Уробо́рос

Человеческой сущности Седрика нравился этот залитый солнцем тронный зал, шорох листьев, раздающийся при каждом движении подола платья, тепло зелёного бархата которого было больше ни к чему. Ему нравилось также и то, что оголённые кисти рук не сводило холодом. Это слишком напоминало ему родной дом и против этих воспоминаний противилась вся его змеиная сущность, большим усилием подавляемая им сейчас. Зверь никогда не позволял ему вспоминать, кем он был раньше, в прошлой жизни, — простым крестьянским ребёнком, беззаботно бегавшим по лугам Меридиана вместе с другими детьми в перерывах между работой в поле. Зверь также шептал ему о недопустимости столь вопиющей неблагодарности Принцу, спасшего его от прозябания среди невежества и нищеты простого люда. И Зверь был прав, он забывался. Он уже давно не крестьянский мальчишка, он королевский советник, одаренный почестями и титулами с милости Принца. И его мысли сейчас были невежественным кощунством простолюдина. Зверь прав. Всё это лишь временное помутнение сознания. С тех пор, как он вернул эту девчонку на Меридиан, всё пошло вопреки его ожиданиям. Фобос, рассказывая дневнику о своих планах на Элион, не упомянул о методиках, которые будут использованы для их достижения. Седрик ожидал чего угодно: пленения, пыток, сонного заклинания, обезличивающего проклятия… но не того, что Фобос сейчас будет так тепло, по-братски улыбаться Элион, взирая на неё сверху вниз, и убеждать её в истинности этой искусно сотканной иллюзии возвращения домой. И вот сейчас, стоя в тени сводов тронного зала, Седрик наблюдал за очередной ловкой иллюзией. Прежде Зеркало Истины теперь стало орудием для очередного манёвра. Исказив происходящее на Земле лишь мановением руки, Фобос стоял и ждал, пока Элион впитает эту ложь, проникнется ей. — Они подарили мне на день рождения кулон дружбы, — тяжело дыша сказала Элион, пожираемая мнимым предательством Стражниц. Сорвав с шеи украшение, она протянула его Фобосу и еле слышно добавила: — Полюбуйся, ну что за издёвка. И без того тонкий голос дрожал всё сильнее, а взгляд, застыв на безделушке, застилался мутной пеленой слёз. Руки юной принцессы, неуверенно протягивающие кулон старшему брату, были тверды, как камень, и столь же холодны. Холод страха перед неотвратимостью новой жизни сковал их в противовес стыду за столь глупое доверие бывшим подругам, объявшему девичье лицо своим липким пламенем. Фобос не торопился взять в руки кулон, разглядывая его из протянутых рук и наверняка подметив, что локоны стражниц в его покрытой прозрачной крышкой сердцевине смогут стать его преимуществом в борьбе, не затихающей ни на минуту. И вот сейчас, пока его враги на Земле решают, как ответить на его последний ход, он уже готовит новый, мысленно просчитывая итоги сотни возможных партий в этой игре. А Седрик, как и прежде, будет обязан с полуслова понимать, что это за ход, чтобы исполнить новый приказ Принца. Всё случилось по намеченному заранее плану — принцесса, выронив кулон, в слезах выбежала, а Фобос лишь укрепил в ней доверие к созданной им ложной картине мира. С перестуком каблуков принцессы иллюзия рассеивалась, вслед за ней из тронного зала выбежали и тепло, и солнечный свет. Вернулся привычный холод мраморных плит, колонны вновь облюбовали привычные каменные горгульи. Фобос заклинанием поднял кулон, всмотрелся в хаотичное собрание прядей волос. Холодной платины Элион среди них не было, значит, можно действовать без опаски зародить сомнения. Седрик сразу же понял это по хитрой ухмылке Принца. И что именно нужно делать понял тоже. Их последующий разговор — лишь пустая формальность, необходимая для подтверждения готовности к действиям. Это понимание было на уровне неосознаваемой связи, уз родственных душ. Седрик не знал, что каждый раз задумывает Принц, но он это чувствовал. Магия? Этого он тоже не знал, но чувствовал, что она здесь не причём. И ему хотелось верить своим чувствам. Почтительно поклонившись, Седрик направился к выходу, передавая власть над телом Зверю. Сквозь хруст костей и рвущиеся мышцы он рвался наружу. Когда-то давно эта боль была невыносимой для мгновенного обращения, из-за чего оно могло занимать несколько суток, но сейчас Седрик уже не юный уродец, вынужденный сидеть взаперти всё время неконтролируемого обращения, дабы не стать живым доказательством прежнего блуда своей матери. Он слился воедино со своим Зверем, упиваясь болью в мгновения его рождения, и обратил своё уродство в безусловное преимущество. Его человеческий образ не заключал в себе никаких выдающихся особенностей, будучи высоким нескладным мужчиной, но змей… Он становился как никогда силён с каждым обращением и наслаждался своей силой. Шаги окончательно сменились на шорох тянущейся по полу чешуйчатой кожи, изредка прерываемый шипением в предвкушении выполнения негласно отданного приказа. Когда дверь тронного зала закрылась оглушительным лязгом металлических рам, тело змея уже обвивало колонны, проползая по сводам вниз, к темницам. Подземелья встречали его, как и всегда, испуганной тишиной с редкими перешёптываниями пленённых мятежников. В человеческом обличии, совершая плановый обход, Седрик обязательно лично проверил бы прочность замков на решётках, справился бы о раскрытых планах побега и численности заключенных у стражи, но сейчас он мчался по неотёсанному камню подземелий, чувствуя телом шероховатость старинной кладки. Когда змей миновал лабиринты подземелий, он оказался у входа в левое крыло замка, предназначенное в основном для казарм стражи и оружейной на нижних этажах и для комнат прислуги на верхних. Седрику они были знакомы не понаслышке, ведь первые годы в замке он провёл именно там, обласканный местными кухарками, слабыми сердцем на маленьких запуганных детишек. Может, кто-то из них до сих пор там обитает, но какое теперь ему дело, когда они там, а он в приближенных у Принца. Седрик указал на двоих стражников из выставленного у входа стройного ряда солдат и отдал приказ следовать за ним. Вскоре они оказались у глубоких каменных колодцев, из тьмы которых доносилось еле слышное стрекотание и влажные шорохи. Указав хвостом на крайний справа колодец, змей отдал уже свой безмолвный приказ страже. Ему нравилось, когда его понимали без слов, и он не сомневался, что Принцу это тоже нравится. Во время выполнения приказов Седрик перенимал полное право говорить от имени Фобоса. Было ли это со стороны последнего оказанием почести в виде безоговорочного доверия или нежеланием пачкать руки о мелкие сражения? Советник не чувствовал этого, но верил, что ни то, ни другое в полной мере, ведь и безоговорочное доверие, и пренебрежение мелкими битвами являются непростительными глупостями для правителей. Монстр с довольным клокотанием показал рога, медленно выползая из только недавно открытой решётки, и вывалился с каменных бортов, неуклюже перебирая своей влажной тушей и оставляя прозрачный липкий след. Слизень, да ещё и женская особь — одно из порождений больной фантазии Меридиана, столь полюбившееся ещё предыдущими поколениями правителей. Идеальные ищейки, если не натравливать их на обитателей в рамках своего мира, иначе жалоб от крестьян за изгаженные дороги и погубленные посевы не оберешься. Седрик, дождавшись пока монстр подползёт к нему, протянул всё тот же кулон с прядями Стражниц. Подавшись вперёд, животное поюлило вокруг его руки, а затем разверзнув свою пасть с рядами обтекающих слюной острых зубов, уходящих рядами к гортани, аккуратно прохладным подобием губ охватило кулон и послушно отползло назад. «Даже таких монстров можно приручить», — рассмеялся Седрик в своём мысленном монологе, не подавая змеиной мордой ни эмоции. — Отведите её к порталу на Болотах, — отдал приказ Седрик. — И проследите, чтобы она не начала плодиться раньше, чем вы покинете близлежащую территорию с посевами. Стражники вновь молча кивнули и направились вслед за уже устремившимся в путь монстром к Болотам. Всё тем же маршрутом Седрик вернулся к тронному залу, но застыл у входа. Из-за двери слышался тоненький девичий голосок. Элион снова с Фобосом. Наверняка снова по незнанию открывает портал, думая, что совершает дела на благо Меридиана, а на деле просто подкидывает земли в могилы Стражниц. Змей скинул шкуру, вернувшись в прежнее обличие. Безболезненный процесс, но от того не менее неприятный. Человеческие слабость и бессилие ощущались на контрасте ещё сильнее. Собравшись с силами и вскинув голову, Седрик вошёл в тронный зал. Как он и думал, брат с сестрой стояли у карты. Недавние страдания в Элион выдавали лишь глаза и нос, тронутые лёгкой краснотой от слёз, что не добавляло величия её и без того не слишком королевскому облику. И никакие платья, никакие украшения не могли изменить этого. Полная противоположность своему старшему брату. Меридиану повезло, что Фобос всё вовремя взял в свои руки. Королевство быстро бы растеряло свои территории и величие под мягкой девичьей рукой. По крайней мере, так думал Седрик. — Ты хорошо поработала, Элион. Теперь наши торговые караваны беспрепятственно доставят продукты в город из отдалённых западных земель, — сказал сестре Фобос, завидев в тени сводов советника. Радостно пролепетав что-то, принцесса спешно вышла из тронного зала, даже не заметив гостя на их семейном собрании. — Она так быстро забывает все обиды, может, зря я стараюсь, Седрик? — с неким подобием ухмылки в пустоту громады избавившегося от иллюзии зала бросил Фобос, и так зная, что ему ответят. — Полагаться на порывы юного сердца — непозволительная неосторожность для нас, Принц, — рассчитывая каждое слово, как ход в уже их личной с правителем партии, ответил советник. Рассчитывать на ответ было бессмысленно, поэтому, как только Фобос сел на трон, он продолжил: — Слизень выпущен, в сопровождение я отправил с ним до портала двух стражников. — Что ж, это поможет нам выиграть больше времени. Корона почти готова. Не вытерплю более этого маскарада, — ответил принц. — Самое время вернуться к делам государственным. Недавно у мятежников изъяли сотню единиц оружия. Проведи перерасчёт и распредели по полкам в соответствии с их запросами на замену вооружения. Всё в оружейной. — Будет сделано, мой Принц, — поклонился Седрик.

***

Луна была настолько яркой, что её свет проглядывал сквозь толщину стёкол витражей замка. Это было редкостью и оттого Седрику ещё сильнее хотелось растянуть этот день и не ограничивать его заходом солнца. Сидя в своём обитом кожей кресле и по привычке сгорбившись, он вчитывался в строки альманаха по меридианской ботанике, для себя подмечая новые свойства уже известных трав. Сквозняк колыхал пламя свечи, пробираясь под тонкую ночную рубашку. И всё же он был не способен отвлечь от чтения Седрика, который взглядом жадно впивался в фолианты из дворцовой библиотеки, до последней капли вытягивая из них знания. Он был единственным, кого из того рейда солдаты привели обученным грамоте. Юный пытливый ум в сочетании с острым глазом быстро снискал запуганному юнцу службу писцом при дворцовом учёте, тем самым помогая избежать службы в каменоломнях или шахтах. Знания спасли его и знания же помогли ему подняться наверх по крутой социальной лестнице Меридиана, не сломав шеи, из-за чего Седрик воспринимал знания как очередную потребность наравне с пищей и сном. Но не только они числились в этом списке. Сдружившись со странным заносчивым мальчуганом своего возраста в непривычно нагруженных украшениями платьями, Седрик проложил себе путь на множество ходов вперёд. Однако в этих ходах не было бы смысла, не сумей он в этой игре обеспечить себе оборону при прохождении этого пути. При первой же их дружеской стычке он получил столько ударов плетями от дворцовой няни, что спина болела две недели. А затем случилась отнюдь не словесная перепалка из-за подаренной Седрику на день рождения главным писарем книги сказок, которую тот странный мальчик забрал, чтобы прочитать, но в последствии не мог вернуть из-за того, что просто-напросто её потерял. Тогда уже плетями дело не обошлось. И вот так раз за разом из прислуживающего юнца выбивали спесь, а он, благодаря своему разуму, позволял это делать и учился каждый раз, методом наблюдений, проб и ошибок выводя для себя свод правил, которых он придерживается и по сей день. Дружба эта не ограничилась детским играми в дворцовом саду. Юноши росли вместе, вместе переживали и взросление. И за всё это время Седрик не мог вспомнить, как он раскрыл Фобосу свою сущность. Будто бы это всегда было для них самим собой разумеющимся и в день самовольной коронации Принц просто вытащил из рукава ещё один козырь в виде бесконечно ему преданного, его же расположением взращенного Зверя. И вот, словно из не такого далёкого прошлого, раздался размеренный стук шагов за спиной. — Всё ещё пытаешься компенсировать утерю «Сборника сказок Первых поселенцев Меридиана»? — усмехнулся Фобос за спиной. Он редко упускал случай отпустить остроту на тему их детских перепалок или взаимоотношений в целом, но не позволял подобного в ответ, Седрик это правило вывел для себя незамедлительно после всё тех же плетей. — Я давно её компенсировал прочтением экземпляра из библиотеки, Принц, — холодно ответил он, не отрывая взгляда от книги. Непозволительная дерзость в придворном этикете, за которую ему ничего не будет. Это Фобосу неважно, и это он тоже знает. — Как принцесса? — Она уже давно спит и, наверное, проспит ещё сутки. Мне невыносима эта примитивная радость, — Фобос скривил губы в отвращении к сестре.  — Потерпите, скоро от этой радости не останется и следа, — захлопнув фолиант, Седрик улыбнулся в оскале предвкушения исполнения их плана. Отдалённо-тактичный, холодный, но в то же время такой податливый и понимающий с полуслова — идеальный слуга. Возможно, был бы и идеальным другом, если бы Фобос знал, что такое дружба. Но ему хватало верного соратника по правую руку, настолько приручённого, что в его преданности можно было найти даже искру затравленного безумия. Имея титул, земли, личных слуг и власть, хоть и несопоставимую с королевской, змей всё равно вился кругом у его ног. Фобосу нравилось в комнате Седрика: то ли из-за возникающих ассоциаций, то ли из-за простоты обстановки, лишённой тяжёлых массивов королевского изыска. Он присел на кровать, откинувшись спиной на перину и прикрыв глаза, которые было необязательно открывать, чтобы понять, что Седрик лёг рядом. Это уже привычный сценарий, и Фобос вовсе не против этой предсказуемости. С прикосновением горячих губ к шее Фобос приоткрыл рот в попытке глотнуть холодного воздуха, но возбуждённое иссушение не давало ему этого сделать. Тело будто бы лишилось всей влаги, превратившись в горячую пустыню, выжженную пламенем желания, но мысли о воде, потушившей бы этот пожар, не возникало. Хотелось дать ему разгореться сильнее, выжечь новые территории и превратить всё то немногое живое внутри в пепелище. Ощущения казались острее в темноте закрытых глаз и было страшно их открыть, чтобы не дать свету луны их притупить. С шорохом распущенных лент ночной рубашки тело обдало холодом, но пламя внутри лишь разгорелось с новой силой, усилив контраст. Тишина прерывалась лишь звуком движения губ слуги по груди, по шероховатости рёбер, по гладкой коже впавшего живота. Когда губы Седрика оказались ещё ниже, Фобос невольно сорвался на тихий иссушенный стон. Движения языка по отвердевшей плоти было достаточно для того, чтобы этот стон стал громче, а грубые худые пальцы смяли шёлк простыни. Погружаясь в эти ощущения, Принц старался оставаться неподвижным, но тело каждый раз выдавало его, изгибаясь и задавая темп. Блаженная нега застилала разум, а мысли о мятежниках, нехватке продовольствия в армии и прочих государственных делах Меридиана отступали прочь, тяжёлой каменной глыбой рассыпаясь в падении. Тепло человеческого языка и его эластичность плавно сменились упругостью змеиного, вне полного обращения бывшего по-прежнему горячим, разве что обволакивающие плоть губы стали немного прохладнее. И всё же это изменение заставило Фобоса открыть глаза, запретив себе погружаться в эти ощущения глубже. Проведя рукой по частично покрытому чешуёй худому плечу, он перешёл к немного щетинистой линии острых скул. Этих лёгких прикосновений было достаточно, чтобы слуга в мгновение оказался с ним на одном уровне, впиваясь в его серые, едва тронутые зеленью глаза своими змеиными, столь хищно сверкавшими в темноте вопреки намерениям змея. Проведя по распущенным гладким золотистым прядям, Принц резким движением намотал их на кулак, дёрнув от себя, тем самым заставив ещё не змея, но уже не человека изогнувшись откинуть голову назад. Прикоснувшись губами к этой тонкой шее, он почувствовал рельеф чешуек и их прохладу, сочетающуюся с мягкостью человеческой кожи. Седрик тихо зашипел, затрепетав раздвоенным кончиком языка. Усилившееся возбуждение затмило этот непривычный прилив нежности к своему соратнику, вынудив Фобоса перейти от шеи к ключицам, острым плечам и, помедлив минуту, настойчиво потянуть сжатые в кулаке волосы на себя. Полузмей послушно сменил положение, подставив ему спину. Проведя рукой по рельефу рубцов, частично покрытых чешуёй, Принц ненадолго задержал внимание на испещрённой шрамами коже. Эта картина вызывала в нём нездоровые чувства: ощущение полной власти, перетекавшее в садистское удовольствие. Седрик каждой прорезавшей чешуйкой и каждым оставшимся участком кожи на спине почувствовал прильнувшее сзади горячее тело и последующую резкую боль, разгорающуюся с последующими плавными движениями, но, как только темп начал немного ускоряться, она стала утихать. Фобос уже давно отпустил его волосы, впившись пальцами рук в плечи, но ноющая боль в затылке давала о себе знать в этот момент обострившейся чувствительности. С каждым толчком по телу разливалась очередная волна безумной слабости, заставляя зарыться с головой в перину и руками бесцельно рыскать в точке опоры, чтобы не провалиться в этот омут окончательно, но все эти попытки были бессмысленны. Стоны, срываясь с его губ, смешивались с редким неразборчивым шипением. Зверь и человек, сливаясь в одно, достигали в эти моменты полного согласия и послушно изгибались в полуобращении под телом Принца, будто бы принимая ещё одного в плен этого с виду хрупкого тела. Молчание Фобоса вскоре прервалось, сменившись глухими стонами, срывающими в приглушённое рычание. Он стал двигаться быстрее, ещё более уверенно, а Седрик же послушно подстраивался. Оба задыхались от нехватки воздуха в этой раскалившейся до предела атмосфере. Вот-вот и они задохнутся, но… последний толчок и у обоих будто бы выбивает землю из-под ног, а вместе с тем и открывается доступ к кислороду. Они жадно хватают его, не в силах надышаться. Семя, жидким пламенем излившись на поясницу Седрика, заставляет его вернуться в реальность, в которой сквозняк окончательно потушил свечу, а луна уже не светила так ярко. В этой полутьме он с прикроватной тумбочки хватает полотенце и протягивает его Фобосу, который, приняв его, начинает практически полностью онемевшими руками стирать со спины слуги последствия недавно завершившегося действа. Фобос не привык задерживаться, поэтому наспех накидывает обратно рубашку, неизвестно в какой момент окончательно стянутую с него Седриком, и уверенно движется в тьме комнаты к выходу, замирая перед дверями. — Не забудь предупредить служанок, чтобы они сменили бельё, — небрежно по привычке бросил он в пустоту и, не дожидаясь ответа, вышел в скудно освещённый коридор замка. «Даже таких монстров можно приручить», — рассмеялся Фобос в своём мысленном монологе, не подавая лицом ни одной эмоции.