***
Когда Эфир просыпается, то не сразу осознает, где он и что тут делает, а когда осознает… то резко подрывается на месте, оглядывается в панике и хватается за грудь. Потому что пусто. Он не чувствует ни своей сестры, ни своей силы. И вначале он долго молчит, переваривает информацию, думает и вспоминает о недавних событиях и проигранном бое. И кричит. Черт с его силой, у него отобрали его сестру! Родную сестренку, с которой они вместе с рождения, никуда надолго не разлучались и были всегда-всегда вместе. В любых обстоятельствах, в любых условиях, в любых мирах, которые посещали по простым причинам. Помочь, изучить, понять, узнать. У них двоих изначально не было своего мира. Они просто… были. Существовали. И цеплялись друг за друга, как утопающие за спасательную шлюпку. Иначе бы сошли с ума своего же непонимания и одиночества, знали точно. Они просто… появились там, в этих небесах с колоннами, где были не пойми сколько времени. Возможно, месяцы, возможно, годы или даже столетия. Они не помнили, что было до этого их измерения, где были лишь вдоем. Зато знали, что они были братом и сестрой. Знали, как открывать порталы. Знали, как их использовать, как летать на своих крыльях и как обращаться оружием. Горло саднило, дико болело от непрерывного крика-вполя и постепенно превращающийся в тихий, надрывный вой с хрипом, как будто раненный волк стонет. А потом и в жалко выглядящий со стороны скулеж. Сестра была слишком дорога для него. Они были слишком дороги друг для друга. На другом клочке земли точно так же кричит его сестра, и он это слышит так же, как и она слышит его отчаяние и вой. Жаль только, дотянутся не могут, не понимают где и что с ними, знают лишь, что далеко. Он теряет счет времени, потому что слишком силен шок, полученный от расставания и от непривычной тяжести своего тела. Мимоходом приходит осознание, что силы-то у него не забрали. Просто большую часть из них просто напросто запечатали. На их вовзращение и восстановление потратится очень много времени. Но в голове бьется лишь «Где сестра? Все в порядке с сестрой? Рядом ли сестра?». Опустошение и апатия воспринимаются как само собой разумеющееся и вначале он не предпринимает ни-че-го. Он почти не ест и не пьет. Голода не чувствует, не спит, почти умирая внутри. Неудивительно, что переодически организм не выдерживает такого перегруза и проваливается в приятную тьму, но даже это мало чем помогает. Потому что ее рядом нет. Эфир действительно надеется, что это странный, но очень неприятный сон. Ведь нападать просто так никто никогда не будет. А разлучать их с сестрой и буквально запирать их в неизвестном мире — тем более.***
Через какое-то время, очень медленными, но верными шагами Эфир начинает приходить в себя, понимая, что если не он, то кто? Даже если в этом мире и есть люди или им подобные, им дела не будет ни до сестры, ни до него. Они чужие для этих людей и для этого мира в целом. И вряд ли кто-то добровольно решит помогать им найти друг друга просто так. Плавали, знакомо. Ловко закинув самодельную удочку, Эфир задумался. Люди. Здесь наверняка где-нибудь должна быть цивиллизация, поселение или город. А значит и еда. И информация. Его сестра со своим альтруистическим поведением должна была где-нибудь да высветиться и… И это была возможность. — Ай-яй-яй! Аккуратнее, эй! Резко потянув тяжелую удочку на себя, прямо под ноги на мокрый песок падает… маленькая девочка? — Кха-кх.! Б-боже, Паймон чуть не утонула вместе с теми красивыми рыбками в воде! …Эфир не торопится сообщать незнакомке о том факте, что рыбы не тонут, и вместо этого разглядывал диковинную штуку в виде полета этой девочки у него над головой. Кажется, он только что думал о цивилизации?.. — Спасибо большое за мое спасение! Я Паймон, а ты кто?***
Адаптироваться к новому миру с помощью нового друга-компаньона и подручной рыбной консервы в одном лице было… проще, чем Эфир себе представлял. Маленькая летающая девочка, словно зная, что большой поток информации лишь усугубит непонятную кашу в его голове, рассказывала об этом мире по чуть-чуть, постепенно и не сразу. О странных, милых, но агрессивных слаймах, о хилличурлах (и, если честно, конфликт между этими созданиями и людьми Эфир считал большим, странным недоразумением и буквально высосанным из пальца, но эти создания уже успели на него напасть, так что… Аборигены и во всех мирах являются аборигенами), о местных живых богах, мифологии и совсем чуточку об истории этого мира. Так сказать, вводный курс в историю этого мира… он не знал, какое иное слово можно было бы к этому подобрать. Сестра не любила, когда он ругался (хотя сама переодически ругалась, например на идиотов каких-нибудь или отпетых ублюдков). Но, иногда, нелестные конструкции так и норовили слететь с языка. Потому что мир этот огромен, и минимум тут есть семь стран, которые хранят семь Архонтов. Где же его сестра… — Паймон думает, что, даже если Анемо Архонт не ответит, попытаться все же стоит. Мало ли, а вдруг случится чудо! Тем более ты — иномирец! Архонты обязательно должны были обратить внимание на ваше с сестрой здесь появление! По крайней мере, Паймон так считает… Эфир, будучи не таким разговорчивым, лишь молча кивает и делает мысленную заметку, что иногда это чудо-юдо летающее может говорить действительно стоящие вещи. — Эй, Эфир! Я не знаю, о чем ты там точно думаешь, но уверена, что это гадости про Паймон! Ты снова называешь меня рыбной консервой?! Паймон не еда!!! Парень удивляется, а потом кротко улыбается и тихо смеется над своей проводницей в этом мире, тут же хватаясь за больное горло. Голос все-таки он сорвал, может ли он где-нибудь раздобыть что-нибудь для горла?.. Паймон тут же рассказывает ему о свободном Мондштате и о том, что там точно можно найти что-нибудь. Или кого-нибудь.***
События понеслись одни за другими настолько стремительно, что сам Эфир еле поспевал за ними, до конца так и не понимая, что, где, кто и зачем. Он просто… плыл по течению скорее на автомате, чем действительно понимая, какие конкретно вещи происходят вокруг него. Странный синий дракон Двалин. Точно такой же странный мальчик, разговаривающий с драконом, лес, хиличурлы и очень странные слаймы… Помощь вздорной Эмбер (временами девушка раздражала, но, тем не менее, человеком она была не плохим и после того, как буквально менее чем за час она расклеила по всему Мондштату объявления о его сестре, она… вызывала симпатию). Помощь всему Мондштату (Эфир все еще был обеспокоен тем, что именно могло вызывать у древнего мудрого существа такую то ли ярость, то ли… что-то еще, но что именно — было непонятно). Странные люди, странная элементальная магия и ее реакции, странные, политические устои в свободном городе и, наконец… бесполезный Бог с именем Венти. Что Паймон, что Эфир, что Господин Дилюк (этот человек, как и Кейа с Джинн, вызывал сильное уважение) были едины во мнении о бесполезном Архонте. Тот лишь неловко посмеивался, чесал затылок, да говорил что-то странное. У путешественника были вопросы к Венти. Много вопросов. Почему объявился только сейчас? Где пропадал многие десятилетия, если не века? Почему не попытался вылечить друга от проклятия раньше? Ведь чем раньше истребишь корень заразы, тем раньше она рассосется и исчезнет. Почему местный бог так тянул времени? Непонятно. Но под конец они все-таки смогли избавить Двалина от… заклятия? Проклятия? Порчи? Забвения? Потерявший временно многие свои силы Эфир вообще все больше и больше удивлялся тому, как легко, оказывается, оказать влияние на такое могущественное создание, как дракон. По-крайней мере, в этом мире. Впрочем, не его это дело. Его дело — найти сестру. И как можно скорее. И для душеного спокойствия, и просто потому что без нее… слишком непривычно. Весь этот мир и ситуация — тоже. И потому, все слишком нервозно, слишком не то, слишком похоже на неприятный сон, после которого просыпаешься с непонятной горечью во рту. — Эфир?.. Все в порядке? — они праздновали освобождение Двалина. И только он (сославшись на неподходящий возраст), Джинн и Дилюк не пили. Только вот внезапный друг, рыцарь и спаситель Мондштата уже которую минуту пялится странным остекленевшим взглядом в стену с до сих пор наполненным бокалом сока. На вопрос Джинн путешественник реагирует не сразу, а только после небольшого толчка Паймон, бормоча что-то об усталости и быстро под общим шум таверны уходит. На самом деле, у него кусок в глотку не лез, а даже если бы влез, скорее всего, его бы вырвало от этой еды. Только сейчас он начал по-настоящему осозновать, где, кто и что. Пара его новых знакомых проводили его непонимающими взглядами и лишь Паймон понимающе грустно усмехается и также оставляет свою тарелку с любимым рыбацким бутербродом почти не тронутой, молча следуя за напряженным Эфиром. По дороге он все-таки не выдерживает и его рвет, правда кровью, ведь он так ничего и не съел, только сок выпил, но слава богу это происходит за душными стенами Мондштата. Паймон молча садится рядом, а потом дает ему кое-какие лекарственные травы и отвар. Эфир также молча запивает все залпом и устало приваливается к стене, понимая, что запирая изнутри его силы, то странное божество его не просто ослабило таким образом, а чуть не убило. Ведь когда сила, которая обычно позволяла свободно летать, биться, защищаться и нападать, насильно запирается внутри тела отвратительным, варварским методом, лишаясь возможности выйти наружу и все накапливается и накапливается… Происходит не очень приятный взрыв. Тела. Эфир горько усмехается и в шутку говорит Паймон что тик-так, тик-так, он так похож на временную бомбу. Паймон ужасается и чуть ли не выкрикивает ему в ухо, чтобы юноша даже думать об этом не смел и больше так не шутил, говорит, что они обязательно справятся и найдут способ его освободить от этой недо-порчи, а также найдут его сестру. Наблюдающие вдали чуть выпивший Кейа (впрочем, сколько бы он не пил, все равно трезвый скотина) и Джинн, желающие узнать что такого случилось с Эфиром, что тот аж подорвался на месте и буквально выбежал из заведения, застают сцену лишь в конце, но кровь видят, слышат последние слова о порче и хмурятся. Эфир тихо напевает колыбельную. Паймон успокаивается. А Джинн и Кейа медленным шагом идут обратно в бар, считая своим обязательным долгом помочь золотоволосому мальчишке из неведомых краев. Люмин в совершенно другом месте вздрагивает и начинает тихонько напевать знакомую-знакомую мелодию. Они увидятся, увы, нескоро.