Глупец

Наступала ночь. Снаружи завывал ветер, хлестал дождь, превращая мир за окном в промозглую, ревущую темноту. «Голдсборо» дрожал, как больной в лихорадке. Но это было лишь видимостью. Корабль был превосходным, в отличном состоянии. Способный выдержать и не такие бури, когда ветер успокоится, он вновь обретет свое величавое спокойствие. Нет, с кораблем все было в порядке, болен был человек. И этот человек, богато одетый, окруженный дорогими вещами, не замечал ни бури, ни подкрадывающейся ночи. «Кто ты?» – спрашивал он себя. И сам же отвечал: «Глупец. Наивный глупец. На что ты вообще надеялся?» За свою полную приключений жизнь он уже не в первый раз говорил себе это. И – удивительное дело! – каждый раз это было из-за женщины. Всегда одной и той же. Каждый раз, когда она появлялась в его жизни, он начинал делать глупости. Когда это началось? Он перебирал в памяти эпизоды, так или иначе связанные с ней. Кандия, Алжир, Мекнес… и настойчиво отбрасывал мысли о Тулузе. Слишком неприятно было вспоминать об этом. Слишком уж ярким и красочным было воспоминание о нескончаемом празднике жизни, о днях и ночах, наполненных ароматом легкости, непринужденности, тончайшей поэзии чувств и ощущений. Вспоминать об этом было больно, да и незачем. Графиня де Пейрак давно уже поблекла, утратила четкий контур. Уже не было той женщины, которую он когда-то любил. Ее сменила другая. Былая гордость превратилась в надменность и высокомерие, непринужденность – в безразличие и жестокость. Когда его корабль входил в кандийский порт, он, не задумываясь даже, откуда в нем эта желчь, с удовольствием представлял себе ее унижение. Однако же он бросил все свои дела и помчался туда. Почему? Ему мнилось: чтобы рассмеяться ей в лицо. С равнодушным видом пройти мимо мадам дю Плесси де Бельер. Выплеснуть всю свою обиду, боль, уничтожить ее. Он не замечал этого противоречия тогда, а потом – тем более. Потому что стоило ему ее увидеть... да нет, даже не увидеть, просто почувствовать, что она рядом, как все это потеряло всякий смысл, растворилось. Осталось лишь одно желание: вырвать ее из грязных рук торговцев живым товаром, защитить, укрыть. Все равно, какой ценой. В один миг он простил ей все. Но это случилось слишком быстро. Он не успел даже приблизиться к ней. Пытаясь поймать ее взгляд, успокоить ее, он чувствовал себя так же глупо, как когда-то давно, в Тулузе, когда увидел ее впервые. Нужно было время, но его-то как раз и не было. Пожар в порту в первый момент показался ему чем-то незначительным, легкоустранимым препятствием, наподобие дуэли с де Жермонтазом. Вот сейчас, всего одну минутку, и все будет хорошо. Огонь на корабле почти не занимал его мыслей, все делалось машинально. Куда большей проблемой была маркиза дю Плесси. Но, пока он лихорадочно соображал, что делать дальше, она исчезла, проскользнула между пальцев. Он даже не поверил сначала. Он помнил ее растерянный взгляд, ее ужас и не понимал, как эта женщина могла обмануть его, Рескатора. Но именно из этого непонимания и родилась надежда. А что если все было совсем не так? Можно было рассматривать ее средиземноморские похождения как проявление женской глупости и недальновидности, но куда приятнее было думать, что все это она делала ради него, что она – жертва какого-то ужасного заговора д’Эскренвиля и Меццо-Морте. Последний откуда-то узнал о ней и решил использовать в своих целях. Конечно, ведь не могла же она одна спланировать и устроить этот пожар. Разумеется, она ни в чем не виновата. И тогда, чувствуя вину за все ее несчастья, он был готов на все, чтобы спасти ее. «Какой же ты глупец! Ты решил даже, что она узнала тебя, что сердце подсказало ей, кто такой Рескатор на самом деле. Ты воображал, будто именно по ее просьбе тебя искал Осман Ферраджи, что она просто чуточку не дождалась, что ее побег – очередная попытка найти тебя. Глупец, какой же ты глупец!» Встреча с Флоримоном поставила все на свои места. Да, она пыталась его найти. Какое-то время. А потом – вернулась во Францию, чтобы стать любовницей короля. Все просто, как фламандский узел. Рескатор прошелся по каюте, пытаясь успокоиться. «Все это лишено всякого смысла!» – раз за разом повторял он. Ходьба не помогала. Тогда он решил выйти на палубу. Штормовой ветер, дождь – что может быть лучше для разгоряченного сознания? Он вышел и тут же наткнулся на вопрошающий взгляд своего помощника. Язон был как всегда спокоен и невозмутим, он едва взглянул на капитана и снова обратил свое внимание на матросов. Но Рескатору хватило этого взгляда, чтобы прийти в себя. Пора заканчивать с глупостями. – Завтра с утренним приливом мы уходим, – сказал он и снова скрылся за дверью каюты. Сейчас он вообще не понимал, почему решил плыть в Ла Рошель. Несколько слов, подхваченных в порту, и он превратился в другого человека. В того самого, который отдал целое состояние за возможность один час побыть с ней рядом, который пожертвовал всем, чтобы вызволить ее из гарема. Почему-то этому человек казалось вполне логичным и теперь броситься на ее поиски. Но этого человека больше не было. Теперь Рескатор ясно видел, насколько это было бессмысленно. Флоримон говорил, что ей запретили покидать Париж, но она бежала. Если теперь она оказалась в Ла Рошели, значит, конфликт с королем полностью улажен, она снова на свободе и пользуется полным его доверием. Вероятно, какие-то дела привели ее сюда. А теперь она, скорее всего, уже на пути в Версаль. Пусть же отныне так и будет. Она вернулась в свои владения, а он вернется в свои. Когда вошел Язон, Рескатор уже был совершенно спокоен. Он повернулся к своему помощнику, поинтересовался, все ли возвратились с берега, получил утвердительный ответ и совсем уже забыл о своих недавних терзаниях, когда Язон наконец произнес: – Француженка, которую вы купили в Кандии, здесь и хочет говорить с вами. Он даже не поверил своим ушам, настолько в тот миг эта новость казалась невероятной. А потом – поверил. Всем своим существом. «Она пришла! Каким-то чудом она узнала, где я, и теперь пришла. Флоримон ничего не понял, он ошибся. Еще тогда, в Кандии, она поняла все, не могла не понять, но дьявольский план Меццо-Морте помешал ей. Она обманула короля притворным смирением и теперь снова устремилась ко мне. Разве можно иначе объяснить ее внезапное появление?» Не в силах взять себя в руки, он снова заходил по каюте. Вот сейчас откроется дверь, сейчас она войдет сюда, и… Он замер. Хватило одного взгляда, чтобы понять: все пустое. Не любящую женщину он видел перед собой, не утомленную поисками путницу, а бойца, приготовившегося к схватке. Так, как смотрела она, смотрят только на чужих. В ее взгляде не было ни капли узнавания, ни толики радости долгожданной встречи. Она видела перед собой только Рескатора, всего лишь пирата. И он рассмеялся.