Твоё сердце

Небо над морем разгорается багряно-оранжевым, разбрасывая по спокойной глади воды яркие блики. Косые солнечные лучи мягко ложатся на кожу лица, а солоноватый ветер колышет волосы. За спиной дотлевают остатки благовоний, оставшиеся после церемонии, и это — своего рода вызов — вот так вот сидеть на самом видном месте Ли Юэ, где каждый достаточно внимательный стражник может тебя заметить. Ему хорошо здесь. На самом видном месте и при этом — вдалеке от чужих глаз. Тем более после того, как нефритовый дворец пал, никто не посмотрит на него сверху. От каменных перил тянет ночным холодом и, немного, осуждением. Быть может, так только кажется, а может — древний город знает, кто пытался его разрушить. Чайлд глубоко вздыхает, потягиваясь и балансируя на узких перилах, словно играясь. Ему нравится этот город и не нравятся методы Ла Синьоры. Где-то внизу виднеются белые развевающиеся одежды бегущей путешественницы. Неуёмная душа, она вообще спит? Ест? Или только бегает по поручениям? Чайлд улыбается. Эта девчонка нравится ему тоже — она бодрая и дерзкая, а их нешуточная схватка вымотала настолько, что уважение проснулось само собой. Сзади слышится шорох и мягкая поступь. Чужое присутствие ощущается как никогда явно. Тарталья не поворачивается, прикрывая глаза и подставляя лицо под распускающиеся в небе тёплые солнечные лучи. Немного по-детски болтает в воздухе ногами. Улыбается. — Ты обманул меня, — выходит всё так же обиженно, как и раньше. — Бог контрактов, тоже мне. — Мы не заключали никаких договоров конкретно с тобой, — низкий голос звучит совсем рядом — Чжун Ли стоит у него буквально за спиной, всматриваясь в полотно моря. — Ты занял моё любимое место. — Можешь выкупить его у меня, если оно так тебе нужно, — смеётся Чайлд, губы сами собой расползаются в широкой ухмылке. Тарталья почти чувствует, как Моракс хмурится — должно быть, выражение лица у него в данный момент поистине забавное. Прикусывая губы, он едва подавляет зарождающееся желание обернуться. — Ах да, тебе же нечем расплатиться, — выходит издевательски. Надменно, дерзко и грубо. И снова — обиженно. Бывший Архонт хмурится сильнее, зажимая подбородок между пальцами — Чайлду снова не нужно поворачиваться, чтобы это знать. Удивительно, как быстро он успел выучить чужие привычки. Словно помешанный, в самом деле. В груди оседает скупая тянучая тяжесть, какая возникает после излишне плотного ужина. Кошкой скребётся всё та же непрошенная обида. Для неё нет места — не должно быть. Но она, вредная, колючая, кислая, царапает что-то изнутри. Кто он такой, чтобы что-то требовать от древнего божества? Надменный выскочка из Фатуи, пусть и очень умелый. Синьора получила то, за чем была послана, и удалилась по своим делам. Тарталья не смог. Остался, чтобы в расшатанных чувствах взирать на заливающееся пламенем небо, такое широкое и чистое без нависающего над Ли Юэ дворца. Моракс молчит слишком долго, Чайлд не выдерживает, слегка поворачивая корпус и взирая снизу вверх. Костюм сидит привычно идеально, волосы в лёгком беспорядке из-за ветра, а пальцы предсказуемо сжимают подбородок. Глаза прикрыты и подёрнуты лёгкой мутью. Отливают в лучах восходящего солнца, словно любимый Адептом Гор янтарь, светятся изнутри чем-то сильным и древним. Чжун Ли слегка клонит голову вбок, из-за чего неровная чёлка то и дело цепляется за нахмуренные брови. Красивый до боли. В груди снова что-то оседает колючим клубком, тянет и горит. — Ты отдал ей своё сердце, — вырывается на выдохе едва слышно. Настолько тихо, что морской ветер должен поглотить эти слова в своих порывах. Чужое, ненужное, бесполезное. Болезненное. — Я выполнил условия контракта, — произносит Моракс ровно, словно кукла, мгновенно выплывая из задумчивости и вздёргивая бровь. Посторонний подумал бы, что надменно, но Архонт действительно не понимает. Смотрит сверху вниз своими раскалёнными глазами. И стоит близко-близко, так, что почти касается торсом чайлдова плеча. — Верно, — Чайлд улыбается натянуто, отворачиваясь обратно в сторону гавани. В голосе сквозит что-то глупое и бесполезное. Ему не хочется это показывать. Солнце поднимается всё выше, освещая корабли и улицы, на которые постепенно выползают жители Ли Юэ. Стражники равнодушно и немного сонно несут патруль, не догадываясь, что их якобы убийца взирает на них с высоких перил. — Что я сделал не так? — Чжун Ли кладёт свою ладонь на правое плечо, пытаясь развернуть Чайлда к себе. Голос звучит неуверенно, а тонкие пальцы кажутся тёплыми даже сквозь перчатки и одежду. Солнце играется в набегающих на гавань волнах, бросая в глаза неровные блики. Тарталья прикрывает веки, отгораживаясь от них и пытаясь натянуть ровное выражение лица. Он Предвестник Фатуи, «плохой парень», он, чёрт побери, уже давно не слабый маленький мальчик, нуждающийся в утешении. Дёрганно сбрасывая чужую руку со своего плеча, Чайлд поворачивает голову. Несколько секунд впитывает направленный на него взгляд — растерянный, какой-то по-детски наивный. Словно Мораксу не больше шести тысяч лет, а жалкие шестнадцать. В груди рождается смех. Нервный, болезненный, непрошенный. Чайлд смеётся долго, вцепляясь в узкие перила до боли в пальцах, чтобы не упасть, и старается не замечать чужие держащие его ладони на своих плечах. Не замечать не выходит. Внутри всё гудит и трещит, словно там бушует древнее божество бури, что едва не разрушило Ли Юэ. Быть может, он это заслужил. Чжун Ли смотрит на него безэмоционально, только в глубине глаз плескается что-то древнее, выдающее в этом казалось бы обычном человеке его прошлое. Смех прерывается так же резко, как и начался, будто кто-то перекрыл к нему доступ. Чувства скребутся где-то на дне, такие строптивые и беспорядочные. Ненужные. — Я не могу отдать тебе Сердце Бога, — внезапно произносит Моракс, забирая свои руки обратно, и лезет куда-то в складки костюма. Вытягивает на свет небольшой мерцающий предмет, с секунду разглядывает его и протягивает на узкой ладони. — Что это? — в горле хрипит, Чайлд сдвигает брови, совершенно ничего не понимая. — Когда-то давно в Ли Юэ была традиция дарить самолично созданные драгоценности в качестве залога вечной любви и верности. Слишком старая, чтобы её кто-то помнил, и слишком глупая, чтобы кто-то воспринимал всерьёз, — Моракс пожимает плечами, чешет кончиками пальцев скулу. — Это взамен того, что забрала Ла Синьора. Крохотный золотистый камушек, инкрустированный в изящное кольцо, ложится в протянутую ладонь беззвучно и легко. Словно там ему самое место. Чайлд моргает, пытаясь осознать реальность. Сердце стучит бешено и рвано, так, как не было даже после изматывающей схватки с путешественницей. Тарталья поднимает неверяще расширенные глаза вверх, стараясь уцепиться за ускользающий от него взгляд Моракса, направленный в сторону гавани. Этот старый хмырь всё понимал. Абсолютно всё. Не зря живёт столько столетий. Хочется рассердиться, но трепыхающееся в груди сердце не позволяет, заполняя всё тело искристыми фейерверками. Чжун Ли опускает прищуренные глаза вниз и мягко улыбается, склоняя голову набок. — Сердце Бога для меня больше ничего не значит. Ли Юэ не нужен Архонт, а я слишком устал от этого груза за столько лет. Это, — взгляд падает на всё ещё лежащее на чужой ладони кольцо, — важнее. То, что я сделал своими руками. Моё сердце. Солнце танцует в янтарных глазах, таких ярких и — немного — задиристых, когда Моракс наклоняется вперёд, сцепляя руки за спиной. Смотрит долго и изучающе, словно пытаясь достать изнутри Чайлда то, что и так уже давно преподнесено ему на блюдечке. — И я отдаю его тебе, — шепчет он в чайлдовы губы, улыбаясь в ответ на чужую улыбку.