Рассвет

Над горизонтом медленно поднимается солнце. Рассвет. Круглый диск цвета крови и золота постепенно выплывает на чёрный бархат неба, прожигая его, растекаясь во все стороны языками света-пламени. Тэхён смотрит на него. Смотрит, даже когда становится больно. Смотрит, даже когда из глаз начинают течь слёзы. Красиво. Так красиво природное явление, открывающееся перед ним. Рождение нового дня. Рождение нового витка жизни. Рождение будущего, неизвестного и манящего, пьянящего своей безграничностью. Рождение чего-то, что никогда не станет до конца понятным, осязаемым, материальным. Стража на этой башне давно привыкла к нему. Они больше не кружат вокруг хищниками. Не оглаживают липкими взглядами. Не позволяют себе даже заговорить с ним. Чонгук умеет держать своих людей в страхе, даже находясь на расстоянии. Альфе не нужно издавать особых указов или находиться постоянно во дворце, чтобы все ходили шёлковыми. Достаточно пары показательных казней, бесконечно долгих воплей боли и крови, заливающей клинок, руки и полы одежды короля, чтобы никто не смел на Тэхёна даже взгляд поднять. Поэтому Тэхён и приходит сюда, поднимается на самый верх башни, со смотровой площадки которой удобнее всего встречать рассвет. Потому что знает: опасность может подстерегать где угодно, но только не в этом месте. Не здесь, где каждый альфа стражи знает: Его Величество не обмануть. Тот всегда узнаёт правду. Всегда. И жестоко карает. Быть может, Чонгук - идеальный альфа. Он сильный, смелый и решительный. Не лишён гордости и высокого самомнения, но умён и хитёр. Отличный тактик, превосходный стратег и великолепный король: жестокий и беспощадный к врагам и тем, кто нарушает законы, но снисходителен и внимателен к своим подданным. Чонгук не отсиживается в замке и не оставляет политику на откуп многочисленным советникам. Чонгук знает всё и обо всём. Он держит в ежовых рукавицах весь придворный люд, при этом регулярно выезжая с делегациями на проверку границ и внутренних поселений королевства. При Чонгуке оно процветает и расширяется. Простой люд не знает болезней и голода. Простой люд готов носить Чонгука на руках. Если задуматься, все вокруг готовы носить Чонгука на руках. Даже извечно продажные чиновники, которым альфа раз за разом перекрывает воздух, не позволяя воровать из казны. Идеальное королевство с идеальным королём. Тэхён представляет, как обхватывает вырванное с корнем сердце Чонгука ладонями и давит, давит, давит... На плечи опускается тяжёлая меховая накидка. Повернувшись, Тэхён видит перед собой одного из солдат, что несут свою службу в дозоре на этой башне. Молодой альфа, наверняка новенький, раз осмелился подойти, уже готовый уйти, останавливается, оборачивается и неуверенно протягивает платок. Ткань мятая и по уголкам уже сероватая, но Тэхён принимает подношение, вытирает мокрые от слёз щёки и благодарно улыбается. У альфы вспыхивают щёки, и его как ветром сдувает. Тэхён замирает на мгновение, а после немного смеётся и вновь обращает всё своё внимание на круглый диск солнца. Он знает, что красив. Знал с самого детства. Казалось бы, что особенного в смуглой коже, каштановых кудрях и каре-янтарных глазах? Что особенного в родинках на коже, пухлых губах и крепкой шее? Что особенного в крепких широких плечах, сильном гибком теле и терпко-сладком, будто полынь, запахе? Простой сельский омега: беспризорник, работяга, по большей части одиночка. И всё же Чонгук выбрал его. Всё же забрал. Тэхён не такой, как другие омеги в этом замке, принадлежащие Чонгуку всем своим многочисленным гаремом. Он не изнеженный наследник какого-нибудь барона из захваченного соседнего королевства. Он никогда не знал ароматных масел, дорогих тканей и изысканных украшений до того, как попал в замок. Его встреча с Чонгуком состоялась жарким летом на рассвете посреди рабочего поля, мимо которого войско короля возвращалось с очередной победой обратно за высокие каменные стены крепостной стены. Босоногий Тэхён с натруженными руками и измазанным в разводах пыли лицом никак не мог привлечь внимание самого короля. Но всё же привлёк. - Ненавижу, - шепчет Тэхён, щуря на солнце глаза, в радужках которых плещется блеск янтаря. Слова его белёсым паром плывут в холодном ноябрьском воздухе. Будь кто-то рядом, посмотрели бы как на безумца. Им не понять. Никому в этом замке, никому за каменными стенами, никому даже в собственном селении, откуда его забрали, не понять Тэхёна. Они презирают его. Они завидуют ему. Они ненавидят его. Они пытаются через него добраться до Чонгука. Тэхён с одинаковой вежливо-холодной улыбкой игнорирует и высокородный придворный люд, и злобных омег из гарема, и восхищённые шепотки простого люда, если случается выходить в свет вместе с Чонгуком. Все вокруг считают, он должен быть счастлив и непомерно благодарен. Так было десять лет назад, когда его юным двадцатилетним парнем привезли в замок. Так считают и сейчас, когда Тэхён стал взрослым мужчиной. Тэхён не понимает в ответ. Наверное, и в этом отношении Чонгук тоже хороший альфа. Тэхён не знает. Ему не с чем сравнивать. Он влюблялся лишь однажды, и влюблённость эта была чистая и невинная. Ему было шестнадцать, парнишке-альфе, приехавшему с семьёй в их селение в гости - тоже. Они проводили много времени вместе, и время это было одним из самых счастливых в жизни омеги. А после этот альфа отправился вместе с семьёй домой, и больше Тэхён его не видел. Постепенно лицо этого мальчишки вытерлось из памяти, но воспоминания о том, что омега чувствовал тогда, сохранились и по сей день. И никогда, ни единого дня, ни единой минуты, Тэхён не испытывал даже чего-то отдалённо похожего к Чонгуку. Как и полагает альфе с таким темпераментом и положением, Чонгук был с ним разным. Он пытался приручить его. Пытался подмаслиться. Пытался завалить подарками. Он окутывал своим вниманием и душил своим запахом. Спрашивал, чего Тэхёну не хватает для счастливой жизни во дворце. Омеге не хватало для счастья только одного: чтобы Чонгук никогда не появлялся в его жизни. Дорогие ткани, украшения из драгоценных камней и металлов, разнообразная еда, сладкие соки и вина, огромные личные покои, прислуга - всё это не нужно было Тэхёну. Не нужно было само по себе и не нужно было в комплекте с подсыпаемыми ядами, лживыми улыбками и расчётливыми взглядами. - Строптивый! Какой же ты строптивый! - рычал Чонгук, повалив на постель и разрывая на нём тунику из тончайшего шёлка. - Ты всё равно будешь моим, слышишь?! Ты будешь моим! Конечно, Чонгук в итоге сорвался. Альфа в нём и так сдерживался долгое время. Тэхён тогда ещё удивился, как это его после полевой работы не отмыли и не бросили в королевскую постель в первый же день, чтобы Чонгук сразу поставил на нём свою метку. Пожалуй, это было единственным, за что омега до сих пор благодарен Чонгуку. За то, что тот дал ему целых три месяца, чтобы хоть как-то морально подготовиться к неизбежному. За то, что сорвался, лишь почуяв запах начавшейся течки. Десять лет прошло, а Тэхён до сих пор помнит свой первый раз: жар и тяжесть чужого тела, жгучие укусы, впившиеся в загривок клыки, оставляющие метку, и липкую сперму вперемешку со смазкой на бёдрах. Помнит, как скулил и стонал, как омежья природа заставляла подмахивать бёдрами и всем своим видом просить ещё, а сознание билось в истерике, в агонии, в отвращении. Чонгук был Тэхёну никем. Жадный зверь, захватчик, хозяин для раба, коим он стал. Он брал его тело, присваивал себе, помечал изнутри и снаружи своим запахом, метками, спермой, а Тэхён внутри своей головы метался в замкнутой комнате, громил всё вокруг, бросался на стены, царапая их, ломая ногти до мяса и крови, и мечтал лишь о том, чтобы всё это поскорее закончилось. К горлу подкатывает тошнота, и Тэхён до боли впивается пальцами в край каменного парапета и хватает распахнутыми губами морозный воздух. Столько времени прошло, столько раз ему пришлось спать с Чонгуком и во время течек, и без них, но самое яркое отвращение всё равно вызывает их первый раз. Тогда Чонгук наконец-то снял все свои красивые маски, стёр с лица обаятельные усмешки. Тогда он показал себя таким, какой он есть. Не то чтобы Тэхёна хоть что-то удивило: он ждал всего этого. Отвратительно было то, что после Чонгук нацепил маски обратно и продолжил «завоёвывать» его, будто ничего не произошло. - К чему всё это? - спросил однажды, не выдержав, Тэхён, стоя возле разделяющего их стола и медленно обводя пальцами красивую брошку-бабочку с крыльями из сапфира. - Мы оба знаем, зачем ты приходишь сюда и что тебе нужно. Какая разница, что на мне надето, есть ли кольца на моих пальцах или броши на груди? Ты трахаешь не атласные ткани и драгоценные камни. Ты трахаешь меня. Дверь за спиной вылетевшего из его покоев разъярённого Чонгука грохнула так, что петли из креплений чуть не вылетели. После этого альфа чего только не делал. Он лишал его всего, запирая в пустых комнатах с одним лишь матрасом. Он держал его на воде и хлебных лепёшках. Он не позволял выходить в сад, и на окнах появились решётки. Не добившись ничего от Тэхёна, который до жизни в королевском дворце пережил не одну голодную холодную зиму в своём крохотном домишке на отшибе селения, он вновь вернул его в прежние покои, осыпая с ног до головы всеми благами любимчика короля. Думал, сможет сломать. Думал, сможет запугать. Думал, всё-таки сможет приручить. Тэхён не ломался и не пугался. Тэхён до сих пор так и не приручился. Он знал, с самого начала знал, что для Чонгука является смазливым лакомым куском мяса. Знал и о том, что вариантов будущего у него два: либо Чонгук так и будет пытаться присвоить его себе, желая, как любой альфа, покорить намеченную цель, либо устанет от него и выбросит из дворца. Впрочем, не в правилах Чонгука было признавать поражение, и Тэхён считал, что вероятнее всего Чонгук просто зашибёт его в очередном приступе ярости, вызванном его нежеланием стелиться под альфу. Но прошло десять лет, а он всё ещё жив. Он жив, а Чонгук продолжает привозить ему многочисленные подарки и трофеи из своих походов, ходить вокруг кругами и душить, душить, душить своим запахом, пропитавшим каждый камень кладки замка. Разве что одно изменилось: секс. Может, всё дело в том, что за прошедшие годы Тэхён, так или иначе, невольно оставался на стороне Чонгука, не принимая участия в закулисных играх, победа в которых принесёт деньги, власть, а то и корону, и альфа смягчился за счёт этого. Если через него пытались подобраться к королю, Тэхён рассказывал об этом. Если невольно становился свидетелем каких-то сплетен, касающихся политики или известных людей, сообщал об этом. Если Чонгук спрашивал его о чём-то в редкие часы их разговоров, Тэхён говорил правду, ничего не утаивал, ничего не скрывал. А может, Чонгук просто повзрослел. Он был всего на четыре года старше Тэхёна, когда забрал омегу в замок. Горячая голова, кипящая кровь и пылкая натура альфы не позволяли игнорировать строптивого омегу, не желающего склонять голову. Сейчас Чонгук стал спокойнее, рассудительнее и терпимее. Он больше не рвётся покорять и завоёвывать Тэхёна напором. Сменив тактику, Чонгук взял его в осаду, и каждый раз пытает своей нежностью и лаской. Время течек Тэхён теперь всегда помнит смутно. Он старается отключать своё сознание от происходящего, смотреть на всё со стороны, представлять, что извивающееся в руках альфы тело не принадлежит ему. После того, как всё заканчивается, Чонгук больше не тормошит его, не язвит, проходясь по больным местам, и не пытается выставить природную омежью слабость Тэхёна белым флагом. Альфа покидает его покои в ранних сумерках, стараясь не смотреть в глаза безвольно лежащего мужчины, больше похожего на бездушную куклу, чем на человека. Если же Чонгук приходит в его покои вне течек, это всегда объятия, и ласки, и бережные ладони на бёдрах, и мягкие поцелуи на ключицах. Если Чонгук приходит не во время течек, Тэхёну порой кажется, они меняются местами. Кажется, что это он - король, а Чонгук - ублажающий его наложник. Альфа целует его руки. Альфа прижимается лбом к его коленям. Альфа на руках относит его в купальню и касается так, будто Тэхён - его самое большое сокровище. Больше нет синяков и следов от укусов на коже. Больше нет грубости, рычания на ухо и прижимающей между лопаток ладони, удерживающей на животе, заставляющей стелиться под более сильного. Чонгук не давит больше ни своим влиянием, ни природой, ни запахом. - Строптивый... Всё такой же строптивый, - шепчет альфа ему в затылок на рассвете, когда думает, что Тэхён крепко спит после очередной выматывающей ночи соития. - Будь моим... Пожалуйста, будь моим... В грудной клетке больно колет, и Тэхён хватается за неё в районе сердца. С ног до головы прошибает дрожью. На спине и в подмышках выступает холодный пот. Колени подкашиваются, и омега прижимается животом к холодной каменой кладке парапета, пережидая прошившую тело судорогу. Порыв ветра срывает с головы капюшон, лохматит волосы невидимыми пальцами, задевает бренчащие серёжки на тонких цепочках в ушах. Сырой осенний холод бьёт по щекам, пытаясь вернуть ясность сознания. В стороне слышится громкий голос докладывающего дозорного. Тэхён встряхивает потяжелевшей головой, отводит лезущую в глаза чёлку, смотрит на горизонт. Там темнеет, постепенно разрастаясь, размытое пока ещё только пятно. Солдаты вокруг начинают суетиться, старшие по званию отдают приказы подготовить внутренний двор и открыть ворота. - Его Величество вернулся! - доносится ропот со всех сторон. Тэхён улыбается. Улыбается впервые за долгое время широко, ярко, искренне. Солдат, что укрыл его тёплой накидкой и отдал платок, чуть не запутывается в ногах, когда пробегает мимо и невольно засматривается на будто засветившееся изнутри лицо самого драгоценного омеги в замке, которому многие - с завистью, непринятием, отвращением, лживыми улыбками - пророчат в конце пути стать супругом будто одержимого Тэхёном короля. Наверняка этот солдат думает, что Тэхён рад возвращению своего альфы. Наверняка каждый из дозорных этой башни считает так же. Иначе зачем омега всё это время ни свет ни заря поднимался на башню? Зачем вглядывался в горизонт? Почему так часто плакал за эти долгие месяцы отсутствия короля и почему этот рассвет освещает его улыбку? Вот только правда в том, что Чонгук никогда не был альфой Тэхёна. Он забрал омегу без согласия, как трофей, присвоил себе просто потому, что мог и хотел. Правда в том, что никогда Тэхён не тосковал по нему и не переживал. Чонгук не был глупцом и никогда не рисковал на войне понапрасну. Он всегда возвращался с победой, и будто высшие силы берегли его от смертельных ран и болезней. Даже если бы Тэхёна волновала судьба этого альфы, он бы не переживал понапрасну. Но судьба Чонгука его не трогала, и отсутствие альфы в замке лишь радовало. Не нужно было терпеть лицемерие. Не нужно было терпеть прикосновения. Не нужно было тонуть в отвращении к самому себе и своей природе. И поднимался всё это время на эту площадку омега вовсе не из-за того, что трепетно ожидал, когда же на горизонте появится войско Чонгука. И плакал он не от тоски по альфе. И улыбается сейчас вовсе не от радости из-за его возвращения. Сердце в груди вновь больно сводит. Тэхён улыбается шире, кутается в меховую накидку и медленно спускается вниз, озаряемый алыми и золотыми лучами солнца. На него смотрят. О нём шепчутся. Из-за него замирают на полпути. И впервые за долгое время Тэхён наслаждается этим. Взглядами, шёпотом и тем, как у новобранцев от его вида и запаха расширяются зрачки, и вырывается едва слышный несдержанный скулёж. Этим утром он долго отлёживался в горячей воде с ароматными маслами. Этим утром он выбрал свой лучший наряд. Этим утром он украсил пальцы - кольцами, а уши - серёжками. В предрассветный час он долго стоял перед зеркалом, рассматривая себя. Такого, каким всегда хотел его видеть для себя Чонгук. Такого, каким Тэхён желал предстать лишь перед человеком, которого полюбит и для которого сам захочет быть таким. Чонгук въезжает во внутренний двор замка во главе своего войска. Через распахнутые ворота за его спиной льётся кровь рассвета. Ветер развевает чёрные знамёна. Король и самый главный, самый сильный альфа вернулся с очередной громкой победой. Он широко улыбается своим людям, смеётся и пышет самодовольством. От него пахнет кровью, железом, потом и пылью дороги. Тэхён впервые встречает его вот так. Мгновение позволяет себе полюбоваться. Оказывается, и в этом альфе есть жизнь. Тэхён видит её впервые. Ему не жаль. Заметив его, Чонгук замирает, дышать перестаёт, смотрит широко распахнутыми глазами. Хочет сказать что-то, да только язык отнялся от того, как Тэхён улыбается ему. От того, как омега слегка склоняет голову и в воцарившейся тишине негромко говорит: - С возвращением, Ваше Величество. Чонгук едва не падает с седла, пока спускается с вороного коня. Подходит медленно, неуверенно, но сгребает в крепкие объятия, стоит Тэхёну только качнуться ему навстречу. Даёт своим воинам отмашку, приказывает конюху хорошо позаботиться о лошадях и не идёт, плывёт по воздуху вслед за Тэхёном, удерживающим его за запястье. Смотрит во все глаза, любуется, всем своим видом даёт понять, в каком восторге находится от того, что омега впервые за всё то время, что находится рядом, наконец-то открылся ему, улыбнулся, сделал шаг навстречу. «Глупый», - думает Тэхён, помогая альфе снять тяжёлую броню. «Глупый», - думает Тэхён, впервые за прошедшие годы самолично омывая тело альфы в купальнях. «Глупый», - думает Тэхён, когда после сытного завтрака подносит к губам Чонгука крупные тёмно-красные виноградины. И улыбается. Улыбается. Улыбается. Улыбается. Буквально сияет. Чонгук глаз от него отвести не может. Касается, обнимает, берёт за руки и льнёт, под конец устраивая голову на коленях омеги. Его запах, насыщенный и яркий, выдаёт альфу с головой. Король доволен. Король рад, что непокорный омега наконец-то признал своё место подле него. Тэхён ничего не говорит, ничего не объясняет, игнорирует все вопросы, впервые не брезгуя заставлять альфу молчать поцелуями. И продолжает улыбаться. Чем сильнее боль в грудной клетке, чем чаще повторяются пробивающие на пот судороги, тем мягче и искреннее улыбается Тэхён своему пленителю. Чонгук никогда не понимал его и так и не смог понять. Придворный люд никогда не понимал Тэхёна. Омеги гарема никогда не понимали Тэхёна. Дозорные на башне, куда он поднимался во время отсутствия Чонгука, никогда не понимали Тэхёна. Во всём замке, во всём королевстве его, вероятно, не понял бы никто и никогда. Зато его поняла одна-единственная сухонькая старушка, живущая на другом конце города и слывущая у простого люда целительницей. Тэхён отправился к ней за лекарством от душевной боли. Заглянув в его мёртвые глаза, она без лишних расспросов протянула крошечную стеклянную бутылочку тёмно-зелёного цвета. - О чём ты думаешь? - спрашивает Чонгук, пристально глядя ему в эти же самые глаза, совсем не замечая, что их свет давно померк. - Ответь мне, Тэхён. Альфа перехватывает его кисть, убирает из пальцев ветвь винограда и целует ласково в центр ладони. Тэхён изучает его лицо взглядом, ведёт кончиками пальцев по острой скуле и подбородку, касается чётко очерченных губ. Чонгук с возрастом не растерял своей красоты. Лишь добавилось стати, солидности, крепости, сменившей гибкость юного тела. Левую бровь уже как шесть лет пересекает шрам, добавляющий альфе особого шарма. Тэхён проводит по нему указательным пальцем и заглядывает в тёмно-карие, почти чёрные глаза. «Я думаю о своём родном селении и навсегда опустевшем доме. Думаю о своих друзьях, с которыми так и не успел, не смог попрощаться. Я думаю о своей первой влюблённости, которая так и не переросла в любовь. Думаю об альфе, которого мог бы полюбить, и который полюбил бы меня. Я думаю о детях, которые у меня могли бы появиться, даже с тобой, не подсыпь одна из омег твоего гарема мне ту отраву в еду. Думаю о том, как могла бы сложиться моя жизнь, не будь в ней тебя. Я думаю каждый день, каждый час о своих несбывшихся мечтах. Думаю о свободе, об открытых дорогах и простых радостях жизни, какие у меня могли бы быть. Я думаю, с нашей первой встречи, каждый день, думаю о том, как приятно было бы раздавить в своих руках твоё сердце. А сегодня, прямо сейчас, я думаю о том, как символично всё закончится. На рассвете того душного летнего дня мы с тобой встретились, и ты отнял у меня всё, посадив в клетку. На рассвете этого дня, пусть ты этого так и не понял, я с тобой попрощался. Попрощался, показав, каким мог бы стать для своего любимого альфы. Попрощался, показав, каким никогда не стану для тебя. И уйду я, подобно тебе, не с пустыми руками. И думаю я о том, что теперь мы в расчёте». Всего этого Тэхён так и не произносит вслух. Лишь улыбается вновь и тянется за новой ветвью винограда. Боль в груди нарастает, становится всё сильнее. Её становится сложнее игнорировать. Постепенно немеет язык. Омега смотрит в сверкающие неприкрытым счастьем глаза своего пленителя и чувствует на своих ладонях эфемерную тяжесть невидимого чужому взору королевского сердца. Чонгук смотрит, давно уже смотрит на него с неприкрытой любовью и обожанием, тоской и отчаянием. Тэхён всегда смотрел и продолжает смотреть на Чонгука лишь с безразличием и застоявшимся холодом. Грудную клетку на вдохе прошивает резкая острая боль. Вскрик, перешедший в гулкий стон, подавить уже не получается. Чонгук мгновенно подрывается на ноги, тормошит, умоляет сказать, в чём дело, и с прорезающимся в голосе взволнованным рыком приказывает оставшимся за дверями покоев Тэхёна стражникам немедленно позвать лекаря. Чонгук подхватывает под руки, пытается уложить удобнее на постели, смотрит с ужасом. Тэхён улыбается ему. Сквозь слёзы, боль и невозможность нормально вдохнуть. Улыбается. Светло и искренне. По сведённым судорогой пальцам течёт красный сок стиснутой в бесформенный ком грозди винограда. - Никогда не принадлежал тебе, - шепчет едва слышно заветное признание омега, из последних сил ворочая онемевшим языком, и чувствует, как с души с каждым словом исчезает изводящая его все эти годы неподъёмная тяжесть. - Никогда не принадлежал. И никогда не буду. Чонгук отшатывается, будто его ударили со всей силы наотмашь. У него лицо белое, глаза дикие и в запахе смятение и страх, животный ужас. Тэхён проваливается в темноту, видя перед собой ало-золотое рассветное небо и ощущая влажную сочащуюся тяжесть в руке. На границе сознания он улавливает громкий тоскливый полный боли вой. На липкой от виноградного сока ладони омеге в последний миг мерещится сердце короля. Кровоточащее. Раздавленное. Тэхён из последних сил улыбается и закрывает глаза, которые больше никогда не откроет. Он наконец-то добился своего. На душе у него - покой.

|End|