Все остальные события происходили слишком быстро, из-за чего я не до конца осознавал происходящее.
Ребятам Рейта позвонил уже из машины и продиктовал адрес, по которому сказал им выезжать, кратко объяснив, что Уруха там. Я гнал, кажется, на бешеной скорости, из-за чего мы чудом не попали в аварию. Благо, на улице была ночь и поэтому машин на дороге находилось не так много, как днем.
Когда мы доехали до места, увидели, что полиция уже там. Так же мы с ужасом заметили у подъезда машину скорой помощи. Перед моими глазами представали картины одна ужасней другой, когда мы чуть ли не бегом поднимались по лестнице на нужный этаж.
Мы поняли, что достигли необходимого этажа, когда приметили, что одна из дверей на этаже выбита. Мужчина в полицейской форме оттеснил нас от лестницы подальше к стене. Видимо, чтобы мы не мешались на проходе.
В квартиру нас, конечно, не пустили, хотя мы и уверяли, что там наш друг. Соседские двери на этаже были открыты, и их хозяева с интересом поглядывали на события, разворачивающиеся прямо перед их носом. Конечно, не каждый день соседям выламывает дверь наряд полиции.
Вскоре из квартиры двое полицейских вывели под руки высокого мужчину, руки у которого были закованы в наручники за спиной. Похоже, именно этот человек и удерживал у себя Уруху. Со стороны он не казался тем, кто мог бы похитить человека, так как выглядел солидно. И я бы никогда не решил, что такой, как он, окажется тем самым человеком.
Этот мужчина шел спокойно и даже не вырывался, словно все было под его контролем. Он надменно обвел взглядом толпу зевак и резко остановил свой взгляд на мне. От этого взгляда стало жутко, потому что из спокойного, он превратился тут же в злобный.
Ненавидяще уставившись мне в глаза, он как-то безумно улыбнулся и прошипел почти еле слышно:
- Кай, что бы ты ни сделал, он все равно мой. Он всегда будет моим! Он никогда меня не забудет, - мужчина говорил все громче и громче, по мере того, как его уводили полицейские, спускаясь по лестнице вниз. - Он мой! МОЙ! МОЙ!
Последнее слово он все повторял и повторял, пока его голос не стих, так как мужчину, видимо, вывели на улицу. Однако его голос продолжал отдаваться эхом у меня в голове. А я стоял, как громом пораженный, и в ужасе смотрел в сторону лестницы.
- Он сумасшедший, - потрясенно выдохнул Рейта, озвучивая мои мысли.
Нас так и не впускали в квартиру, продолжая теснить к противоположной стороне от двери. Через несколько минут из квартиры вышли санитары скорой помощи с носилками, на которых мы увидели Уруху. Он находился без сознания и был бледен, едва ли не как простыня, что прикрывала его от груди. Однако кое-где на его лице и руках, не скрытых той простыней краснели следы от побоев.
Мне тут же захотелось сбежать на улицу, чтобы успеть задержать того мужчину, и самолично свершить над ним суд, избив до полусмерти. Но также мне хотелось, чтобы кто-то избил и меня, так как я не мог простить себе того, что допустил такое с Урухой.
"Я не уберег его".
Поклявшись, что сам никогда больше не причиню Урухе боль, я не подумал, что ее может причинить кто-то другой.
"Я ведь мог спасти его, не поверив той лжи об уходе из группы. Как я мог в нем усомниться?!"
- Чего стоишь? Пошли скорее вниз, - Рейта сказал, хлопнув меня по плечу.
Спустившись, у подъезда мы встретили встревоженных Аоя и Руки, которые, похоже, только подъехали и увидели, что Уруху вынесли на носилках.
Как бы мы не уговаривали санитаров скорой помощи, нам не позволяли ехать с Урухой. Но так как мы все же были известны, они узнали в нас группу the GazettE и разрешили одному из нас поехать с ним. Конечно, ребята решили, что это должен быть я.
Кинув ключи от своего автомобиля Рейте, я залез в машину скорой помощи. Сев на кушетку рядом с носилками, где Уруха продолжал лежать без сознания, я сжал его руку. Рядом со мной сидели еще два санитара, но я не обращал на них внимания и мягко гладил большим пальцем тыльную сторону ладони Урухи.
- Все закончилось, теперь все будет хорошо. Я рядом, Койю, - тихо говорил ему я.
В больнице его отвезли в травм-пункт, а уже спустя час перевели в отдельную палату. Ребята к тому моменту тоже подъехали, и мы все вместе стояли у двери палаты, дожидаясь, когда из нее выйдет доктор.
И, когда он наконец вышел от Урухи, мы, конечно, попросились в палату. Однако доктор настоял, чтобы мы не нарушали покой пациента, так как тому лучше какое-то время побыть в тишине и желательно одному. И сказал, что Урухе ввели успокоительное, чтобы он мог спокойно отдохнуть, так что нам бы все равно не получилось с ним поговорить.
Ничего конкретного про состояние Урухи врач не говорил, но нам и без уточнения было понятно, как все это время тот ублюдок обращался с Урухой. И поэтому, наверняка, каждый из нас ощущал свою вину и страх.
Ребята не сразу, но все же согласились с врачом, уверяя и меня, что нам пока стоит поехать по домам. Но я все же остался в больнице, не желая оставлять Уруху одного. Я не хотел, чтобы он очнулся, а рядом никого не было. Я понимал, что не мне спорить с врачом, но я точно знал, что Урухе будет намного хуже, если он очнется один.
"Я должен быть рядом".
Я уговаривал медсестер, которые должны были ухаживать за Урухой, пустить меня к нему, и обещал, что буду молчать. Просто буду тихо сидеть рядом, главное, чтобы он не очнулся один.
Мне все же удалось их уговорить. Конечно, не просто так, а за несколько автографов, и, также пообещав им, что потом дам автографы остальных участников. Мне повезло, что эти медсестры оказались нашими поклонницами. Хотя, наверно, из-за этого они сами вызвались ухаживать за Урухой, когда того привезли к ним в больницу.
Однако я не смог сдержать свое обещание, данное медсестрам. Все время, что я провел рядом с Урухой, я успокаивающе нашептывал ему что-то хорошее, так как он хмурился и слегка дергался во сне, словно ему снился какой-то кошмар. Но после моих слов, его лицо принимало спокойное выражение, а сам он расслаблялся.
Когда же он очнулся, я был рад тому, что нахожусь рядом, ведь он был чем-то сильно напуган и звал меня, в панике осматривался глазами помещение. Я сбросил остатки сна, так как задремал, пока ждал, когда он проснется.
Боясь причинить ему боль, я только осторожно положил свою руку на его, уверяя в том, что я буду рядом все время, пока он здесь. И не покину его, даже если меня заходят отсюда выгнать. Он слабо отдернул свою руку, словно чего-то испугался, а потом хотел спросить, как он здесь оказался. Но, похоже, он был слишком ослаблен или снотворное снова возымело действие, из-за чего уснул на полуслове.
Спустя несколько дней его стали навещать ребята, потому что врач наконец позволил находиться в палате более, чем одному человеку. С тем, что я не собирался покидать палату Урухи, даже из-за угроз вколоть того мне транквилизатор и выволочь отсюда, доктор смирился давно.
С момента нахождения Урухи в больнице я понял, что нам с ним предстоит долгий путь по восстановлению. Уруха боялся чужих прикосновений к себе. Даже моих.
***
Ожидаемый скандал в СМИ нам удалось решить более менее тихо. В газетах лишь написали о том, что участник группы the GazettE был похищен нерадивым поклонником, из-за чего мы решили на какое-то время приостановить свою деятельность.
Поклонники на нашем официальном сайте желали Урухе скорейшего выздоровления и просили поскорей вернуться к ним. Так же они уверяли, что будут ждать нашу группу столько, сколько потребуется, и ни за что нас не бросят.
Уруха улыбался, когда читал такие комментарии, а иногда у него по щекам текли слезы, так как все эти пожелания были искренними. А я даже не мог обнять его, потому что не мог переносить ужас, что при этом появлялся в его глазах.
Сколько бы я не уверял Уруху, что ничего плохого не сделаю, сколько бы Уруха не убеждал меня в том, что верит мне, в глубине души он все равно не мог мне довериться. Я знал это, потому что еще в больнице врач сказал нам, что его страх пройдет, когда Уруха сможет доверять человеку, который к нему прикасается.
И еще Уруха перестал счастливо улыбаться. Нет, на его лице довольно часто можно было увидеть улыбку, но искренней она никогда больше не была.
Мы вновь жили вместе, но между нами ничего не было. Единственное, что я мог себе позволить, так это держать его за руку. Но, как только я приближался к нему слишком близко, в его глазах появлялся безудержный страх, а губы начинали дрожать. Мне же оставалось только верить, что Уруха все-таки поборет этот страх, потому что каждый раз я чувствовал свою вину.
Ведь, если подумать, то все, что произошло с Урухой полностью моя вина.
***
Спустя два месяца мы назначили нашу первую репетицию. За это время Руки успел написать несколько песен и уже подумывал о новом альбоме, который ознаменовал бы наше возвращение.
Уруха постепенно привыкал к прикосновениям и уже не так боялся, когда я подходил слишком близко. Порой он сам брал меня за руку. Небольшой жест, но такой значимый. В такие моменты я видел в его глазах все ту же любовь, которую он испытывал ко мне, и это делало меня счастливым, помогая терпеливо ждать "возвращения" прежнего Урухи.
- Почему ты не поменяешь обои? - спросил Уруха, когда мы утром сидели на кухне.
Он пил чай, а я как обычно кофе. Это можно было бы назвать "сценой из прошлого" или "возвращение к прошлому", если бы в то время я хоть раз разбудил его перед репетицией, чтобы позавтракать вместе.
- Они напоминают мне о том, как я был не прав, - ответил я, задумчиво глядя на темное пятно на обоях.
Переведя свой взгляд на Уруху, я заметил, что он непонимающе смотрит на меня, словно спрашивая, что я имею в виду.
- Не прав, что не ценил тебя, - с улыбкой добавил я.
Кружка в его руках дрогнула, и он поставил ее на стол. Наверно, чтобы не выронить.
- А сейчас? - неуверенно спросил Уруха.
Я видел, что он снова, как и в то время, пытался принять безразличное выражение лица, но в его глазах все равно было заметно значительное беспокойство.
- Сейчас? - Я тянул с ответом, дразня его.
Встав со стула, я направился к раковине, чтобы поставить туда чашку с недопитым кофе. Странно, но я никогда не допивал его.
- Сейчас нам пора на репетицию, - сказал я.
- Ответь, пожалуйста, - напряженным голосом спросил Уруха.
Я не видел его лица, потому что стоял к нему спиной. Но все равно был уверен, что Уруха закусывает губу в ожидании ответа.
- Я думал, что ты уже понял, - вздохнул я. - Сейчас я ценю тебя больше жизни.
Я не успел обернуться к нему, чтобы увидеть его, наверняка, ошарашенное выражение лица, как Уруха обнял меня со спины. Впервые сам после того случая.
- Спасибо, - прошептал Уруха мне в волосы.
Кружка, которую я так и не успел поставить, выпала из моих рук. С негромким звуком она ударилась о раковину, и разлившийся кофе медленно потек к сливному отверстию.
Повернувшись к Урухе, я не заметил в его глазах страха, хотя и стоял чересчур близко. Мы едва ли не касались кончиками носов, и я ощущал его теплое дыхание на своих губах. Он все так же обнимал меня, не пытаясь разорвать объятия. Я обнял в ответ и был рад, что после этого он не оттолкнул меня в страхе.
- Перестань благодарить меня, словно я делаю что-то невозможное.
Уруха улыбнулся, а в его глазах я мог прочитать слишком многое, чтобы сказать что-то еще.
Осторожно приблизившись, я легонько прикоснулся к его губам своими, не собираясь делать что-либо большее. Но он сам углубил поцелуй, нежно проведя по моим губам кончиком языка.
"Наверно, мне стоило раньше сказать, насколько я тебя ценю, чтобы ты доверился мне и перестал бояться".
Когда же нам стало не хватать воздуха, я нехотя разорвал поцелуй и глубоко вдохнул.
- Да, нам и правда пора на репетицию, - сказал Уруха, после того, как, обернувшись, посмотрел на часы, висевшие на стене.
Я неохотно выпустил его из объятий, и он направился к выходу из кухни.
- Койю, - позвал я, когда он был уже на пороге.
Уруха остановился и, обернувшись, взглянул на меня. Я увидел, что он немного расстроен. И я знал из-за чего.
- Неужели ты не чувствуешь запах? - спросил я и усмехнулся, скрещивая руки на груди.
- Кофе? - недоуменно ответил он, не понимая, почему я выгляжу обиженным.
- Моей любви, дурак.
И я снова увидел ту искреннюю, счастливую улыбку, что так долго мне не хватало.
Конец
