one-hit wonder

«А теперь, товарищи, для вас сыграет Михаил Грушин. Поприветствуем!»… Эти слова были встречены градом аплодисментов, а сам исполнитель спокойно шагал по коридору из гримёрки на сцену с семиструнной гитарой наперевес. Его сценический образ был известен всему Союзу: окладистая чёрная борода, хитрый взгляд и, конечно же, знаменитая клетчатая рубашка в сочетании с потёртыми джинсами. Михаил Грушин был похож на любого американского кантри-певца. Можно сказать, он был блеклой копией и давно бы уже смыли его тысячи волн более популярных музыкантов, но в рукаве у народного любимца всегда имелся безотказный козырь. -Здравствуйте, дорогие друзья! Песня, которую я сейчас сыграю, вам всем хорошо известна. – заговорщически произносил свою речь Грушин, уже замечая радостные возгласы, - Полагаю, вы уже догадались, что же сейчас прозвучит. Тогда поехали! Грушин ударил по струнам, и актовый зал самого престижного московского Дома Культуры словно бы озарился светом. Каждая строчка песни «Пока горят огни» заставляла людей ликовать и, похоже, делала каждого из них счастливым. Эта песня была неприлично проста: три аккорда, примитивнейший текст, который постоянно видоизменялся, переходя из уст в уста. Но что-то в ней цепляло абсолютно каждого. Цепляло в ней что-то и самого Грушина. Он не помнил, как написал свою главную песню… «Соскучились по классике? Тогда следующая песня в нашем эфире вам точно понравится! Она получила премию…» «…»Песня года-86»! Михаил Грушин завершит наш концерт «Легенды 80-х», встречаем!» «…Ну вот вы же слышите, что эта песня удивительно плоха — в чем же секрет её популярности? Всё дело в том, что…» «Михаил Грушин выпускает новый альбом, впервые за 30 лет! Удастся ли ему побить собственный рекорд?» «Грушин? Да кто это вообще? Его альбом звучит как жалкая попытка оправдаться за мусорную советскую попсу!» «30 песен без хита…Мы дождались этого, перед нами OK Computer плохих альбомов, нелепый технонаивняк…» Мужчина в дорогом костюме переключал один за другим ролики на YouTube, удобно расположившись на заднем сиденьи тонированного джипа, теряющегося среди себе подобных на дорогах московского делового центра. Господина этого привыкли называть Эдуардом Михайловичем, хоть никто и не знал его настоящего имени. Он имел репутацию самого успешного музыкального продюсера России, но при этом и самого закрытого для всех непосвященных. Эдуард Михайлович неустанно выискивал будущих звёзд, путешествуя по самым неизвестным сёлам да весям. Зато, каков результат: стоило включить любую радиостанцию или телеканал — так тут как тут резво выплясывает в такт очередной трендовой песне ещё один подопечный знаменитого продюсера. Можно сказать, что Эдуард Михайлович стал российской музыкой, подлинным властителем дум. Сейчас же, переключая бесконечные материалы о Грушине, тот искренне удивлялся: неужели перед ним идеальная жертва? Стоило только представить, что можно сотворить из уже разрушенной карьеры всесоюзно известного артиста, так тут же по подбородку стекала слюна. Продюсеру казалось, что Грушин — это гениальное вложение. Раздобыть его номер было нетрудно: когда-то патологически не дающий интервью артист теперь готов общаться с кем угодно. Но на всякий случай Эдуард Михайлович представился журналистом провинциальной газетенки. Теперь же джип летел сквозь утреннюю Москву, задыхающуюся от пробок, вынужденную слушать семинотный мусор, с любовью созданный одним человеком… Михаил Грушин жил в непозволительно тесной однокомнатной квартире, компактно встроенной в хрестоматийную хрущёвку со всеми благами: протекающей крышей, обваливающимися стенами да раскиданными тут и там умными телевизорами и пылесосами. Нельзя сказать, что артист ничего не сочинил, кроме «Пока горят огни», вовсе нет. Он создал более пятисот песен, но они казались снежинками, тающими на ладони музыкального пространства. А стоило исчезнуть стране, подарившей ему, пусть мимолетную, но славу, так тут же испарилось и всякое желание жить и творить. Но Грушин держался, хоть его было и не узнать: из забавного бородача с глубоким низким голосом он превратился в самого обыкновенного седого старца, пытающегося дожить свой век не в картонной коробке. Тем не менее, артист ждал звонка в дверь. Он прекрасно понимал, что к нему едет далеко не журналист, они так не разговаривают. Он смотрел заворожено на свою скрипучую деревянную дверь, прожигал её своим старческим взглядом, лишь бы поскорее учуять запах так давно вожделенных денег. Стук. Грушин мгновенно поднялся с давно прохудившегося дивана и резко открыл дверь. В квартиру вошёл мужчина средних лет в представительном чёрном костюме. На голове его виднелась фетровая шляпа, а руки были в кожаных перчатках. Могло показаться, что этот человек стремится скрыться ото всех на свете, но широкая улыбка выдавала открытость. -Я знаю, что тебе нужно! – ни с того ни с сего выпалил Эдуард Михайлович, - ты же хочешь денег, так? Ящики, вагоны зелёных ба-а-бок, да? Так вот где они, твои деньги-то! – указал на свою голову продюсер. -Молодой человек, я ничего у вас покупать не буду! – наотрез отказывался Грушин, чьи ожидания были разрушены. -Да ты не шаришь, - продолжал улыбаться Эдуард Михайлович, - всё бесплатно. Нравишься ты мне, как артист. Хорошие песни пел, да кто б их помнил, да? А я сделаю так, что любой твой, даже самый никчёмный диск не просто купят все, а попросят ещё! -Ты видел, сколько мне лет, сынок? Последний раз у меня желание на сцену выйти знаешь, когда было? – недовольно продолжал Грушин. -Да ты снова не врубаешься! Тебе вообще ничего делать не нужно будет. Я – все твои песни, музыка и слова. Сиди себе на диване да ящик смотри, но просто представь, что через год вот эта твоя халупа станет настоящим дворцом! И не боись ты за тщеславие, вижу я иконку тут у тебя на стене. Верующий сильно? -Ну да, бывает, помолюсь разок-другой. А что? -Да то, что вот он я, Боженька твой. Снимаю шляпу перед Иисусом, но он таких хитов как я в жизни бы не написал! – хвалился Эдуард Михайлович. -Ну, чёрт с тобой, выкладывай. Что там у тебя? -Значит, смотри. Я приношу тебе песню: готовую, тебе просто нужно её спеть. Микрофона у тебя нет, я смотрю...Ну, ничего страшного, будешь в этот петь. Тут Эдуард Михайлович достал из внутреннего кармана пиджака крохотный микрофон. Он был практически незаметен и, скорее, подходил бы для тайных шпионских операций, нежели для пения. -Да не смотри ты на меня как баран на новые ворота! Это последние разработки. Эта штука записывает всё идеально! Вот, смотри! Продюсер щёлкнул пальцами и весьма фальшиво запел «Отель Калифорнию». Он перевирал мелодию, ужасно интонировал, но изображал самые жуткие на свете гримасы, словно бы подчёркивая, что поёт изо всех сил. После второго щелчка пальцами записанная песня зазвучала из чудо-микрофона. Комната начала озаряться ярким светом, а голос, чудившийся фальшивым, стал буквально ангельским. Это была идеальная песня: та, которую хочется слушать постоянно, даже во сне. Эта песня была огнём, привлекающим слушателей-мотыльков. И пока этот огонь горел, уходили все страхи и тревоги, появлялось настоящее счастье. Грушин просто не верил своим ушам, он стоял обомлевший, точно как в тот момент, когда услышал свою первую в жизни пластинку. -Я согласен. Согласен, черт меня дери! – выпалил Грушин, даже и не раздумывая. «Михаил Грушин выпустил идеальную песню. Не ждали? А вот она – в нашем эфире!» «А сегодня у нас в гостях, вне всяких сомнений, Бог Музыки — встречайте! Он…» «Уже собрал главные мировые премии и…» «…Совсем недавно объявил о выходе своего последнего сингла. Это будет…» «…Песня со скромным названием «Пока горят огни…» «…Грушин утверждает, что эта композиция перевернёт музыкальную индустрию раз и навсегда!» Михаил Грушин, известнейший мировой продюсер, сидел в удобнейшем кожаном кресле, перебирая свои награды. Полчища однотипных золотых дисков и статуэток различного масштаба уже давно не приносили ему счастья. Музыкант не чувствовал вообще ничего и даже хотел вернуться в свою отвратительно бедную квартирку. Внезапно, среди наград, ему попалось письмо. Распечатав конверт, Грушин начал читать: «Здравствуйте, Михаил Васильевич! Зачем вы убили музыку? Зачем вы украли столько душ? Кем вы возомнили себя — Богом?! Вам придётся за это заплатить, и очень дорого! Я знаю, где ваша душа…» Такое письмо было трудно воспринимать всерьёз. Всё здесь: от почерка до запечатанного наспех конверта казалось Грушину каким-то детским. Он не придал значения и второму, и третьему письму с тем же текстом. Лишь услышав эти слова в своей голове, очень чётко, музыкант испугался. Впервые в своей жизни по-настоящему. И тут микрофон во внутреннем кармане пиджака начал сиять. Ярче, чем когда-либо. А Грушин слышал эти бесконечные вопросы так громко, словно бы они вырезались на его коже небрежной и очень тонкой иглой. Это была ужасная боль, напоминающая о себе каждую секунду. Она абсолютно не хотела прекращаться. И голову музыканта захватили горькие воспоминания, казавшиеся когда-то счастливыми. Каких-то пару лет назад он пел песни. Больше, чем за всю свою карьеру. Он их не сочинял, но каждый слушатель говорил, что это потрясающе и гениально. Так говорили все главные музыкальные критики мира. В каждой из композиций, удивительно простых, всех что-то цепляло, но секрет успеха не смог разгадать никто. Композиции приносил Эдуард Михайлович, человек огромного таланта. Он неустанно, почти каждую неделю доставлял новый хит, в котором были выверены все звуки, а чудо-микрофон с любовью записывал каждую ноту. Теперь же из этого чёрного устройства доносились жуткие голоса, транслировались прямо в голову. В какой-то момент, среди всей неразберихи, Грушин смог различить обрывки песен, которые он когда-то исполнял. Но, в силу возраста, не мог припомнить всех обстоятельств. Голоса становились всё громче, поэтому Грушин резко встал из-за стола и ринулся прочь из своего офиса. Он бежал, сломя голову, к тому месту, где хранился настоящий огонь, что-то внутри подсказывало музыканту, что ему просто жизненно необходим видеть языки пламени. Через пару минут голоса затихли. Весь город стал молчалив. Грушин остановился. И, мгновение спустя, решился на следующий шаг. Тут из всех рупоров, громкоговорителей, окон, машин, голов и парков раздавалась лёгкая песня, построенная на трёх аккордах, цепляющая всех кругом по неизвестным причинам. Простейшая песня с красивым рефреном: «Пока горят огни». Все вокруг плясали на улицах замолчавшего города. Плясали и смеялись. Плясали и указывали пальцем на медленно щагающего к вечному огню старика. Старика, по щекам которого текли слёзы. Он смотрел на никогда не угасающее пламя и рыдал. И ничего ему больше не было слышно… «Друзья! Мой отец где-то в восьмидесятых записал кассету с кучей модных тогда песен. Я нашёл одну композицию, которую вы, скорее всего, не знаете. Там поют на русском, что-то про огонь, но черт его разберёт, что имеется в виду. Пожалуйста, помогите найти автора. Пожалуй, это самая загадочная песня у нас в интернете. Но пока горят огни, мы будем продолжать поиски!»