Любить или ненавидеть.

…Коньяк – коварная вещь. Вместе с его терпким ароматом и немалыми градусами в нее влилась уверенность, что все само собой разрешится. Все разрешится и устроится, – мурлыкал коньяк, тихо журча в ее венах, – потому что они любят друг друга, и это главное! Тоня повеселела. И решительно направилась к письменному столу. Секретер ей уже раскрыл все свои секреты, а в письменном столе еще существовал загадочный запертый ящик. Тоня не забыла, что он никак не открывался. И потому она, не мудрствуя лукаво, при помощи молотка и стамески просто взломала его. Все равно вечером предстоит объяснение с Кириллом – так она решила. Он будет снова требовать, конечно, чтобы она за ним не «шпионила», но Тоня объяснит ему: так не живут любящие друг друга люди. Что между ними не должно быть секретов. Тем более таких пугающих секретов! Коньяк и Тоня приняли это решение и не видели никаких проблем в предстоящем вечернем разговоре. Тоня весело вырвала ящик из тумбочкиного нутра и вывернула содержимое на пол. После чего села рядом, скрестив ноги, и стала разбирать то, что вывернулось. В нем Тоню заинтересовали две вещи: записная книжка – совсем другая, не та, по которой она звонила, пытаясь пригласить друзей Кирилла на его день рождения, и большая стопка фотографий, упавших белой стороной кверху. Тоня наскоро пролистала записную книжку, ни на чем особенно не задержавшись. И положила ее себе в карман. После чего она, аккуратно подровняв стопку фотографий, слегка рассыпавшуюся, перевернула ее. …Лучше бы она этого не делала. Коньяк моментально испарился из ее вен. Она узнала фотографии: ее снимал Кирилл в разных соблазнительных позах, которым он же ее учил, в обнаженном или полуобнаженном виде, – во всяких «эротических» штучках, вроде пояса с чулками на голое тело. Они сейчас смотрелись очень шокирующе: отчужденные от их любви, они казались бездушной порнографией. Но дело было не в этом. Совсем не в этом. А в том, что в этой же стопке были другие фотографии. С другими женщинами. Точно в таких же позах, как Тоня. И больше того. Там были снимки, как Тоня поняла, с сеансов того самого тайского эротического массажа, на который Кирилл столь безуспешно ее зазывал. Другие женщины были явно покладистее, и фотоаппарат это засвидетельствовал. Женщины – разные, Тоня насчитала семь. И вдруг – она не поверила своим глазам! – на очередной фотографии на втором лежаке находилась Тоня! Да, это она, это ее лицо, ее глаза, устремленные на Кирилла, это ее чувственная и полная любви улыбка! Помилуйте, кто тут сошел с ума??? Ведь Тоня отказалась от тайского массажа, она на него НИКОГДА не ходила!!! Она присмотрелась к фотографии. Ее тело закрывал от объектива массажист, и видно было только ее лицо да ноги: второй массажист разминал ее ступни. Тогда что же у нас получается… У нас получается, что это фотомонтаж??? На компьютере это легко сделать… Но зачем??? …Снова разные женщины, одна за другой. Но теперь на фотографиях Тоня узнала спальню Кирилла, его постель. На которой спала она, Тоня. И эти чужие женщины лежали на ней в самых непристойных позах, и двое мужчин, одним из которых был Кирилл, ублажали их… Но ведь это именно то, что он предлагал Тоне! Он хотел пригласить знакомого – «второго мужчину», для разнообразия, для каких-то там ощущений… Тоня отказалась… Но Кирилл, оказывается, уже не раз проделывал это с другими! Вот они: раз, два… пять… семь… И – батюшки, снова Тоня! Это ее лицо видно между двумя спинами!!!! Это ее задранные кверху ноги! Снова фотомонтаж! Кирилл с убийственным постоянством желал вписать Тоню в этот контекст! …Тоня уже знала, что увидит в конце стопки. Она не хотела на это смотреть, она брезгливо отложила фотографии в сторону… Но все-таки снова взяла и приоткрыла наугад стопку ближе к концу, заглядывая туда одним глазом, боясь увидеть то, что ожидала… И быстро закрыла стопку. Она не ошиблась: там были кадры, запечатленные в клубе садомазохистов. Тоня не успела толком понять, что именно она увидела, но маски, кожаные жилеты, какие-то странные штуковины, назначения которым она не поняла и не желала понимать, все это ее глаза успели зафиксировать. Она готова была держать пари, что на какой-нибудь из фотографий окажется ее лицо – очередной фотомонтаж… Со всей очевидностью все эти примочки Кирилла возбуждали, и Тонин отказ не помешал ему предаться фантазиям. Он это уже проделал с другими женщинами и хотел во что бы то ни стало проделать с Тоней. Он маньяк?! Тоня поднялась, положила стопку фотографий на стол (белой стороной кверху, чтобы их не видеть), остальное сложила в ящик и запихнула его обратно. Больше она ничего не желала искать. Ей уже стали не нужны разгадки и ответы. И без того ясно: до Тони у Кирилла было уже несколько женщин, и всех он вел по одному и тому же пути, по одному сценарию. Зачем?! А без разницы. Важно только то, что Тоня стала очередной. Одной из. То есть все, что она считала уникальным и неповторимым в их отношениях, для Кирилла было лишь очередным розыгрышем схемы. И она, Тоня, – очередной статисткой, вписанной им в эту схему. Ну что ж… Кажется, она хотела узнать максимум? Вот, узнала. Кирилл никогда не любил ее. Он, Синяя Борода, просто пополнял свою коллекцию! Куда же яснее! Тоня пошла собирать вещи. Она решила не брать самые дорогие туалеты, которые покупал ей Кирилл. Украшения тоже не стоит… Она возьмет только то, что влезет в ее старый чемодан, в котором она перевезла к Кириллу свой, тогда совсем скудный, скарб… Вот еще духи, пожалуй. Крем для лица, зубная щетка, дезодорант… Она действовала, как сомнамбула. Никаких мыслей не осталось в голове, и Тоня тупо решала, взять или не взять шампунь и колготки… Неизвестно, сколько времени она провела в таком состоянии, перебирая вещи, то кидая их в чемодан, то снова вынимая оттуда и грубо швыряя обратно на полку. В какой-то момент, среди полного хаоса, царившего в ее мозгу, вдруг сверкнула острая и неприятная мысль: а куда она, собственно, собралась идти? Ночевать на вокзале?! Тоня оглядела беспорядок – и разрыдалась, рухнув на кровать рядом со старым чемоданом. А когда устала от слез, сходила умыться, налила себе еще коньяку и села в кресло. Куда идти? Ее квартира занята. К Галке? Попроситься на время, пока она найдет себе новое жилье? Разумеется, Тоня их с Борькой стеснит… Но дело было не в этом. Дело было вот в чем: Галка будет очень довольна. Это называется словом «злорадствовать», но слово очень неточное, потому что вести себя Галка будет сочувственно и тепло. А в глубине души будет торжествовать: вот так-то, Тонька, сказок не бывает! Ты уж губу раскатала, решила, что стала принцессой? А фигушки, сидишь ты, подруженька, у разбитого корыта и хлюпаешь носом. И, главное, теперь ты снова такая же, как я! И ничем от меня не отличаешься. Мужики – все козлы, и мой Борька, на которого ты иногда так жалостливо смотрела, как на недоумка, он еще лучший среди них, ты это когда-нибудь поймешь! У тебя, принцесса, и такого не будет! Вот что подумает Галка, и Тоня теперь это отчетливо понимала. Уроки Кирилла не прошли даром, она стала куда менее наивной и доверчивой… Уроки. Даже сейчас Тоня, с ее врожденным чувством справедливости, готова была признать, что Кирилл успел ей многое дать и многому научить. Но все это она бы променяла на его любовь. Лю-бовь. А вот ее-то и не было. Он забавлялся и развлекался, и Тоня даже не хочет знать, зачем и почему у него такие странные развлечения. Важно одно: он ее не любил. Но он не имел права ее обманывать! Он не имел права влюблять Тоню в себя! Это подло! Она налила себе еще полрюмки. А идти-то некуда. Не просить же Александру… Гостиницу Тоня не потянет. Ха-ха, а она уже чемодан почти собрала, дура! Собрала, да только куда с ним собралась?! А почему она, собственно, должна сбегать тайком? Она дождется Кирилла. И выскажет ему все! Он подлец, и она ему это скажет! Она ему бросит эти фотографии в морду! Она потребует ответа! …Хмель делал свое дело. Кирилл не мог открыть дверь: цепочка не пускала. – Антония? – позвал он. – Открой мне. Тоня зло усмехнулась, опрокинула в себя остатки коньяка (уже четвертые полрюмки, кажется?), слезла с кресла и пошла открывать дверь. Кирилл хотел ее привычно поцеловать, но она отстранилась. – Как ты себя чувствуешь? – спросил он. – Отлично! – Тоня покачнулась. – От тебя пахнет алкоголем, или мне это показалось? – спросил он, искоса глянув на нее. – От меня пахнет, да… От меня воняет. Твоим предательством. Твоей подлостью. Кирилл молча вскинул брови. – И, если тебе не нравится этот запах, то претензии можешь предъявлять к себе: подлость всегда дурно пахнет! Она, гордо пошатываясь, направилась в гостиную, и Кирилл направился вслед за ней. Тоня подошла к письменному столу, взяла пачку фотографий и швырнула ему в лицо. Они осыпались вокруг него, кружась и мелькая то белым, то цветным, и легли на пол у его ног. Кирилл не шелохнулся. Он не сводил глаз с Тони, и в его взгляде было какое-то странное выражение… Ожидание? Словно он знал, что однажды она найдет эту пачку, и теперь желал увидеть ее реакцию?.. – Что смотришь? – усмехнулась Тоня. – Думаешь, что ты меня достаточно отдрессировал? Что ты меня купил с потрохами? И я сожру это дерьмо, – она пнула ногой одну из фотографий, – не поперхнувшись? – Ты вульгарна, Тоня, – тихо ответил Кирилл. – И пьяна. – Ах, какой у нас изысканный вкус! Нам претит слово «дерьмо»? А разве может дерьму претить его название? Ты подлец, понимаешь? Под-лец. Я ясно выразилась? Ты не имел права втягивать меня в отношения с тобой! Я в тебя влюбилась… Я тебя еще и сейчас люблю… Но я тебя ненавижу! Меня душит твое богатство, твоя тяжелая претенциозная мебель, твоя роскошная квартира, шмотки, которые ты мне подарил, твой извращенный секс, твои загадки и сам ты! Ты мне многое дал, – не знаю, зачем ты это сделал, зачем вкладывал в меня деньги и время, – но мне нужна была только твоя любовь! А вот это, – она снова пнула ближайшую фотографию, – вот это совсем другое. Я, оказывается, вхожу в серию дебилок, которым ты преподавал уроки сексуального мастерства! Тоня громко засмеялась. Кирилл по-прежнему стоял, не двигаясь, и смотрел на Тоню. – Бли-и-ин! Зачем я трачу слова, что ты можешь понять? Подлецы не понимают, что они подлецы! Короче, я ухожу от тебя. Моя квартира занята, но я в ближайшие дни сниму себе что-нибудь. Мне от тебя ничего не надо: ни твоих дерьмовых подарков, ни твоих дерьмовых шмоток, ни твоего дерьмового секса. Если ты еще способен на что-то человеческое, если ты не весь состоишь из вранья и дерьма, то дай мне спокойно пожить еще несколько дней в этой гнусной квартире, которую я ненавижу, пока я не сниму себе жилье! Кирилл все молчал, разглядывая ее. – Свою я сдала, как ты знаешь… – Тоня сбавила обороты, словно вместе с криком и грубыми словами из нее разом выветрились и агрессия, и хмель. – Ради тебя, между прочим! Ты говорил, что денег нет, и я сдала квартиру, чтобы нам было на что жить… А в секретере у тебя лежит толстенная пачка долларов… – Она засмеялась. – Ты лгал мне на каждом шагу! Как это смешно… Вообще-то ты, скорей всего, даже не подлец… А просто у тебя сдвиги по фазе. Это, кажется, называется мифомания… Только ты мне надоел! Я хочу уйти и больше никогда тебя не видеть! Все, мы расстаемся! Кирилл по-прежнему стоял в кругу рассыпанных фотографий, так и не сдвинувшись с места. Он внимательно смотрел на Тоню, словно что-то обдумывая. Зависла тишина. Тоня чувствовала себя опустошенной, и никаких новых слов у нее не имелось. – Ты все сказала? – осведомился наконец Кирилл, нарушив тишину. – Тебе мало? – Да хватит, пожалуй. – Ответь только, могу ли я побыть в твоей квартире еще недельку, – но чтобы при этом ты отчетливо понял, что между нами все кончено? И чтобы ты даже не вздумал ко мне прикасаться? Это не просьба, Кирилл, это вопрос, чисто деловой. Ответь мне «да» или «нет», – но если «да», то только на моих условиях! Он помолчал. Потом сказал на удивление мягко: – Разумеется, ты можешь здесь жить. Столько, сколько захочешь. И, раз я тебе так ненавистен, то уйду я. Он прошел в спальню, увидел Тонин чемодан, вывернул его содержимое на кровать, быстро сложил в него пару рубашек и галстуков, трусы и носки, еще какие-то мелочи из ванной и вышел из квартиры, не оглянувшись и не сказав больше ни слова. Тоня, обессиленная, опустилась в кресло. Как-то так странно вышло, что как будто это она плохая и во всем виновата. А он хороший и невинно оскорбленный. А вот ведь фотографии – они до сих пор валялись на полу! И как же это так получилось, что… Тоня налила себе еще коньяку. И остаток дня ее уже не мучили никакие вопросы.