Мне бы только знать...

      — А наш дорогой дю Валлон неплохо устроился, не правда ли, любезный шевалье? — произнес Атос, обводя несколько удивленным взглядом представшую перед ними комнату.       — Из такого фехтовального зала я бы не вышел даже будь в замке пожар, — кивнул аббат Д’Эрбле, пробегаясь тонкими пальцами по торчащим вверх рукояткам шпаг и рапир, стоящим у стены.       Не так давно четверо друзей прибыли в поместье Портоса, где собирались до поры держать кардинала Мазарини. Д’Артаньян ускакал к королеве-матери за подписью составленных ими условий, хозяин же, решив проявить гостеприимство, первый заступил на караул пред выделенными первому министру Франции покоями, предоставив друзьям полную свободу действий.       Недолго думая, Рене, узнав у Мушкетона место нахождения погреба и отмахнувшись от попыток проводить господ в столовую и подать ужин туда, подхватил графа под руку, отправляясь в указанном направлении. Впрочем, надолго они там не задержались: врожденное любопытство Арамиса быстро взяло верх над приутихшим голодом, и он предложил прогуляться по коридорам и посмотреть, чем же живет их друг. Де ла Фер, которому также впервые выпала возможность посетить замок Портоса, с легкостью согласился.       Ближайшие две комнаты оказались обычными кладовыми, но уже за третьей дверью друзей ожидала удача: фехтовальная зала потрясала своими размерами и обилием оружия на любой вкус.       — А не размяться ли нам, дорогой Атос? — произнес аббат, проводя ладонью по специально затупленному лезвию приглянувшейся шпаги.       — С большим удовольствием, Арамис, — улыбнулся Оливье, взмахивая выбранным оружием, и встал в привычную стойку. — Когда еще мне удастся скрестить шпагу со столь умелым фехтовальщиком?       Первые выпады были слабы: Рене наносил атаки, граф с небывалой легкостью отбивал каждую, лишь раз попытавшись исполнить круговой захват-батман, который, впрочем, предугадал соперник.       — Кажется, наша попытка вынуждена потерпеть неудачу, — вновь улыбнулся де ла Фер, отступая на пару шагов, но не опуская оружие. — За эти годы мы слишком хорошо изучили тактику друг друга.       — Увы, это так, — кивнул Арамис, беспокойно одергивая манжеты. — Но в этом и заключается сложность. Попробуем же удивить друг друга и главное себя.       И Д’Эрбле сделал ложный выпад, но был застигнут врасплох нападением Атоса, опередившим его собственную атаку. Поединок пошел активнее, Рене, ушедший в глубокую защиту, едва успевал отражать выпады, наносимые графом один за одним. Наконец ему удалось завязать шпагу Оливье и, воспользовавшись заминкой, самому начать контратаку.       — Второй ложный выпад, — усмехнулся Атос, вовремя отступая назад: лезвие прошло в сантиметре над плечом. — Используй вы его чаще по жизни, составили бы достойную конкуренцию Д’Артаньяну: мало кто умеет настолько точно высчитать момент, чтобы успеть перенаправить атаку и не открыть своих намерений.       — Вы ведь говорили с Д’Артаньяном, да? — неожиданно переменил тему Рене, впрочем, не останавливаясь, только движения неожиданно стали резче и быстрее. — О чем шла речь?       — Шарль попросил сохранить Мазарини, как и вас, дорогой шевалье, — просто ответил граф, замечая изменившееся настроение друга. — Вы же знаете, наш лейтенант — человек удивительно осторожный, он предпочел поговорить с каждым из нас и убедиться, что никто не пойдет на поводу своих слабостей.       — Вот только ваш разговор был так краток, хотя прежде Д’Артаньян никогда не жалел для вас слов, — пронзительно, прерывисто, аббат говорил также, как сражался, и Оливье вновь отступил на шаг, теперь уже сам переходя в защиту.       — Он знает, что сказать, чтобы я и не думал действовать.       — О, конечно, у вас с Д’Артаньяном всегда было удивительное взаимопонимание, — голос Д’Эрбле сочился несвойственным ему ядом.       — Неужто вы ревнуете, мой милый Арамис? — усмехнулся Оливье, тоже начиная заводиться, но все же стараясь держать себя в руках. — Не вы ли прописали в выдвинутом нами договоре прекрасные условия для герцогини де Лонгвиль и ее еще нерожденного сына? Ваша забота о подруге настолько сильна?       — И это говорите мне вы, воспитывающий сына? — и без того темные глаза Рене, казалось, от разлитой в них ярости стали совсем черными.       — Вы уехали и приняли сан, даже не рассказав о своей отставке, — гнев Д’Эрбле сыграл с ним злую шутку, и граф увеличил дистанцию вновь, чтобы иметь возможность не только отражать удары, но и делать выпады самому. — Вы ответили на мое письмо спустя полгода, даже не объяснив причин. И после этого вы отнюдь не баловали меня весточками. И все равно вы вспоминаете мне случайную ночь, которая пусть и имела для меня самые неожиданные и счастливые последствия? Не пугайте меня, дорогой Арамис, иначе я решу, что вы разучились пить: никогда две бутылки доброго анжуйского не давали вам в голову настолько сильно.       — А вы ждали этих писем, Оливье? — после короткой паузы неожиданно нервно спросил аббат. На мгновение он перестал быть тем взрослым мужчиной-забиякой, которым его сделали годы. Он снова превратился в молодого изящного юношу, корящего себя за слабости, которые не позволяли ему поменять лазоревый плащ королевского мушкетера на скромную рясу аббата, к которой он так долго шел. И де ла Фер приостановился, вспоминая их первую встречу, как он, презирающий все стремления сердца, пытался заглушить в себе эту неправильную влюбленность вином, как увидел отражение своих чувств в лукавых глазах и понял, что окончательно потерялся. Этой заминки хватило Арамису, чтобы резко уменьшить между ними дистанцию, захватом поднимая острия обеих шпаг вертикально вверх. Он поднял свободную руку, легко прикасаясь к гладко выбритой щеке Атоса, и продолжил практически шепотом. — И если да, то почему же вы не писали мне сами? Если не считать того первого письма, когда я подло сбежал, испугавшись того, куда вели меня эти чувства, я получил от вас лишь два известия: о вашей отставке и о усыновлении виконта, в котором вы раскрывали тайну его рождения. Единственная весть от вас, которую я не позволил себе сохранить и сжег сразу после прочтения. Я так хотел принять ваше приглашение, но, не будучи уверенным, что оно продиктовано не только вашей безукоризненной вежливостью, не решился отправиться в путь. Так скажите же мне, Оливье, ждали ли вы этих писем? Желали ли вы, чтобы к вам приехал преданный вам и любящий вас аббат Д’Эрбле?       И Арамис, не дожидаясь ответа, подался вперед, накрывая горячие губы графа своими, почти невесомо, целомудренно, и тут же отпрянул, предоставляя Оливье выбор: отстраниться или вернуть поцелуй. Но Атос замер не в силах заставить себя пошевелиться или сказать хоть слово.       — Прошу простить меня, дорогой граф, — Д’Эрбле, не замечая никакой реакции де ла Фера, отступил резко, будто от удара, и, показывая, что заканчивает поединок, взмахнул шпагой, которую сразу же отбросил. — Простите за мои ошибки и за этот малодушный порыв.       — Рене, — протянул ему руку наконец очнувшийся Атос, но аббат развернулся, направляясь к двери:       — Мне надо заменить Портоса: его преосвященство вполне успел наскучить нашему барону. До встречи, граф.