Малявка

      Тэхён не затыкается на протяжении всего фильма, на просмотре которого сам же настоял. На экране происходит пафос, драма, шутки за триста и экшен, но без крови и мясистых подробностей, потому что, видимо, касса сама себя не сделала бы. Рейтинг рейтингом, а Чонгуку не интересно. Он просто слушает Тэхёна, который в восторге не от сюжета или диалогов, а от картинки и со знанием дела разбирает операторскую работу, постановку света в кадре, то, как разложены предметы, как выстроены символы и отсылки. Это завораживает. Тэхён делится, что еще не решил, кем бы хотел в будущем стать больше: декоратором, костюмером, оператором или, может быть, сценаристом, потому что: «Сюжет – просто днище, хён, я б написал в тыщу раз лучше. Смотри, думаешь, эт герой тупой? Не, эт сценарист фигнёй страдал», – но то, что он свяжет жизнь с кинематографом, было решено. Чонгук в ответ рассказывает, что мечтает о собственной мастерской. На удивление его горячо поддерживают и дополняют мечты домом в два этажа с гаражом, собакой и котом. Картина вырисовывается кинематографичная.       – Я болтал так много, хах.       «Не больше обычного», – думает Чонгук, и мысль о том, что он уже немного узнал Тэхёна, обескураживает.       – Мне типа неловко, мы не так хорошо знакомы, и я типа пришел без приглашения. Но мне с тобой понравилось, – в конце концов признается Тэхён, обуваясь. Чонгук хмыкает: этой-то занозе неловко? Что тогда для него означает ловко? – Но мы исправим все, окей? Когда я приду снова. На ужин, Чонгук-хён, – конечно, не спрашивает – утверждает, подмигивает и скрывается за дверью.       Первый порыв Чонгука – проорать в подушку, а потом позвонить Джину и поделиться пиздецом, но вместо этого он отправляет Тэхёну вдогонку: «Напиши, когда доберешься до дома».       Мелкий:       ты переживаешь хён это так мило       но писать сообщения эт прошлый век       Отсутствия знаков препинания у Чонгука кровоточат глаза.       Мелкий:       у тебя есть какао или лайн?

      Чонгук:       Нет.

      Мелкий:       ладно       с тобой мне и так нравится       это уже прогресс       хехе       ты так от меня шарахался       а тут сам написал       хехе       Чонгук пялится на последующий за тем шквал смайликов-сердечек разных цветов и выдыхает. Уму непостижимо, блять, но он походу реально вписывается в это дерьмо. Очень так плавненько вписывается, даже без напряга. Зачем и ради чего, не знает, но по-другому не может, потому что… Просто потому что.       Тэхён цепляется когтями, словно наглая кошка. Он уже понаставил кучу зацепок на одежде и вскоре, к гадалке не ходи, оставит и на душе тоже. Чонгук чувствует, как перестает сопротивляться опять-таки просто потому что. Он сам впустил Тэхёна в квартиру и согласился, что тот придёт снова. Это серьезно. Их встреча произошла сама собой в третий раз. Что, если и правда судьба? Чонгук в неё не очень верит.       Дальше хуже, потому что Тэхён приходит вечером следующего дня и требует ужин. Мелкий, похоже, решителен и отставать не собирается. А Чонгук ведь обещал, и выбора нет – звучит, как оправдание, им и является.       – Так... тот дом, он твой? Куда я подвозил тебя тогда.       Узнать-то нужно на всякий случай, ну, и тишину заполнить, потому что в этот раз Тэхён больше молчит, будто чего ждёт, и непонятно довольный. В глазах хитринка и озорство, а рот на замке. Чонгуку кажется, что он другой и одновременно тот же, хоть они и знакомы слишком мало, чтобы понимать друг друга.       – Там мать живёт, – вытянув руки с телефоном так, что почти касаются бедра Чонгука, Тэхён лежит на животе, скрестив ноги и болтая ими в воздухе.       – А отец? – бросает Чонгук якобы с безразличием, пока набирает в приложении заказ. В этот раз он готовить точно не собирается.       – А отец в другом.       – Они..?       – В разводе. Я живу то тут, то там. О, иногда у бабушки. – Тэхён улыбается: – Хё-он, – елейным голоском поёт, – если ты хочешь узнать меня получше, то спрашивай смелее. Я не кусаюсь. Почти никогда.       Чонгук игнорирует, держит лицо.       – Так, а кто-нибудь знает..? – ради этого, может, и затевался весь разговор.       – О чём? – не понимает Тэхён, приподнимается даже, отрываясь от экрана, и всматривается в выразительно-намекающее повёрнутое к нему лицо. – А-а-а, нет. Зачем? Всем в принципе пофиг. Наверное, думают, что я у Чимина, если думают вообще, – смеётся как-то слишком весело, будто прикол отмочил.       Жалость – штука тупая, заставляет говорить и действовать необдуманно. Поэтому Чонгук против воли тянет руку и запускает в волосы Тэхёна, ерошит и отстраняется от греха подальше.       – Заказ час ждать, – откашливается и отворачивается, чтобы не видеть то, как замирает Тэхён, как мягко-мягко улыбается, подтягивается ближе и чуть ли не утыкается в Чонгука лбом.       Вот так и было дано добро на постоянное посещение. А потом проходят две недели. Срок пустяковый, но Чонгук успевает привыкнуть к смеху, болтовне, к запаху и присутствию. Тэхён приходит снова и снова, как прописался.       Они всегда смотрят только плохие фильмы и ни одного хорошего. Еду больше не заказывают, потому что в первый раз ждали так долго, что заварили рамен быстрее, и теперь профессионально готовят вместе. Чонгук готовить не умеет, Тэхён тоже, но: «Так прикольнее, хён. У нас четыре руки и два мозга, или полтора...» – звонко хохочет и толкает в плечо.       Ещё они переписываются о всяком: приветы не присылают, как дела и что делаешь, не спрашивают, потому что смысла никакого. Вместо этого Тэхён чуть ли не расписание своё скидывает, добровольно и непринудительно. А Чонгук ничем интересным и не живёт: дом, работа, звонки по телефону и мелкий в гостях. В общем, всякую ерунду они обсуждают чаще, чем проблемы житейские. Тэхён неизменный зачинщик, ему только тему дай, а не дай – так придумает.       Однажды в час ночи присылает поток сознания, на который и отвечать, наверное, не следует.       Мелкий:       хён, я тут подумал о космосе       мы живем тут, и у нас там проблемы всякие учеба работа, а в космосе нет таких проблем, мы чёта делаем как муравьи, возимся, а посмотрят на нас с космоса и даже не увидят       Чонгук хмурится и реально не отвечает, ему бы фейспалм бить, но он горд тем, что Тэхён научился пользоваться хотя бы запятыми. Прогресс на чуть-чуть, но это уже так много.       Мелкий:       вот прикинь, я на космическом корабле, например, смотрю на землю, а ты сидишь в комнате за ноутом и я знаю, что ты там, но не вижу и не смогу увидеть       как мне тогда поверить, что ты реально есть?

      Чонгук:       Тебе спать не пора?

      Мелкий:       ну хён!!! блин       а что если мы – чьи-то симы? что там за космосом неизвестно!!! и как появился он тоже. может нас создали просто и играют как хотят

      Чонгук:       Что за симы?

      Мелкий:       да ну ты не знаешь про симс???????

      Чонгук:       Спокойной ночи, Тэхён.

      Мелкий:       я завтра тебе скачаю короче       Чонгук не засыпает в ту ночь, думает не о космосе, а так о ничтожном – о себе. Общение с Тэхёном – большой шаг вперёд. А если рассказать кому…       Джин поздравит. «Молодец, – скажет, – это первый шаг на пути к счастливой жизни, с каждой секундой ты преодолеваешь свои комплексы и страхи».       А мать ничего не скажет, она затрещину даст, что сразу не познакомил с будущим… женихом? Ну уж нет, куда-то не туда мысли поворачивают.       Чонгук садится. Сна ни в одном глазу. Какой нафиг жених? Только недавно жаловался, что не надо ему, а теперь винда полетела – не меньше. Но все на самом деле просто: Чонгук больше не может думать, анализировать, переживать обо всём подряд и отпускает ситуацию.       Пусть катится всё, пусть летит по накатанной, а дальше… что дальше? Любовь ли?       С Тэхёном сладко. Он и вправду как кошка временами, ему плевать на личное пространство, он подбирается всё ближе, ластится, обвивает за талию, укладывает голову на грудь. Чонгук позволяет, потому что ни с кем ещё не чувствовал такого тепла и умиротворения. Границы стираются, пусть часы набатом бьют шестнадцать.       Чонгуку хорошо с Тэхёном. И тому, хочется верить, тоже.        Они не говорят о том, что происходит между ними, хотя задуматься было бы впору: какая-то шмакодявка ходит к взрослому мужику и обвивает плющом. Ненормально. Общество бы не приняло, но как только узнало об истинности, оправдало бы. Двойные стандарты.       Чонгуку страшно временами, потому что он чувствует, как привязывается и как сам привязывает. Проблему не замолчишь, не скроешь, а решать не хочется, ведь всё и так вроде бы хорошо, спокойно, только Тэхён становится всё более наглым и родным.       Так что Чонгук не удивлён, когда к нему в пятницу вваливается чудо с рюкзаком и сообщает:       – Ночевка! Круто, да?       – Тэхён, ты… вообще не думаешь головой?       – Брось, хён, я как раз думаю. Завтра суббота – выходные же! Лучше время не найти. Я бы вчера пришёл, но Чимин обижается. Я писал тебе, ты в курсе.       Тэхён вторгается по-хозяйски, раскладывает вещи по мелочи, ставит купленную щётку в ванную, а потом начинает раздеваться. И это для Чонгука слишком, он немного в ахуе отходит, вперив взгляд в окно, но слова против не говорит.       – Хён, чё ты так засмущался? – его трогают за плечо и поворачивают обратно.       – У тебя нет ни стыда, ни совести, ребёнок, – он проводит по ярко-алым теперь волосам.       – Нравится?       Тэхён стоит перед ним в огромной белой футболке, из-под которой чуть виднеются шорты. Толку в них никакого, можно было не надевать.       – Да, – выдыхает Чонгук, опуская руку Тэхёну на шею.       Голову окутывает дымка, она шепчет и соблазняет так же, как приоткрытые губы напротив, неуверенный взгляд, покрасневшие щёки. Тэхён цепляется за плечи и поднимается на цыпочках. И Чонгук поддаётся. Почти. Он отворачивается так, что его целуют в линию челюсти, и легко выбирается из несильной хватки, оставляя разочарование позади.       Опасно. Непозволительно. Близко.       – Рамен? Я был на подработке сегодня, несколько вызовов друг за другом. Одна мадам была, хм, невыносимой. Так что у меня нет сил на кулинарные шедевры, – говорит так много и быстро, потому что душно и стыдно. Глаза бегают, руки хватаются за всё подряд.       Кастрюля, вода, плита.       Тэхён молчит, не отвечая, и вслед за Чонгуком не идёт. Шокирован и расстроен? Разочарован и обижен?       Ситуация не может стать хуже? Может. Потому что в дверь нещадно колотят. И на что людям звонок?       – Чонгук! – Джин влетает с совершенно ошалевшим выражением на лице и пластырем на скуле. В руках два пакета, в одном из которых судя по звуку бутылки.       Ах, ну, Чонгука, конечно, не надо предупреждать. Никому и никогда. Злость подскакивает, раскаляет и…       – Я встретил истинного. Это пиздец.       И затухает. А Джин шустро проходит в комнату. И тут до Чонгука доходит. Он идёт следом и застаёт картину «Кто ты? Кто я?»:       – Э…       Неловко, блять. Ни в какие ворота уже.       – Здрасьте, аджосси, – скрестив ноги по-турецки, Тэхён сидит на диване так по-домашнему, что в любой другой ситуации стоило бы умилиться и прослезиться.       – Привет, ты… – в глазах Джина мелькает понимание, и он расплывается в улыбке. – Тэхён?       Чонгук быстро знакомит их, чувствуя максимальную степень неуместности этой встречи. Он и с Тэхёном ещё не разобрался (и не собирался вообще-то) после оборвавшейся сцены и побега на кухню. А у Джина глаза горят, того и гляди ерунду ляпнет. Пришлось отвести в сторонку, вообще без палева, и объяснить ситуацию вкратце: Тэхён ничего не знает, общаются они по дружбе. Джин выгибает бровь, типа ага, дружба, как же, и не верит, но обещает контору не палить. Только Чонгук до сих пор не уверен, что она уже не спалена к херам.       Имея уникальную способность располагать к себе людей, Джин быстро спевается дуэтом с Тэхёном. Хватило пары минут обсуждения волос последнего, парочки советов по уходу, истории «да я вообще в школе зелёный ходил» и серьёзного спора по поводу следующего цвета.       – Ладно, не могу больше молчать. Чонгук, ты меня знаешь, – Джин решает совсем не стесняться. Ныть так песней.       Он выпивает прямо из горла бутылки, хотя вино разлито по фужерам. У Тэхёна остывает чай. Он вообще любой пьёт: чёрный, зелёный, красный, холодный, горячий, чуть заваренный и чифир.       – Случился коллапс мирового масштаба.       – Истинный, – кивает Чонгук понимающе, глядя на друга снизу-вверх в прямом смысле, потому что один из них на полу, другой – на диване.       – Истинный? – подхватывает личный коллапс Чонгука и спускается тоже и, чтобы довести, кладёт руку на колено.       – В точку. В общем, я заскочил сегодня на работу с бумагами разобраться. Есть захотелось жутко, я заказал курочку, – Джин кивает на принесённую еду.       – И это оказался курьер? – Тэхён, не пасуя, тянется к куриной ножке в панировке.       – Господи, если бы, – отрицательно машет головой альфа. – Хотя, нет, не дай Бог, потому что я такое хамло никогда не встречал за все тридцать лет, – откашливается, будто сморозил не подумав, – в душе-то восемнадцать, – выдыхает. – Но дело не в том… Курьер этот, пацан совсем, на час опоздал. У нас и вышел маленький конфликт, я давай начальству звонить. Справедливо ведь? А этот бешеный с кулаками полез. На меня, – Джин стукает ладонью по груди. – А я что, не прав был? Я разве обидел кого просто так хоть раз за всю свою…?       – За всю тридцатилетнюю жизнь, – кивает Тэхён, покончив с куриной ножкой и принимаясь за крылышко. Чонгук толкает в плечо и выразительно смотрит.       – А там мелкий стоит, – рукой машет Джин, примеряя рост, – до плеча еле достаёт.       – Курьер?       – Нет. Тот, другой, с рожей… лицом таким бандитским, и голосом прокуренным, и проколами в ушах.       – Кто? Я что-то не понял.       – Я тоже.       – Мелкий этот защитил меня. Я растерялся.       – Не расстраивайся, не всем дано уметь красиво постоять за себя, – Тэхён машет кулаками. Чонгук морщится от его жирных рук и хватает за запястье, одними губами произнося «хватит» и получая в ответ высунутый язык.       Джин вздыхает, трогая краешками пальцев пластырь.       – Я только теперь понял, как сложно вот так, ну, – он тормозит, посылая сигналы, понятные только другу. – Ему тридцать два, но я бы больше двадцати на вид не дал.       – Вы с ним потом говорили? – интересуется Чонгук, опять поглядывая на Тэхёна. Тот выглядит умиротворённо, если не весело.       Джин отмахивается, мол, и говорить не хочет, но всё-таки выдаёт:       – Это было пиздецки стрёмно. Мы в кафе, я с этим пакетом, – кивает опять на курицу. – Он в тёмных очках и два амбала. Чонгук, он точно какой-то мафиози.       – Погуглим? – предлагает Тэхён, всё же вытираясь салфетками.       – Я только имя знаю. Юнги, вроде Мин, – неловко говорит Джин, делая глоток вина, на этот раз из фужера. – Пиздец нахуй бля! Ой, – спохватывается.       – Не при детях же, – не упускает возможность Чонгук.       – Хён! – пихается Тэхён.       – Что? Ты взрослый, что ли?       – Я тоже матерюсь!       – Хоть раз услышу, рот с мылом прополощу.       – Мы вроде договорились, что возраст не имеет значения.       – Не помню такого.       – Ты из-за этого морозишься? – брови ползут вверх в догадке.       – Тэхён, – строго и предупреждающе.       И тут Джин издаёт непонятный звук, вроде всхлипа-вздоха и смотрит пристально на Чонгука.       – Ничего не поделать, надо принять и попробовать что-то, да? – спрашивает будто не себя. – Это не так уж и страшно. Странно, конечно, но я голову в песок не привык засовывать. Всегда можно пойти назад в случае неудачи и не жалеть потом, что не попытался, – рассуждает чуть заплетающимся языком. – Но, – пауза, – напиться я всё равно хочу.       Несмотря на явное нежелание Джин вскоре уходит. Его отправляют до дома на такси. В квартире остаётся повисшее чувство недосказанности, но Чонгук слишком устал, чтобы с ним разбираться. Он расстилает себе на полу, Тэхёну – на диване. О поцелуе не вспоминают, да и вообще ни о чем не говорят, перебрасываясь не несущими особого смысла фразами. Тэхён тихий. А Чонгук по жизни молчаливый.       Так и засыпают.