воодушевилась и вооружилась. Каких только палочек тут не было — от сухой еловой хвоинки до тщательно вырезанного хэнд-мэйдового шедевра. Все настороженно прислушивались. Треск в кустах приближался. Отважные волшебники теснее сбились в кучку за спиной героического трио. Муми-Минерва с умилением промокала платочком повлажневшие глаза, а папа-Дамблдор с недоумением рассматривал украдкой выловленный из котла носок. Кусты качнулись раз, другой — и на поляну вывалился дрожащий Ондатр. Он замерз и пришел пить глинтвейн. Отправлять его обратно было негуманно и даже жестоко. Но и оставлять Пожирателя на свободе неразумно. Мудрый папа-Дамблдор подсказал: — Кто еще сбегал из Азкабана? Общим голосованием решили назначить Ондатра Сириусом Блэком и в дальнейшем чествовать его, как героя. Дамблдор потянулся было к черпаку, но тут душа Хемуля не выдержала. Он метнулся к огню, отобрал у муми-папы черпак, всыпал в котел горсть специй, вытащенных из кармана, и начал сосредоточенно помешивать варево над огнем — три раза по часовой стрелке, три раза против. — Десять баллов Слизерину, — восторженно заорал Снорк Уизли. Профессор Хемуль Снейп поднял бровь. Конечно, в руках профессора глинтвейн (или все-таки пунш?) стал гораздо вкуснее, и все захотели добавки. Муми-мама пошла на кухню, чтобы пополнить быстро пустеющий котел. Вдруг из дома раздался истошный крик. Первым, как ни странно, среагировал профессор. Он так резко развернулся, бросаясь к крыльцу, что полы юбки взметнулись в воздухе… — … как крылья большой черной птицы… — благоговейно прошептал Снифф. Это был всего лишь боггарт. То есть, веточка омелы, которая выпала из кухонного шкафчика на голову муми-мамы, и от которой Хемуль ее героически спас. Муми-МакГонагалл хотела поцеловать храбреца, но он наотрез отказался. — После стольких лет, прожитых под одной крышей, ты отказываешься от зимней традиции поцеловаться под омелой? — огорчилась фрекен Гермиона. — Сколько можно быть таким букой? — Всегда! — отрезал профессор Хемуль и широким шагом удалился в лес. Держать лицо перед мелюзгой было просто. Но самому себе можно было признаться: он чувствовал себя ненужным, никому не интересным, замерзшим, и существование его было бессмысленным, как бревно, на которое он печально присел. Захотелось выговориться. — Сначала дразнятся за юбку. Потом за марки, за большой нос, за гербарий, за волосы, за дурной характер, за неумение веселиться и поддерживать разговор… Потом ты спасаешь их от всякой глупости, — он вынул из кармана моток омелы, невесть как туда попавший, — и ты герой, но тебя все равно никто не любит… На другом конце бревна сочувственно вздохнули. У праздничного стола Муми-Дамблдор строго выговаривал Снорку, Сниффу и Муми-троллю: нельзя же начинать праздник без двойного агента и вообще тайного шпиона, обеспечившего победу. Друзья переглянулись и, вооружившись волшебными палочками фейерверков, пошли в лес. — Если что-то случится, просто запустите вверх красные искры! — прокричала им вслед муми-мама. Сначала они шли вместе, потом решили разделиться, потом Снифф отморозил ухо, и Муми-Поттер повел его в больничное крыло — на крыльцо муми-дома. Снорк решил не отступать: уж кто-кто, а Уизли не боялся ничего, кроме… Снорк с квадратными глазами повалился в сугроб, сев на собственный хвост: на бревне под омелой профессор Северус Хемуль целовался с Волдеморрой.