На бедрах приятная тяжесть, от которой в паху постепенно теплеет, а в голове начинают крутиться довольно эротичные сцены. Тем более, что полутьма комнаты, разгоняемая только пламенем свечи, иногда дрожащим или вспыхивающим, вполне располагает к интиму. Предчувствие приятного вечера и возможности потешить некоторые свои фетиши не пропадает уже долгое время, вот только сейчас скорее партнер открывает свой новый фетиш.
Руку держат за запястье, крепко, но не грубо, свободной рукой разматывая привычную бинтовую повязку с предплечья. В какой-то момент до неудобного длинную ленту обрывают. Осаму наблюдает за тем, как оседлавший его партнер с явным удовольствием и даже легкой маниакальностью во взгляде подносит марлевую ленту к поддрагивающему пламени, позволяя загореться в доли секунды и совсем скоро превратиться в щепотку пепла, который тонким слоем оседает на ковер, смешиваясь с пылью.
– В следующий раз я буду сжигать их прямо на тебе, – Чуя берется за оставшуюся на руке часть и снимает, определяя ей ту же участь исчезнуть, оставляя после себя только незаметный пепел и едва заметный запах горелой бумаги. И легкие ожоги на пальцах, держащих некогда кусок бинта. Он не понимает, как именно до такого дошло, просто в один момент в голове засела навязчивая идея сжечь вторую самую раздражающую, после издевок, часть в Осаму. И сейчас, наконец осуществляя это, медленно и размеренно, он чувствует не только умиротворение, но и легкое возбуждение, которое стягивает пах после каждой вспышки, сжигающей часть бинта.
Осаму не против подобной прелюдии, и вполне осознает, почему его повязки вызывают столько ненависти, но лишь со снисходительной улыбкой отмечает отблески огня в чужих глазах. Он податливо выгибает спину, когда нужно достать обрывки от повязки на торсе, после чего едва не забывает лечь ровнее, когда после один за другим куски оказываются над огнем, который все чаще оставляет небольшой кусочек марли с обгоревшими краями, так и падающий на пол, будучи отпущенным, или вынуждает дернуть рукой вверх, чтобы уберечь пальцы.
Кажется, Чуя мог бы так вечность просидеть, но Осаму настойчиво берет чужую руку за запястье и подносит к губам. Целует костяшки, после чего ненавязчиво прихватывает губами поочередно сначала указательный, а затем большой пальцы, касаясь горячей покрасневшей кожи самым кончиком языка.
– Хватит, Чуя. У нас в постели и так всегда жарко.
– Ну так снимай свою запасную кожу заранее, будет прохладнее. Иначе останешься без обоих слоев, – он предсказуемо возмущается, все еще раздраженный, но поддается, когда Осаму притягивает к себе, свободной рукой ненавязчиво скидывая на пол остатки бинтов и отодвигая свечу почти к другому краю тумбочки.
Чужое лицо совсем близко, но не опускается ниже, и почему-то Осаму уверен, что на него смотрят довольно пристально, хотя глаза напротив скрыты тенью. Он мог бы сейчас банально поцеловать, прижимая ближе, переворачиваясь и подминая под себя, вынудить переключить раздражение в другое русло и выместить всю злость в резких и местами агрессивных ласках, которые и так часто не обходились без легкого садо-мазохизма. Но он хочет успокоить, расслабить, чтобы к следующему разу не пришлось действительно придумывать что-то, что обезопасит от горящих на теле повязок.
Осаму вновь берет обожженные пальцы в рот, уже более уверенно обхватывая их губами. Свободная рука тем временем с нажимом ведет по широкой голой спине, опускается на крепкое бедро. Он знает, что Чуе нравятся такие прикосновения и в подтверждение этому получает напористые и влажные поцелуи в шею. Чуя занимает себя чужой шеей, позволяя обласкать пальцы, кожа на подушечках которых действительно неприятно жжет. Он только теперь замечает, насколько крепкий стояк появился после таких игр с огнем, пытается переключиться мыслями на партнера, который уверенно проходится по самым чувствительным местам, но неизбежно в голове вспыхивает огнем любой образ.
– Только не нервничай, – чуть насмешливо звучит голос Осаму, когда спустя несколько распаляющих минут, наполненных обоюдными ласками, Чуя опускает руку на край чужих брюк, чтобы освободить от их давления стояк, который уже некоторое время недвусмысленно упирается в ягодицы.
Чуя смотрит сначала несколько непонимающе, но продолжает исполнять задуманное, пока не натыкается пальцами на пока еще скрытый от глаз край повязок на ногах, тут же выдыхая, чтобы не разорвать вместе с бинтами еще и одежду. Осаму не медлит и тут же заваливает явно неприятно удивленного партнера, который все же успевает рывком спустить брюки ниже. Он снимает спущенный элемент одежды окончательно уже сам, после чего настойчиво придавливает своим весом Чую к постели.
– Что за марлевые чулки, Дазай? – вкрадчиво интересуется Чуя, пока Осаму одним из любимых движений покрывает поцелуями низ живота, параллельно стягивая расстегнутые за несколько секунд брюки, а затем оставляет легкие засосы на постепенно открывающейся коже бедер.
– Я посчитал, что сегодня мне так будет удобнее. Хочешь, я сожгу их сам прямо перед твоими глазами?
– Определенно. Меня вид того, как они горят, заводит больше, чем ты сам.
На пол падают две пары брюк, а затем и нижнего белья. Осаму целует внутреннюю сторону бедра Чуи, закинув его ногу себе на плечо и в то же время немного неловкими, но все же привычными действиями освобождая бедра от бинтов.
***
На груди Чуи стоит свеча, которую он для надежности придерживает рукой. За мутным стеклом стакана-подставки пламя видно нечетким пятном и только над краем иногда подрагивает самый кончик огонька, но Осаму тешит легкую наклонность в пирофилию, позволяя пламени подняться по бинту. Кажется, именно от этого вида и без того стоящий член слегка дернулся. Или это все же от мерно двигающихся внутри пальцев, которыми Осаму старательно растягивает, иногда меняя положение кисти и сгибая пальцы. Давит на стенки и с удовольствием улавливает момент, когда Чуя теряется между физическим удовольствием и моральным, прикрывает глаза в желании больше чувствовать, но вскоре вновь смотрит на свечу. Собственное влечение к огню уже кажется попросту странным. Хочется просто откинуть свечу, чтобы не видеть огонь, не думать об этом и наконец отдаться процессу, и в это же время остаться в этом, несколько отвлеченном, состоянии и наслаждаться им дальше, тем более, что партнер, кажется, не видит в подобном ничего необычного.
Осаму испытывает откровенный интерес, но останавливаться на прелюдии не собирается, поэтому, придерживая член, плавно толкается внутрь и приближается бедрами к бедрам, постепенно погружаясь в чужое тело до основания. Его даже несколько забавляет внимательный взгляд, направленный на свечу, и теребящая очередной обрывок рука, но, когда после очередной вспышки пламени Чуя сдавливает его член в себе, уже не до забав. Как бы неудобно это ни было, Осаму принимается двигаться, сопровождая толчки загорающимися кусками бинтов, а не привычными ласками. С каждой вспышкой все больше загорается и взгляд голубых глаз, который постепенно начинает метаться от свечи и ее пламени к неторопливо двигающему бедрами Осаму. От очередного толчка тело снова сжимается, а затем Чуя протягивает руку к лицу партнера и под изучающий взгляд выдирает каштановый волос, который тут же исчезает в огне. Мысль сжечь что угодно, имеющее отношение к Осаму, определенно заводит, вынуждая сердце биться быстрее, а дыхание становиться более частым, что со стороны, впрочем, не так заметно, как желание, читающееся во взгляде.
Вдох - выдох, несколько сбитый новым толчком, и Чуя отпихивает свечу на пол, позволяя той потухнуть не то от залившего фитиль воска, не то от перекрытого доступа к кислороду. Он наигрался, даже заигрался, все же останавливая себя разумными доводами, что все игры с огнем, стоило оставить еще на уровне прелюдии и до того, как появится желание поджечь одежду любовника. Он не будет извиняться за эти желания, но Осаму и не нужно. Ему достаточно того, как крепко Чуя вцепляется в его плечи, чтобы притянуть к себе, показывая наконец скопившееся возбуждение, позволяя начать первый за этот вечер поцелуй, во время которого темп толчков стал таким же резким и рваным, как движения губ.
– Сколько страсти от вида маленькой свечки. Я удивлен, что не видел тебя возле пожаров со стояком, – Осаму едва хватает воздуха высказать издевку на одном дыхании, практически ложась на партнера и начиная сильнее вбиваться в возбужденое тело
– Я бы с удовольствием кончил прямо там, если бы ты горел в пожаре, – судорожный выдох с запрокинутой головой, и Чуя сжимает коленями бедра Осаму, с силой прижимает к себе, неосознанно представляя, как могли бы загореться бинты, следы на коже и запах от которых еще были вполне различимы.
– Можешь представить себе это сейчас, – Осаму горячо выдыхает в шею, от чего возбужденный мозг подкидывает ассоциацию с жаром от огня. Фантазии, толчки внизу и трение члена между телами быстро подводят к оргазму, во время которого Чуя сдавливает пальцами плечи партнера, а затем выгибается, насколько позволяет вжимающее в постель тело.
Он с тяжелым дыханием расслабляется, находясь в некой прострации, и едва замечает, как Осаму кончает внутрь.
***
– Итак, ты возбудился на мои горящие бинты?
– Завались.
