***
Вокзал, как всегда, кишил людьми, которых сегодня, тридцать первого декабря, было в несколько раз больше. Кто-то одиноко стоял на перроне, прижимая к ногам дорожную сумку, какие-то компании громко смеялись, где-то женщины внимательно выискивали в огромной толпе людей своих сыновей, давно покинувших отчий дом. Антон изучал эту суматоху, не ощущая подобного в сердце. Со вчерашнего дня ему казалось, что он вообще уже ничего не мог чувствовать, что его душа покинула тело, вмиг посеревшее и уставшее. Шастун неотрывно глядел на огромное табло, оповещающее о рейсах. Он отсчитывал минуты до расставания с человеком, которого, видимо, сейчас ничего не колышело. Арсений спокойно пил кофе, купленный по пути, и тряс головой в такт известной только ему самому мелодии. — Будешь писать, Шпала? — его действительно ничего не тревожило. Казалось, будто расставание на долгое время с близким с самого детства человеком не заставило дрогнуть ни один его мускул, не подкинуло повод для раздумий и грусти. Попов лучезарно улыбался, открытый новым возможностям и, в принципе, жизни. — Знаю, что будешь, не отвечай. — он не стал ждать ответа, сделав очередной глоток бодрящего напитка. — Кислый ты какой-то… Хотя завтра новый год! — парень поднял указательный палец в верх, как часто делают бабушки, обращая внимание на какую-нибудь деталь или доказывая правоту. Антон выдал измученную улыбку, пока на электронном экране сменилась надпись, оповещая о приезде поезда до Питера. По ближайшему пути на огромной скорости пронёсся красивый современный состав, замедляя свой ход у платформы. Громкий голос сообщил о нумерации вагонов, люди дружно собрались в кучку, прощаясь с родственниками и накидывая бесконечные обещания. Антон, наконец, понял, что момент, которого он неистово боялся, настал. На лице Арсения тоже просочилась грусть. Он выкинул пустой бумажный стаканчик в ближайшее мусорное ведро и раскрыл руки для объятий. Шастун притянулся к нему, сдерживая слёзы. Ровно день назад он обнимал этого человека с радостью и нежностью, а сейчас это делалось грустно, тяжело, на прощание… Большую часть своей сознательной жизни парни шли вместе, не расставаясь почти никогда. Арсений служил для младшего опорой, примером, поддержкой. Он всегда с радостью решал для него задачки по математике, угощал дорогой качественной колбасой, привезённой отцом из-за границы, утирал с розовых щёк солёные слёзы белыми бумажными платочками. Попову можно было доверить не только безвредный секрет про девочку из соседнего двора, но и жизнь. Такого же мнения был и сам темноволосый. Он бесконечно долго умилялся наивности и добродушию, абсолютно детским, но в то же время самым верным решением любой проблемы. Он громко смеялся с неуклюжих движений, непонятных слов и задумок, но чувствовал в них всё самое близкое, самое родное… Поезд не собирался задерживаться на станции слишком долго, так что друзьям пришлось отстраниться друг от друга, печально вглядываясь в знакомые лица. Они оба многое хотели друг другу сказать, но слова никак не собирались выстраиваться в ровные конкретные предложения и появляться на свете в виде звука. Попов шутливо смахнул со щеки слезу, попрощался и ушёл вслед за потоком, оставляя Шастуна одного. У него, в отличие от друга, по щекам давно катилось что-то солёное, из-за чего кожа начинала чесаться, а картинка реального мира стала размытой и нечёткой. Через пару минут состав отошёл от платформы, оставляя после себя лишь невидимый след недалёкого прошлого и эхо громкого сигнала машиниста. Зеленоглазый был одним из немногих, кто всё ещё стоял посреди перрона, вглядываясь туда, где от поезда уже не осталось и маленькой точки. Тихие всхлипы хотели выбраться наружу, чему помогло короткое сообщение от контакта, записанного коротко и ясно — Сеня. Всё, что сейчас осталось от Попова, это незначительная весточка в известном мессенджере: «Уже скучаю ;)» Вечер и проходящее в этот день празднование наступили незаметно. Люди по всей Москве скорее спешили оказаться в кругу семьи или друзей, наполнить стаканы веселящим напитком и произнести дружный тост. Дети с предвкушением кружились вокруг ёлок, мечтая скорее попробовать те самые салаты, что стояли на столах, и попытаться подглядеть за Дедом Морозом, чтобы обеспечить себе незабываемое чудо. Антон равнодушно приехал в свою старую квартиру, чтобы провести это событие с родителями. Его мама постоянно бегала из кухни в гостинную, отец смотрел по телевизору «Иронию судьбы», с названия которой Шастун немного обречённо усмехнулся. Время быстрее шло к двенадцати, когда вся семья, наконец, заняла места за столом. Речь президента — один из самых волнительных моментов года. Россияне слушают её с трепетом, забывают все обиды, надеются, что в грядущем году всё действительно будет хорошо. Антон в который раз не обратил на это внимание. Он вертел в своих руках наполненный шампанским бокал и с интересом наблюдал за искрящимися шипящими пузырьками на поверхности. После торжественного обращения били куранты, родители радостно прокричали счастливые поздравления, а Шастун лишь шёпотом произнёс: «Арс, я люблю тебя и жду встречи» В это же время в маленькой холодной квартире в отдалённом районе Петербурга на широком подоконнике сидел темноволосый парень, вглядываясь через грязное окно на город, в надежде увидеть салют. Только время на телефоне подсказывало ему, когда наступит Новый год. Арсений, пытающийся согреться под тонким клетчатым пледом, легко стукнул бутылкой шампанского по оконной раме и сделал размеренные глотки прямо из горлышка, надеясь на то, что в столице сейчас бьют куранты, что он, наконец, может озвучить своё желание — увидеться с Антоном как можно скорее. Первые январские дни всегда проходили очень быстро, сливаясь в головах россиян в один долгий праздник живота. Люди, наверное, единственный раз за год смотрели телевизор, ели в любое время дня и ночи и ходили друг к другу в гости. Антон, оставшийся у родителей из-за возможной поездки, проводил дни на диване, поедая мандарины и расправляясь с салатами. Когда мама вышла с кухни расстроенной и злой, сообщая, что отдых за городом отменяется, Шастун лишь изобразил негодование, но на самом деле был несказанно этому рад. В этот же день парень уехал к себе домой, держа в руках огромные пакеты с разнообразными продуктами с праздничного стола. Его квартира сильно контрастировала с родительской — украшенной, уютной, живой. Здесь были холодные стены, скучная мебель, беспорядок и одинокая пустота. С этого дня время стремительно набирало свои обороты. Парню пришлось вернуться на учёбу, часами высиживать ненавистные пары, скучающе слушать преподавателей или просто спать, ведь ночью на это времени не хватало. Сначала Антон думал, что не может выспаться из-за ужасно настроенного режима и тех чашек ненавистного по вкусу кофе, который оставил здесь Попов. Но потом он понял причину своих бессонниц, подловил себя на постоянных мыслях об Арсении, его внешности, действиях, голосе. Он с силой бил подушку, яростно пытаясь уснуть, выкинул подаренный напиток, вызывающий только злость, неприязнь и грустные воспоминания. Антон на постоянной основе выпивал энергетики несколько раз в день, чувствовал себя в хлам убитым, возвращался домой поздним вечером и опять мучался от бессонницы. Шастун метался из стороны в сторону: за пару недель он до жутчайшего покраснения выплакал свои глаза; его несколько раз тянуло бросить всё, сесть на первый же поезд до Питера, приехать к Попову и зацеловать его до смерти с самого порога; он усиленно боролся с теми самыми мыслями, из-за которых приходилось идти в душ с крепко сжатыми зубами; парня терзали все тёплые воспоминания, объединяющие их с Арсом на протяжении многих лет; он всё чаще и чаще думал о том самом дне в парке, о крепких объятиях на вокзале и удаляющемся поезде. Этот поезд привёз темноволосого в культурную столицу, но особого успеха не принёс. Парень был выбран на одну незначительную роль в маленькой постановке. Его пустая квартира находилась не в лучшем состоянии, он всё ещё пытался хоть как-нибудь её обустроить, но денег на это практически не хватало. Арсений еле находил время, чтобы подышать, ведь с утра убегал в театр, работал и репетировал там целый день, несмотря на то, что в конце месяца его ждала скудная зарплата, приходил домой почти к двенадцати, выпивал, как ни странно, подаренный Шастом кофе, ел, наверное, единственный раз за день, кутался в тонкий колючий плед и не спал всю ночь, расхаживая по комнате и репетируя роль, за что его соседи не раз стучали по батареям и грозились вызвать полицию. В какое-то время его текст стал отточен, а репетировать его в тысячный раз уже не хотелось. В такие моменты Попова накрывало странное вдохновение. Он удобно располагался на своём излюбленном подоконнике, брал в руки тетрадь, карандаш и кружку бодрящего напитка, начиная записывать всё, что он думает о городе, рифмуя строчки, подбирая красивые слова. Ему хотелось отразить на листе свои впечатления, показать их кому-то. Он не отрывался ни на секунду, рассказывая про изящные улицы, блеск театра, особенный шарм его дома, а потом с яростью вырывал листок и бросал его на пол, потому что не то… Арсений писал про Петербург, но почему из раза в раз в четверостишьях начали мелькать слова «скучаю», «жду», «приезжай» и «Антон»? Гнев голубоглазого смешивался с непониманием. Почему он? Почему всегда он? Попов опять не понимал себя, поэтому встретив очередной рассвет и увидев присланную Шастом фотографию, он нашёл в дальнем ящике пачку сигарет, раскрыл форточку и тяжело закурил…***
Зима стремительно отгремела холодами, вьюгами, гололёдом и тусклыми солнечными днями. Все люди страны хотели поскорее ощутить приятное тепло, вдохнуть запах расцветающих растений, сменить объёмные зимние вещи на лёгкую воздушную одежду разнообразных оттенков. К концу февраля снег почти полностью растаял, смешиваясь с землёй и превращаясь в вязкую грязь. Но ни один из факторов не мог отвлечь Антона от того, что сейчас происходило в его жизни — зачётов. В сутках было слишком мало часов, чтобы выучить всё то, что пригодиться на экзаменах. Он просыпался рано утром, убегал в универ, не отрывал ручку от тетради весь день, возвращался домой и зубрил-зубрил-зубрил. Теперь у парня чисто физически не хватало времени на сон, а на Попова уж тем более. Деньги, затрачиваемые на энергетики, постепенно заканчивались, так что Шастуну приходилось надеяться только на Всевышнюю силу. Арсений ему не завидовал, хотя у самого ситуация была не на много лучше. Поздними ночами, когда вдохновения на полюбившиеся ему стихи уже не хватало, старший пытался как-то развеселить измученного друга, высылая забавные видео или рассказывая смешные ситуации с репетиций. Антон в такие моменты устало потирал глаза, понимая, что если он сейчас отвлечётся, учёба до завтрашнего утра отойдёт на второй план, тетрадки будут мгновенно закрыты, вкладки с документами свёрнуты, а ночь проведена с глупой влюблённой улыбкой и изредка волнующимся сердцем из-за каких-либо слов приятеля. «Это ты» — гласила короткая надпись с прикреплённой к ней фотографией плюшевого кота. Шастун до последнего не хотел переходить в диалог, концентрируясь на математике, ведь зачёт по этому предмету наступал уже завтра. Но горящая красным лампочка просто не давала повода игнорировать это ночное сообщение. Зеленоглазый долго вглядывался в два самых обычных слова, не замечая, что они настолько сильно на него подействовали, сопровождаемые всей той грустью и усталостью, что были раньше, так что две тонкие струйки слёз стремительно покатились по щекам. Попов просто пытался вызвать улыбку на лице приятеля, но разбудил такое огромное количество заснувших на время чувств, что младший измученно уткнулся лицом в свои конспекты и громко заплакал, из-за чего его спина с проступающим рельефом позвоночника изредка дёргалась кверху. Кажется, это были те эмоции, которые долго хранились где-то внутри, не решаясь подать и звука, а теперь игравшие всеми силами. Всё это продолжалось несколько минут, пока телефон, всё ещё находившийся в руках парня, не разразился громкой мелодией звонка. Антон вздрогнул от неожиданности и начал со всей силы смахивать солёную жидкость со своего лица, ведь контакт с милой фотографией кривляющегося парня прямо сейчас требовал выйти с ним на видеосвязь. Шастун поставил телефон к стене и придвинулся к столу так, чтобы не было видно его заплаканного лица, и только после этого ответил на звонок. — Хей! Не разбудил? — Арс поприветствовал друга в привычной манере. Он, кажется, всё ещё находился в театре, ведь из динамика светловолосый слышал классическую музыку и чьё-то пение. — Всё учишься там… — его голубые глаза бегали по экрану, пока Антон делал вид, что он очень увлечён своими записями, и пытался незаметно прокашляться. — Учусь… — получилось слишком хрипло, из-за чего улыбка Попова мгновенно пропала, а брови привычно сдвинулись. Зеленоглазого поймали с поличным. — Ты плакал? — серьёзная интонация превращала этот вопрос в чёткое утверждение. Скрывать уже не было смысла, так что Шастун выдал тот самый всхлип, который перехватывал его дыхание. Он удручённо опёрся головой о правую руку, уже не заботясь о том, что видел на экране его друг. В любом случае, Арсений был свидетелем этого подавленного состояния далеко не в первый раз, так что утаивать это от него действительно было глупо. — Что случилось? Настолько сильно уже зачёты вымотали? — даже спустя сотни километров в его голосе ощущалась та самая дружеская поддержка, которая ещё и помогла Антону сбросить с плеч груз из-за неверного предположения. — Не грусти, скоро всё это закончится, а сейчас у тебя просто нервный срыв. Отложи тетради на сегодня, давай поговорим! — последнее предложение Попов сказал шёпотом, потому что всё это время он куда-то шёл, а сейчас, видимо, находился там, где громкие разговоры были запрещены. — Ты пока успокаивайся, а я расскажу тебе что-нибудь. — он снова одарил приятеля своей искренней улыбкой и поздоровался с кем-то за камерой. — Посмотри, вот! У нас тут гримёрки. — голубоглазый медленно развернул камеру, показывая довольно просторное помещение с огромным количеством висящих на напольных вешалках костюмов. За одним из столов сидела молодая девушка в образе древнерусской царевны, разговаривая с кем-то по телефону. Арсений почти сразу развернул экран обратно на себя и прошёл куда-то ещё, а как Шастун понял через несколько минут, тот направлялся ко входу в зрительный зал. Он заглянул туда буквально на секунду, мельком показывая место действия и огромное количество людей, пришедших на премьеру спектакля. — Ладно, сейчас нормально поговорим. — парень стремительно и быстро шёл в неизвестном направлении, пока вытирающий лицо Антон внимательно наблюдал за его сосредоточенностью. Где-то через минуту абонент оказался на улице, по своему обычаю, шумевшей транспортом и питерским дождём. — Я так и не сказал, зачем звоню! Ты меня немного удивил, так что я забылся. — друзья усмехнулись. — В общем, в марте мне дали свободную недельку, поэтому ближе к концу месяца я смогу приехать в Москву. Как раз, отпраздную свой день рождения, с тобой увижусь! — последнее воспоминание, связанное с таким радостным голосом Арсения, было у Шастуна не самое лучшее, но в данный момент он ощущал прилив сил и радости, набирающих темп со стремительной скоростью. Глаза начали блестеть не только из-за слёз, рот удивлённо раскрылся, брови поднимались наверх. — Ого… — тихо вырвалось у него. — Арс, это… Очень классно! — у него с трудом получалось подбирать нужные слова, пока Попова слегка забавляла такая реакция. — Ближе к приезду напиши мне, встречу на вокзале. — казалось, ровно в этот момент всё плохое, что случилось с ментальным состоянием Антона, начало налаживаться. Да, друг собирался приехать лишь на семь дней, но это число казалось зеленоглазому невероятно большим и предвещало лучшие времена. — Всё, ладно, мне готовиться надо. — светловолосый мгновенно отключился, ведь почувствовал, что прошедшие слёзы хлынули с новой силой. В них смешивалось столько разнообразных эмоций, но прямо сейчас среди них преобладало счастье. Ни к какой математике он так и не приступил, сбросив записи со стола и перерыв ящики, чтобы найти тот самый календарь, на котором он долго расставлял все самые важные даты этого года, но убрал его с глаз долой, как только вернулся с новогодних праздников. Сейчас парень яростно и нетерпеливо откинул первые две страницы с месяцами, тревожно обводя красным цветом ту дату, которую Попов всё же успел выкрикнуть перед окончанием звонка.***
Из-за ожидания такого важного для Антона события, дни шли очень быстро. Почти все зачёты парень чудом не завалил, вытянув предметы на тройки только из-за своей идеальной посещаемости. Наступивший март со всей силы пытался разогреть городские улицы, давал как можно больше солнца, но и изредка проходился проливными дождями. Весна набирала обороты, аллергики уже начинали оккупировать аптеки, а школьники тряслись перед пробными экзаменами. В целом, для Шастуна время пролетело незаметно, чему он был несказанно рад. Теперь у него не было никакого желания бездумно лежать на кровати поздней ночью, позабыв о сне. Сейчас Антон всеми силами пытался скорее погрузиться в царство Морфея, чтобы день приезда Арсения был ещё ближе. Знакомый зеленоглазому вокзал, как обычно, светился яркими огнями, встречая новых посетителей города и провожая тех, что его покидают. Оказавшись здесь намного раньше, чем следовало, Антон только и мог, что сидеть на промокшей скамейке, нервно дёргая ногой, или расхаживать из стороны в сторону под недоверчивым взглядом пожилой женщины с полосатой сумкой. Это был единственный день, когда время играло против него: секунда длилась тридцать, минута проходила за пять. Бесконечно долго рассматривая огромное настенное табло, Шастун крепко держал в руках коробку тутти-фрутти, на которую, как бы ему не было стыдно признать, пришлось занять денег у родителей. Те, конечно, дали немного больше, но в скором времени парень всё равно собирался вернуть нужную сумму. Прошёл будто бы не один день, прежде чем на экране высветился номер того самого поезда, из-за которого Антон проснулся в субботу в такую рань. Он мгновенно вскочил со скамьи, ближе подходя к платформе и вслушиваясь в долгий протяжный гудок прибывающего состава. Сердце светловолосого сделало не один кувырок, глаза беспорядочно бегали, руки, державшие коробку, начали неестественно дрожать. Парню чуть ли не начало казаться, что сейчас выйдет наружу его скудный завтрак. Это состояние почти не пугало его, так как волнение и тревога часто сопровождали Шастуна в важные моменты жизни, а тут он ещё и находился под властью Амура! Останавливающийся поезд мелькал одинаковыми вагонами, пока Антон со всех ног бежал по лестнице, глазами выискивая нужный номер. Людей, почему-то, стало очень много, так что зеленоглазый лихорадочно бегал между ними, постоянно извинялся, пристально рассматривал лица, пытаясь найти то самое. Сердце стучало слишком быстро, в душу медленно начал прокрадываться неоправданный страх, прежде чем парень заметил тёмную макушку друга, с которой на голубые глаза опустились не свойственные для сезона солнцезащитные очки. Светловолосый мгновенно облегчённо выдохнул, поймав взгляд приятеля и подбегая к нему, уже не обращая внимание на людей на своём пути. Арсений счастливо улыбался, но не раскрыл руки для объятий, по которым Шастун невероятно соскучился. Он относительно сдержанно поздоровался, потрепал младшего по голове и легонько стукнул по плечу, направляясь к выходу с вокзала и напоминая другу, что он сам позвал их в гости к его родителям, так что опаздывать не особо хотелось. Семья, носящая украинскую фамилию Шастун, всегда отличалась доброжелательностью и радушием по отношению к Арсению, будто он тоже был их сыном. Они жили в среднего размера квартире с сделанным пару лет назад ремонтом. Когда парни только успели пересечь порог, им в нос ударил приятный аромат запеченного мяса и свежих фруктов. Отец Антона сидел в гостиной и читал книгу, пока его жена не выхватила её из рук, удаляясь на кухню. Попов немного усмехнулся этому моменту и тепло пожал руку старшему. Через несколько минут незначительных разговоров в мужской компании, все присутствующие всё же переместились за стол, на котором стояло огромное количество вкусных блюд, закусок и напитков, будто сегодня было событие по-важнее, чем приезд Арсения из Петербурга. — Ну, рассказывай, Сенечка: как устроился? хорошая ли квартира? в каких спектаклях участвуешь? — женщина первая атаковала парня вопросами. Тот неловко ковырял вилкой какой-то салат, вспоминая холодные пустые комнаты, маленькие роли и поглощающее одиночество. Но через мгновение тут же просиял и радостно улыбнулся. Антон заметил это, пристально сощурившись. — Устроился замечательно! — голубоглазый начал вдохновенно рассказывать всё то, что вряд-ли могло сойти за правду. Он не солгал только в некоторых вещах: Арсений был полностью воодушевлён красотой города; ему нравилось проводить время в театре, от которого тоже нельзя было оторвать глаз; парень безумно соскучился по Москве, но и Петербург полюбил очень быстро. — В общем, у меня действительно всё хорошо. — подытожил он, поднимая бокал. — И я очень рад, что смог увидеть что-то новое, попробовать себя! Так что я хочу произнести первый тост за то, чтобы все мы не боялись перемен и смело шли к ним навстречу! — послышался звон стёкол и похвала таким искренним словам. Вечер шёл так прекрасно, как только мог. Взрослые не закончили свой допрос, находя на один ответ минимум три добавочных вопроса. Попов легко и подробно отвечал на них, добавляя в рассказ интересные истории с репетиций, смешные моменты с выступлений, подслушанные истории необычных людей в метро. Он пылко изображал старушку, которая жаловалась незнакомому парню, что ей не продали капусту; пародировал директора театра, насупившись и положив под нос веточку петрушки в качестве усов; таинственно поведал историю закрытой гримёрки, в которой, по легенде, обитал призрак покончившего с собой актёра. Все за столом слушали Арсения с раскрытыми ртами. Антон влюблённо рассматривал крепкие руки, летающие мимо него из-за излишней эмоциональности, горящие голубые глаза, беспорядочно оглядывающие присутствующих, взлохмаченную копну тёмных волос, редкие пряди которых со всех сил старались упасть на лицо. Этот вид слишком завораживал и отвлекал зеленоглазого от всего, что происходило в комнате. В какой-то момент его мама легко коснулась его руки и попросила помочь на кухне, лукаво улыбаясь. Шастун, кажется, забыл, как дышать, понимая, что родительница всё это заметила. Он нервно сглотнул, удалившись из комнаты и подходя к женщине, раскладывающей на красивые тарелочки свежий яблочный пирог. — Думаю, мы с папой Сеню слишком терроризировали. Я же вижу, что ты по нему очень соскучился. — она тепло улыбнулась, а Антон не знал, можно ли уже перестать нервничать или к этим капканам он только подступил. — Возьми пирог, и идите в твою комнату, поболтайте! — она ловко вручила сыну два блюда и развернула его в сторону выхода. В комнате женщина недолго погладила Попова по плечам, что-то рассказывая, а потом похлопала по ним, махая головой в сторону спальни. — Видимо, я им надоел. — сказал Арс, как только дверь закрылась, а ему в руки отдали вкуснейший десерт. Зеленоглазый, севший на кровать рядом с ним, неловко улыбнулся на предположение друга и внимательно оглядел свою прежнюю комнату. Здесь был старый деревянный стол с лежащим отдельно верхним ящиком, обычных размеров шкаф, в котором теперь хранились зимние вещи и постельное бельё, пустой стеллаж, с которого Шастун давно убрал игрушки, коллекционные фигурки и книги. Кровать всё также немного поскрипывала, а остатки выцветших плакатов на стенах возвращали в приятное прошлое. — Как много времени прошло с тех пор, как я был здесь последний раз… — он задумчиво посмотрел в сторону окна, за которым город давно перешёл в сумерки. — Кажется, это было тогда, когда ты переезжал. — парень ловко отправил в рот очередной кусок пирога, пока младший тоже наслаждался пищей и молчал, пытаясь прочувствовать и запомнить этот тёплый момент навсегда. — Удивительно! Звёзды на потолке всё ещё светятся! — протянул Попов через несколько минут, когда пустые тарелки были отставлены в сторону, а приятели мечтательно легли на кровать. — Я сам в шоке! Мы ведь рисовали их очень давно, лет семь назад. Я тогда и не подумал, что та странная жидкость, которой ты обмазал ещё и мою футболку, окажется такой стойкой! — Антон задумался, вспоминая ту самую ночёвку, после которой ему сулило не очень приятное наказание за испорченную одежду и потолок. Тем не менее, зеленоглазый никогда не жалел об этом, думая о липких руках и измазанном краской лице. — Кстати, у меня же для тебя кое-что есть! — светловолосый подскочил, сбегав в прихожую и достав из кармана своей куртки коробку тутти-фрутти, которую так и не удосужился отдать. Он мгновенно прибежал обратно и лёг, протягивая другу подарок. — Что это? Мне пять лет что-ли? — усмехнулся Попов, отправляя одну конфетку в рот. — Ммм… Слишком ностальгический вкус. — голубоглазый закрыл глаза, удовлетворённо мотая головой в разные стороны. — Ты специально это сделал, чтобы напомнить о нашей первой встрече? — ответ ему и не был нужен, так как в чистых зелёных глазах можно было прочитать всё, что хотелось узнать. — Я же их так сильно люблю, чуть ли не поклоняюсь… Со школы уже не ел. Почему ты только сейчас о них напомнил? — он негромко засмеялся, потянувшись в коробку за новой карамелькой. — Можешь считать, что мы снова встретились впервые. Мы так давно не виделись, будто целая жизнь прошла! — заключил младший, немного опасаясь своих слов, но друг не заметил в них ничего необычного, продолжая улыбаться. — Судя по твоим историям, для тебя уж точно прошло гораздо больше времени, чем три месяца. — Может быть… — они недолго помолчали, а потом их диалог набрал такую скорость, что приятели не замолкали ни на секунду, а слышавшие это родители, отдыхающие в гостинной, не собирались ребятам мешать, а просто радовались за них. В маленькой тёмной спальне началось обсуждение всех вещей на свете. Парни шли от события к событию, вспоминая, как Антона в школе задирали старшие ребята, а вовремя появлявшийся Арсений интеллигентно разрешал споры и предотвращал драки, покидая место происшествия вместе с запуганным мальчиком, не отпускающего чужой рукав. Шастун смеялся с недоумения учителей, когда он сдавал им написанные Поповым сочинения, отлично отвечал по доставшемуся от друга учебнику, хотя не всегда понимал даже то, на каком уроке он находится, приносил справки от родителей, которые на ближайшем собрании высказывались о том, что их ребёнок не болел, и о пропусках они слышат впервые. Перелистывая воспоминания, как интересную книгу, приятели вспомнили, как очень много лет назад, когда Антон был на границе поступления в школу, а у Арсения вовсю кипели гормоны, старший счёл за обязанность рассказать маленькому мальчику секрет о том, откуда берутся дети. Зелёные глаза тогда были широко раскрыты не только от новой информации, но и от внимательного изучения постера с красивой девушкой, который был тщательно сложен Поповым в несколько раз и убран в потайное место — за шкаф. — Я тогда вернулся домой, и меня сразу схватили за ухо, за что-то отчитывая! — возмущался Шастун. — Оказывается, соседская девочка — Ира или Лена, я уже не помню — настучала своей маме, что я показал ей тот жест! — парень смеялся со своей детской шалости. — Вот этот? — спросил голубоглазый, выставив указательный палец в сторону друга. Тот нервно улыбнулся, вспоминая это почти незначительное и запретное для детей движение из прошлого, сделал рукой кольцо и почувствовал более быстрый ритм сердца, когда Арс соединил их в одно целое.***
Приглушённого света вполне хватало, чтобы осветить небольшую, но очень удобную кухню в квартире Арсения. Тот нервно пересекал её из угла в угол, пока младший неотрывно наблюдал за этой картиной, сидя за столом и бездумно пролистывая ленты социальных сетей. Попов ни на минуту не выпускал телефон из рук, бесконечно выискивая контакты друзей, набирая их, приторно доброжелательно напоминая о своём дне рождении, выслушивая про занятость или забывчивость и, наконец, завершая звонок, громко ругаясь на абонента и разочарованно вскидывая голову кверху. — Ну не может же быть так, что все они не придут! Ну хоть кто-то ведь должен! — темноволосый пытался вспомнить своё бесчисленное множество знакомых. — Саш, привет! Я с завтрашнего дня умирать начну, так что приходи праздновать! — Шастун чуть воздухом не поперхнулся, услышав это, но вовремя вспомнил, что перед ним стоял Арсений, что всё это было для него обыденно и привычно. — Что? Правда? Тогда извини, моя шутка была совсем не к месту. Соболезную. — и отключился, кладя разряженный телефон на гладкую поверхность стола. — Чувствую себя той девочкой из популярного ролика… Никто не пришёл на фан-встречу! — парень тяжело вздохнул, пока друг пытался хоть как-то его поддержать. — Такое бывает, Арс! Не обижайся на них. — зеленоглазый медленно подходил к тому заключению, которое с самого начала заняло всё пространство в его голове, но которое, из чистой дружеской солидарности, не должно было быть озвучено. — Мы и вдвоём сможем хорошо отпраздновать… — на щеках Антона появился совсем незаметный румянец, пока парень внимательно изучал лежавшую на коленях руку, обвешанную разнообразными кольцами и браслетами. — Боевик какой-нибудь посмотрим, пиццу закажем! — он нервно сглотнул от пытки изучающего его взгляда и попытался сделать своё предложение максимально нейтральным и обыденным. В конце концов, празднование чего-то только вдвоём проходило не первый раз. Да, тогда Шастун ещё не был влюблён, но и сейчас этот фактор ничего особо не меняет, наверное… — Можно с родителями, они не против будут. — Антон заведомо знал, что старший откажется, поэтому с лёгкостью выдал в конце такой вариант, выводя приятеля из раздумий и определённо точно зная, что завтрашний день они проведут здесь, наслаждаясь компанией друг друга и каким-то дешёвым пойлом. Через пару часов после этого разговора, ночь окончательно опустилась на город и погрузила его в мрак. Друзья слишком устали, чтобы допоздна соревноваться в компьютерных играх, так что легли спать около полуночи. Но если быть точнее, это сделал только Попов. Антон, который не первый раз довольствовался местом на мягком диване, долгое время бездумно глядел в потолок, а потом и вовсе занял сидячее положение, рассматривая неподвижное тело, укрытое тёплым одеялом. Арсений размеренно дышал, пока несколько непослушных прядей его тёмных волос упали на лоб и немного испортили идеальную питерскую причёску. Одна рука лежала под подушкой, а другая — расслабленная и усыпанная аккуратными родинками — покоилась поверх одеяла и изредка дёргалась. Шастуну было сложно оторвать взгляд от такой красоты, поэтому он завороженно смотрел на старшего, боясь, что из-за своего чувствительного сна Попов застанет зеленоглазого с поличным и не сразу поймёт раскрытый от восхищения рот и небольшой бугорок, приподнимающий тонкий бежевый плед. Антон честно пытался заснуть, пытался отвести глаза от той части комнаты, закрывал лицо подушкой и буквально приказывал себе погружаться в сонное царство. Как назло, он не чувствовал и признака усталости, из-за чего веки с лёгкостью держались наверху, как жалюзи на кухне у Арсения, а мозг вёл усиленную активность, перелетая с одной мысли на другую. Шастун даже выходил из комнаты и делал упражнения, которые он выполнял в те редкие вечера, когда чувствовал, что при поднятии на четвёртый этаж лёгкие медленно сдувались. Стараясь не шуметь, он приседал, отжимался, стоял в ненавистной планке и делал всё, лишь бы только устать и отключиться. Когда ему казалось, что это, наконец, удалось, он со всех ног бежал обратно в спальню, натягивал одеяло до самого подбородка и умиротворённо закрывал глаза. Но Арсений, будто знающий об этом, начинал что-то невнятно бормотать, мешая младшему сосредоточиться на сне, заставляя того снова обратить на себя внимание и измученно сжать кулаки, удаляясь в другую комнату, а ещё лучше — на балкон, где Антон за эту ночь выкурил не одну сигарету и надеялся так сильно замёрзнуть, чтобы проспать не меньше недели. Ближе к утру в светлую голову пришло боязливое осознание того, как трудно пройдёт грядущий день, ведь он, наверное, ни на шаг не отойдёт от именинника, а это значит, что подавить в себе грустные мысли о невзаимной влюблённости и преследующие желания о какой-либо близости будет почти невозможно. Стрелка настенных часов неизбежно показывала наступающий рассвет, который объявил о своём присутствии ярким отражением в кухонных окнах. Шастун обречённо принял этот факт, попытался взбодриться холодным душем и настроиться на радость и воодушевление от сегодняшнего праздника. Несмотря на чуткий сон, Арсений не услышал ни процеженный сквозь зубы мат ударившегося об угол Антона, ни его безуспешные попытки включить допотопный графский проигрыватель, ни противный писк микроволновки, в которой зеленоглазый по лайфхакам из Инстаграма пытался сделать шоколадный кекс в небольшой кружке. Попов проснулся только тогда, когда услышал «Танец феи Драже», свисток в дудку из магазина приколов, и увидел стоящего у кровати приятеля с огромным пушистым пледом и магазинным тортиком в руках, куда тот воткнул наполовину сгоревшую свечу и выложил мармеладными мишками цифру двадцать пять. — С каких пор ты с лёгкостью встаёшь в восемь утра? — темноволосый искренне и сонно улыбался. — Ты ошибся в цифрах, я не настолько старый. — он приподнялся на локтях и дунул, без особых усилий потушив огонёк перед собой. — Всё. Теперь я снова буду спать. — Арс схватил лежащую рядом подушку и кинулся в друга, который мгновенно отскочил в сторону и поставил подарки на стол. Антон знал, что справиться с навязчивыми мыслями будет сложно, но он и подумать не мог, что с такого раннего утра влюблённость нахлынет на него высокой смертельной волной! Парень не сразу понял, как он подошёл к спрятавшемуся под одеялом приятелю, перекинул ногу через его тело, оседлав довольно удобные бёдра, и дёрнул ткань вниз, лицом к лицу сталкиваясь с Арсением и с вызовом глядя в его теперь уже открывшиеся глаза. Когда они сверкнули неизвестным младшему блеском, всякая уверенность и игривость мгновенно пропали, уступая место осознанию ошибки. — А почему ты решил, что ты будешь сверху? — темноволосый был слишком близко, а потом ловко опрокинул Шастуна на спину, поставив руки с двух сторон от его головы. Зеленоглазый уже не понимал, хорошо или плохо обернулась его шалость, но сердце предательски застучало с огромной скоростью, дыхание замерло, а мысли смешались в непонятный комок, поэтому парню приходилось лишь чувствовать тепло чужого тела сквозь толстое одеяло и пытаться отвести взгляд от проницательных и чего-то желающих голубых бездн. Младшему казалось, что этот момент длился целую вечность, но спустя пару секунд Арсений довольно ухмыльнулся и отстранился, вставая с кровати, разминая затёкшие за ночь конечности и уходя в ванную, оставляя друга в странной позе и непониманием в глазах. Шастун зажмурился и сильно впился ногтями в ладонь, проклиная свой плохой самоконтроль и вытворяющую неожиданные поступки влюблённость. Он ещё около минуты лежал в постели, а потом всё же вскочил с неё и ушёл на кухню варить имениннику кофе. День проходил очень быстро и приятно. С утра Арсений бесконечно долго отвечал на звонки и кривлялся перед Антоном, показывая тем самым, с каким именно родственником он сейчас разговаривает. После этого друзья удобно расположились на диване, на котором Шастуну так и не удалось сегодня поспать, включили давно забытый всеми, но захватывающий и продуманный сериал, заказали пиццу, как вчера и решили, и с характерным звуком открыли газировку. Время проходило уютно и непринуждённо. Парни наперебой выкрикивали знакомые с детства реплики персонажей, устраивали дискуссии по поводу их поступков, искали глубокий смысл в самых незначительных вещах и коллекционировали около дивана картонные коробки из службы доставки (они оба знали, что это очень негативно скажется на их желудках, но давайте опустим это хотя бы сегодня). Когда наступил вечер, всё тем же чёрным одеялом покрывающий небо, лёгкие напитки сменились на те, что покрепче, неудавшийся утром кекс из микроволновки использовался, как закуска, а второй сезон сериала подходил к концу. Всё было хорошо ровно до тех пор, пока Антон своим помутневшим сознанием не заметил неприличную близость, в которой находились приятели на этом диване. Да, такое было не в первый раз, но сейчас Антона очень смущало всё это: Попов в домашней футболке, описывающей самые разнообразные рельефы его тела, тёплая улыбка на его лице, полуприкрытые от умиротворения глаза и такая полюбившаяся младшему копна непослушных волос. Он опять потерял над собой контроль и засмотрелся, не обращая внимания ни на что на свете, кроме Арсения. — Реально понравилась что-ли? — насмешливый голос голубоглазого раздался через несколько минут, вытаскивая Шастуна из омута своих мыслей. Тот ничего не понял, поворачиваясь к экрану, где знаменитая американская актриса в самом рассвете своей карьеры произносила пафосную речь перед антагонистом, показывая всю свою женскую силу и храбрость. — Мне она тоже в какое-то время нравилась, так что могу скинуть лучшие для этого дела фотки. — он игриво двигал бровями и смеялся, пока младший мысленно хлопнул себя по лбу, пытаясь прикрыть пах какой-нибудь подушкой. — Я вполне серьёзен! Хочешь хорошо подрочить — без них не справишься! — светловолосый уже даже не мог понять, шутит ли его приятель или нет, но на всякий случай он выписал ему несильный удар и ушёл в ванную. — Пиздец, Антон… Пиздец, да и только! — процедил он под нос, смотря на себя в настенное зеркало. Хотелось выть из-за своей тупости, из-за неразделённых чувств, из-за штанов, из-за этой чёртовой штуки организма, которая работала так хорошо, будто парню только исполнилось тринадцать. Шастун понимал, что день давно идёт под откос и был невероятно рад, что во время этого позора на экране хотя бы была девушка. Через несколько минут он вернулся в комнату, собирая остатки своих сил и тяжело вздыхая. Парень зашёл туда, но не сразу заметил, что сериал был выключен, а Арсений куда-то ретировался. Пройдя чуть дальше, Антон невольно осмотрелся, пока поперёк живота его не схватила усыпанная родинками рука, потянувшая в неизвестном направлении и разворачивая парня спиной к стене. Попов оказался ещё ближе, чем утром, его пьяный взгляд недолго блуждал по лицу Шастуна, а потом старший наклонился к самому его уху и тихо, даже как-то интимно прошептал: — Потеребонькал? — зеленоглазый, у которого всё это время было перехвачено дыхание, недовольно выдохнул и посмотрел в насмешливые голубые глаза, принимаясь бить приятеля с большей силой, чем перед уходом. Попов неистово веселился, пока они устроили целый забег по небольшой комнате, пытаясь не сбить, например, вазу, которая всё же не устояла перед этими играми и отправилась в вольный полёт с комода, но была поймана сразу двумя руками, обладатели которых удивились своей удачливости, продолжая лежать на мягком пушистом ковре и громко смеяться.***
День отъезда Арсения обратно в Петербург наступил слишком быстро. Антон нехотя подметил, как быстро пролетела эта прекрасная неделя, и проводил друга всё на том же вокзале без единой эмоции на лице. Попов продолжал слать какие-то ободряющие сообщения, пока Шастун медленно отступал от учёбы. Он бессовестно показывал преподавателям средние пальцы, прогуливал, с порога бросал портфель в самый дальний угол и прибавлял громкость музыки в наушниках, когда мама, приезжающая на выходные, пыталась образумить своего сына, выведать его проблемы и помочь. Парень снова пил кофе, которое привёз Арс, снова мёрз, просиживая ночи в холодной комнате перед экраном ноутбука. Антон всё больше уходил в себя, не видя ничего вокруг. Теперь в его голове был чёткий сюжет различных сцен с Поповым, ведь все те события, которые произошли в его день рождения, надолго остались в памяти. Он много раз прокручивал свои фантазии, украшал их, менял, проживал заново. Чтобы лучше вспомнить тот день, Шастун делал глубокий вздох, закрывал глаза и последовательно восстанавливал все действия и слова. Неловкая улыбка, возникающая на его лице, бешено стучащее сердце и руки, сжимающие спортивные штаны на бёдрах, были частыми явлениями и посещали светловолосого почти постоянно. Он с замиранием вспоминал находящегося между его ног, лежащего близко-близко и прижимающего его к стене Арсения, который снова погрузился в голодное одиночество, вернувшись в культурную столицу. Темноволосый продолжал усиленно работать, надеясь, что когда-нибудь ему достанется значительная роль в популярной постановке. Он гулял по мокрому противному городу, возвращался домой и вновь брался за стихи, которые очень давно были выброшены в корзину под столом. Попов перестал тратить ночи на заучивание сценария, посвящая их несуразным рифмам. Он вдохновлялся, писал, перечитывал, зачёркивал, снова писал, рвал, переписывал, анализировал, искал рифму, психовал, выбрасывал, снова доставал, пересматривал, бился головой о стол, порывался сжечь, соединял, менял порядок и, наконец, обессилено выдыхал, приходя к неоднозначному выводу. Антон занял не только строчки его сочинений, но и его разум. Он поселился там, напоминая недавние события. Арсений усмехался, вспоминая неловкий румянец на бледных щеках, испуганный онемевший взгляд, раскрытый от удивления рот и дрожь в руках, которую было сложно не заметить. Попов ловил себя на этих мыслях, жалея, что живёт на втором этаже, ведь сброситься с окна иногда очень хотелось. Парень измученно кричал и отрицал, целыми днями обдумывал свои действия и пытался не думать о тех фантазиях, что постепенно начали пробираться в его сны. Однажды он шёл домой иной дорогой, чем обычно, проходя мимо дорогого ночного клуба. Ненадолго остановившись около него, Арсений вспомнил, как много лет назад он вытащил младшего из дома и отправился с ним в подобное заведение, где к бедному мальчику вполне однозначно приставал неприятной наружности мужчина, которому лишь трезвости не хватало, чтобы перекинуть светловолосого через плечо и увезти туда, где он хотел его трахнуть. Голубоглазый тогда сильно взбесился… Он ударил пьяного по лицу, отвёл напуганного Антона в сторону и крепко обнял, бесконечно извиняясь за то, что оставил его одного. Вспомнив этот момент, который Арсений до сих пор себе не простил, он быстрее дошёл до дома, погрузившись в поэзию с головой. Буквы с огромной скоростью появлялись на бумаге, складываясь в слова и строчки, кофе, заваренный по приходу, остывал на кухне, так как на него не было времени. Попов писал-писал-писал, рифма сама шла к нему, помогая быстрее закончить… Признание в любви? Да, темноволосый определённо описал здесь свои чувства, переживания и мысли. За окном была тёмная ночь, когда парень, наконец, отложил листки в сторону и надолго задумался, лишь через время поняв, что ему срочно нужно принять холодный душ. Стоя под ледяной водой, Арсений злился на себя за то, что проводил с младшим мало времени, что уехал от него на большое расстояние и время, что его одолела глупая, как ему казалось, безответная любовь. Он готов был крушить всё на свете, порываясь сжечь свои труды, но когда яркий огонёк старой зажигалки мелькнул перед его лицом, парень обессилено скатился вниз по стене и впервые за много лет горько заплакал.***
Весна — вдохновляющее слово не только для писателей, произведения которых изучают в школе, но и для всех людей, кто устал от стойких зимних морозов, объёмных курток и скучающей белой картины за окном. Апрель принёс в Москву целый вихрь различных запахов, знаменитые капели и яркое, готовое светить сутки напролёт, солнце. На лицах жителей столицы вновь появились улыбки, глаза загорелись от долгожданной радости. Оставалось совсем немного до знойного лета, где дети со смехом убегут из школы, взрослые закончат работу и отправятся в отпуск, а самое старшее поколение перенесёт свой отдых из тесной квартиры на цветущую и благоприятную природу. Несмотря на то, как сильно Антон не хотел сегодня выбираться из дома, его «любимейший» куратор разбудил парня своим ранним звонком, поздравил с днём рождения и напомнил о пересдаче тех предметов, которые он завалил на прошлой неделе. Шастун, честно, пытался говорить с уважением и любезностью, но к концу беседы всё же не сдержался, послал педагога, заметив стрелку часов на цифре шесть, и отключился. Сейчас он — в излюбленной белой футболке с изображением батона, лёгкой чёрной ветровке и плотных джинсах — шёл по привычному проспекту, даже и не думая повторять какой-либо материал. В наушниках звучали самые лучшие песни группы Queen, так что настроение просто располагало на что-то атмосферное и совсем не тревожащее светловолосого в данный момент. Фредди Меркьюри смело пел про то, что хочет вырваться на свободу, пока Антон расслабленно подходил к универу, в душе желая развернуться и убежать отсюда навсегда, ни разу не обернувшись. Музыка прервалась на самом ярком моменте, оповещая зеленоглазого о входящем звонке. — Не хочу казаться эгоистом, но я уже подумал, что вы забыли о том, что у вас есть сын. — с ходу проговорил Шастун, принимая вызов от мамы и используя это обращение, точно зная, что отец сидит около неё. — Конечно нет! Я просто не думала, что в половину восьмого утра ты уже будешь бодрствовать. — родительница усмехнулась. — Тошенька, мы с папой поздравляем тебя с днём рождения! Сегодня начался третий десяток твоей жизни… — и полились различные пожелания, похвалы, напутствия — всё то, что светловолосый обычно не любил, но сейчас слушал с огромным вниманием, ощущая тепло и благодарность на сердце. Кажется, он действительно повзрослел… — Спасибо! Я тоже вас люблю! — он остановился у массивной двери, сквозь которую проходили студенты и преподаватели. Оттягивал момент, конечно же. — Тебе Сенечка ещё не звонил? Не говорил, во сколько поезд? — на этих словах Шастун замер, ничего не понимая. На несколько секунд повисло обоюдное молчание. — Ну, Антон! Мне его отец сказал, что он где-то в это время, может, чуть позже, приезжает. — женщина помедлила, пока её сын стоял в оцепенении, вновь ощущая те волнительные чувства, колеблющиеся в нём каждый день. — Ой! Или это сюрприз был? — она задала самой себе этот риторический вопрос, но дальше парень уже не слушал, на ходу прощаясь с родителями и убегая прочь от злосчастного университета, ведь его мысли сейчас были заняты другим. Голова соображала очень плохо, но Шастун не останавливался, злился на медленно прибывающий поезд метро, на количество станций, на противный дикторский голос, который то и дело говорил о закрывающихся дверях. Антон чувствовал огромный прилив адреналина, эндорфинов и ещё кучи всяких гормонов, которые он уже не помнил с ненавистных уроков биологии. Зеленоглазый целый месяц съедал себя изнутри, прокручивал в голове всё, что произошло в их последнюю встречу. Сейчас он точно знал, приезд Арсения — лучшее, что может случиться за этот день. Он любит его, он несётся с бесконечными извинениями перед прохожими ради того, чтобы снова увидеть тонкую улыбку и такой знакомый пронзающий взгляд. Это всё, в чём он нуждался, и к чему стремился. Табло на вокзале бесконечной строкой рассказывало о прибытии транспорта из Нижнего Новгорода, Воронежа, Смоленска, Твери и многих других городов страны, откуда прибывали люди, мечтающие поглядеть на столицу, устроить здесь свою жизнь или вернуться домой из приятного путешествия. Шастун беспорядочно бегал глазами: где же Питер? где этот чёртов состав из Петербурга?! Через несколько минут его сердце пропустило больше ударов, чем раньше — поезд прибывает на дальнюю платформу. Светловолосый бежал так, как никогда не умел. Его лёгкие сейчас даже не думали подать хотя бы один признак усталости. Парень бесконечно извинялся, спотыкался, несколько раз чуть не упал, но оказался на перроне, где приехавшие из культурной столицы люди вовсю покидали вагоны. У Антона появилось чувство дежавю и начало мутнеть в глазах, но он не переставал вглядываться в чужие лица, чтобы найти то самое. Он хаотично передвигался между людьми, надеясь хотя бы на то, что Попов приехал сейчас и не пропустит высокого зеленоглазого парня. Время шло, а темноволосый так и не находился. Все постепенно уходили с платформы, а у Шастуна появился огромный ком в горле, в голову закрадывалось подозрение, что всё это ему лишь мерещилось, что ни одно из событий в жизни, связанное с Арсом, никогда не происходило, что это лишь глупая игра его воображения, но… Растерянные голубые глаза и открытый от удивления рот, наконец, показались на горизонте. Антон остановился за несколько метров до друга, чувствуя подступающие слёзы. Тот придерживал левой рукой свой небольшой чемодан, а в правой держал телефон, видимо, собираясь кому-то позвонить. Как это и бывает, время замерло. Прохожие стали серым фоном, среди которого два парня неотрывно смотрели друг на друга. В их головах, кажется, бегали одинаковые мысли, их сердца подстраивались под единый ритм, они не знали, как действовать и что говорить. Может быть, проходящие мимо пассажиры сейчас превратились в длинную ленту совместных воспоминаний, заставляя друзей вспомнить всё с самого начала, просмотреть каждый момент их совместного существования. Не говоря ни слова, они оба сейчас понимали, как были слепы и нерешительны раньше, как долгое время упускали своё счастье. Секунды, показавшиеся вечностью, закончились ровно тогда, когда Арсений оставил всё позади, стремительно сократив расстояние. Всё отмерло и снова пришло в движение, но Антон этого не видел, оказавшись в крепких и таких необходимых объятиях. Кажется, они никогда не были такими… Попов не распускал кольцо рук, Шастун плакал куда-то в его плечо, потому что все его эмоции и чувства превратились лишь в это. Когда чужая рука мягко стала поглаживать его светлые волосы, около своего уха он почувствовал нежный и почти невесомый поцелуй в висок, услышал то, что было нужно ему, кажется, всю жизнь: — Я не могу без тебя спать…