break the rules

      Утро бывает добрым и не очень, а у Джисона всё просто — оно дома. И именно это его удивляет.       Сильно щурясь и едва различая хоть что-то, он смотрит на свой будильник в другом конце комнаты, неоновые цифры сообщают о том, что и семи часов утра нет.       Солнце ещё не успело встать в полной мере, а с учетом того, что окна у Джисона выходят на запад, да и за ними сейчас самый разгар осени, все вокруг окрашено в холодно-серые тона, и парень невольно ёжится, прячет нос под теплым одеялом, почти проваливается обратно в сон.       Но к его спине внезапно прижимается горячее тело, рукой, кинутой поперек его живота, крепко стискивают, так что веки Джисона широко раскрываются, а по всему телу пробегается адреналин, вызванный испугом.       Хан никогда не приходит потрахаться к себе домой. До какой бы степени он не напился в клубе, какого бы красавчика он не подцепил — правило одно: не у него дома. В чужой квартире, на заднем сидении машины, в снятом на пару часов номере не шибко дорогого отеля, да хоть в том же самом клубе, в крохотной кабинке туалета, главное, что не у него.       Он не помнит, когда всё это начал, но в тот день он точно решил, что ему надо избавиться от чувств к своему любимому университетскому хёну. И способа вернее, чем спать со случайными знакомыми, Джисон не придумал.       Минхо-хён помог ему с домашней работой по зарубежной литературе, при этом улыбаясь сладко-сладко, вызывая щекочущие чувства внизу живота? Надо избавиться от этого чувства, зацеловать его с кем-то другим.       Ли обнимал Хана весь обеденный перерыв вместо того, чтобы поесть, потому что у младшего случилась паническая атака? Джисон просто потом прорыдал парочку часов от теплого, уютного чувства в груди, вызванного этим поступком, и пошел клеить кого-угодно в клуб.       И вот вчера снова: Минхо назвал его очаровательным, взял его за руку во время собрания нескольких курсов в актовом зале, и это вызвало в Хане такую бурю эмоций, просто разрушающую любовь, которую, как ему казалось, не примут.       Он никогда и никого не пускал к себе для того, чтобы переспать. Этим он лишал себя лишнего беспокойства, неловкости и каких-то надуманных обязательств: из чьей-то квартиры можно было незаметно улизнуть, пока солнце только собирается вылезать из-за горизонта, а хозяин дома крепко спит, обнимая подушку, подложенную Джисоном вместо себя; из отеля расходились в разные стороны, на машине его подвозили до дома в качестве благодарности за проведённое время и высаживали у подъезда, а в клубе он практически сразу растворялся в шумной толпе и полумраке.       А сейчас ему бежать некуда.       Он совершенно не помнит вчерашний вечер пятницы. Точнее, помнит что-то, конечно, но то, как оказался дома и с кем — нет.       У Джисона есть всего два правила. Первое заключается в том, что это никогда не происходит у него дома. Второе — он всегда пьян.       И, видимо, первое он нарушил из-за того, что слишком следовал второму.       Он помнит, как добрался до клуба; может вспомнить, какой трек играл в момент, когда он опустошил первый стакан у барной стойки. Расплывчато припоминает, как допивал уже третий, отвечал бармену улыбкой на каждую шутку, ни одну из которых на самом деле не услышал из-за музыки, а дальше — ничего.       Разве только то, что ему было хорошо.       До того хорошо, что горло першит, задница болит, а на своем запястье, торчащем из-под одеяла, он видит едва заметный синяк. Так отлично, что он позволил какому-то парню остаться у себя дома после совместной ночи и разрешил себя обнимать во сне. И не важно, что это самое «хорошо» в его памяти отсутствует.       Он хочет обернуться, оценить масштаб трагедии, но его голое тело крепко прижимают к себе, поэтому он лишь будит парня за собой копошением и попытками выбраться. Рука с его живота перебирается на ладонь Джисона и нежно гладит по костяшкам, после чего Хан чувствует сопение плечом.       А следующее, что он ощущает, это член, прижатый к его бедрам, и в тот же миг давится воздухом.       Его гладят по ладони, ведут кончиками пальцев по запястью, по венам вверх, а потом обратно к запястью. Руки красивые, очень. Меньше его собственных, но такие такие. Кисти кажутся Джисону знакомыми, но оно и не удивительно, если они…       Дрожь, будто разряды тока, проходится по телу Джисона, когда влажные губы прижимаются к его шее под линией роста волос, зубы царапают плечо и в ухо хрипят, сжимая ладонью его бедро:       — Сони.       Пробирает и от приятных ощущений, и от низкого голоса, а еще больше от того — насколько же он знакомо звучит.       Ну вот. Пазл сложился: руки, такие привычно-теплые и красивые, запах персикового геля для душа, да и просто ощущение.       — М-минхо? — Джисон хочет повернуться, но лицо Ли прижато к его шее и он при всем желании не увидит парня за собой.       Он вообще во все это ввязался только из-за своего хёна, а вернее — неуместных чувств к нему.       — Ты как тут, — Хан сглатывает и переводит дыхание, — оказался?       — Ты что, все забыл? — даже в голосе Минхо слышно, что он выгнул бровь. — Напомнить?       — О, было бы очень замечательно с твоей стороны! — Джисона хотят развернуть на другой бок, но он лишь более усердно продолжает лежать на нем, краснея ушами, и в итоге Минхо сдается. — Спасибо, я пока лучше так побуду.       Руки Ли прикасаются к голым крепким плечам и сам он прижимается к Джисону близко-близко.       — Мы переспали, — неловко тянет Джисон, почти до крови кусая губу от волнения, — Да? — Минхо оставляет легкий поцелуй ему в плечо.       Шепот Ли заставляет Джисона так сильно вздрогнуть, что он едва не бьет старшего затылком по носу.        — Сейчас расскажу, как все было.       Кислород не хочет поступать в легкие Хана либо по причине того, что другого способа уйти от этого разговора нет, кроме как скоропостижно скончаться, либо — он именно разговора и ждет, от ожидания и не дышит.       Минхо гладит джисонову шею, оглаживает пальцами ушную раковину, чем заставляет тяжелый вздох сорваться с губ. Ему нравится, как младший весь напрягся.       — Ты позвонил из клуба, попросил забрать тебя. — Ли легонько гладит его грудь, рисуя одному ему понятные узоры, дышит Хану в шею. — Никогда не видел тебя таким пьяным, ты будто весь бар опустошил в один рот, серьезно. Танцевал, совершенно не попадая в биты и ритм, лез больше обычного. Не узнал меня сначала и пытался совершенно нелепо меня склеить.       Джисон хочет сквозь землю провалиться. Даже представить страшно, что он мог ему наговорить, учитывая, зачем он вообще пошел в тот бар. Мало того, что его давний предмет воздыхания и размазывания розовых соплей видел его в таком состоянии, так Джисон еще и сам его, похоже, завалил.       — Если честно, ты был просто очарователен, Сони, я почти сдался, — говорит Минхо ему в красное ухо, приподнявшись на локте, пока Хан хмурит брови и закрывает глаза, будто это поможет ему исчезнуть. — Ты так не хотел уходить из клуба, что я, вероятно, оставил тебе синяки на руках, так яростно тащил.       Минхо прикасается свободной рукой к запястью Джисона, где и правда остались синеватые следы от его пальцев. Он очерчивает подушечками пальцев бледные синяки и грустно вздыхает, когда наклоняется ниже и целует Хана в скулу:       — Прости, милый.       У Джисона в животе не бабочки, это целая пещера с летучими мышами. Они кричат, летают хаотично и врезаются друг в друга. Его трясет от ощущений, от слов и действий. Страх, неловкость, возбуждение и какая-то удивительная радость смешались друг с другом в его душе.       Минхо ложится обратно за парня и убирает с него руки, от чего ненадолго становится холодно. Ладонь он кладет на мягкие ягодицы и сжимает одну из них.       — Как думаешь, от чего болит твоя милая задница?       О, сколько идей у Джисона на этот счет. Но, судя по всему, его долго имели в крайне неудобной позе. От этого Хан стонет и понимает, что заводится от одной только мысли, очень сожалеет, что ничего не помнит.       — Даю пару минут на размышления, — Минхо скидывает с них одеяло, заставляя Хана вздрогнуть, щипает младшего за попу и пальцами проникает между его ягодиц. — Ну же, малыш, как думаешь?       Джисон глотает воздух и бедрами прижимается к Минхо так близко, как только позволяет рука старшего. На короткое «Ммм?» Хан тоже не отвечает.       — Ладно, так и быть, я расскажу.       Минхо снова покусывает младшего в шею, зацеловывает ее до тех пор, пока она не начинает блестеть от его слюны, а рукой заставляет Хана поставить одну ногу коленом вверх, чтобы получить больше доступа.       Внутренняя сторона бедер Хана по неземному мягкая. Минхо кажется, ее достаточно просто тронуть и на ней сразу появятся следы. Но когда кажется, обычно крестятся, а Ли решил, что пока не попробует, не узнает.       Первый раз он щипает и получает в ответ всхлип, во второй — сдержанный стон. В третий раз он ведет по коже ногтями и чувствует сплошную дрожь.       Минхо перекидывает руку через талию парня и гладит самый низ его живота, спускаясь все ниже, к полувозбужденному члену.       — Ты так громко стонал, Сони, — в подтверждение своих слов Ли выбивает из него несдержанный стон, проведя по стволу кольцом из пальцев и погладив одним из них головку. Минхо неторопливо движет рукой вверх-вниз, иногда останавливаясь, и в такие моменты Джисон начинает хныкать и хвататься пальцами за чужую крепкую руку. — Так цеплялся за меня, умолял помочь, почти как сейчас.       Джисон только на выдохе тянет шепотом «Минхо» и скулит, медленно поддаваясь бедрами навстречу.       — Но оно не удивительно, — старший замедляет движения до почти болезненного темпа и снова оглаживает пальцем головку члена. — Ты с лестницы упал, Джисон. Я рад, что твоя задница не сломалась. У тебя даже встать не выходило самостоятельно, пьянчуга ты.       Джисон в мгновение замирает и молчит несколько секунд, пока не начинает фыркающе смеяться, когда до него доходит произошедшее, а Минхо — вместе с ним. Смех прекращается и вся неловкость будто куда-то испаряется, все снова нормально.       Но нет, точно не нормально. Джисон полностью голый, с раздвинутыми ногами, лежит перед таким же голым Минхо, держащим его член в руке. И ровно в этот момент Ли возобновляет движения рукой, уже в нормальном, желанном Джисоном темпе, пока не останавливается спустя несколько быстрых минут.       — Сам. — коротко и ясно, в приказном тоне. Джисон закусывает губу и начинает самостоятельно надрачивать, пока рука Минхо снова скрывается за его спиной.       Слышится щелчок и Джисон чувствует запах своей любимой смазки, рассматривая бутылёк с которой Минхо не сдерживает смешка.       — В коленно-локтевую.       И он повинуется, меняя позу, пряча красное лицо в подушках и поднимая многострадальный, как оказалось, зад.       — Ты правда ничего не помнишь? — немного грустно спрашивает Минхо у Джисона, раздвигая его ягодицы в стороны, на что тот лишь отрицательно мычит и зарывается лицом в подушку еще глубже. — Ты признался, что я тебе нравлюсь.       Джисон хочет развернуться, убежать из квартиры, уехать из страны, но входа касается влажный от персиковой смазки палец и давит, заставляя простонать, выгибаясь в спине.       — Я хотел помочь тебе подняться с лестницы, протянул руку, а ты опрокинул меня на себя. Не знаю, может ты головой приложился, но ты так трезво на меня глянул и выдал: «Минхо-хен, я так в тебя влюблен».       Краснеть дальше было некуда, но Джисон смог: румянец покрывает его щеки, лоб, уши и шею. Сердце в его груди стучит в два раза быстрее обычного.       Минхо добавляет еще смазки, просто выливая ее между ягодиц и вводит в Джисона два пальца без особого сопротивления, понимая, зачем вчера младший из дома вышел.       — А потом ты поцеловал меня, не дав и слова сказать, — Ли раздвигает пальцы в стороны и проникает ими глубже. Он оставляет поцелуй на пояснице Хана, пока тот пытается хоть что-то вспомнить из вчерашнего.       Минхо сгибает пальцы и смотрит, как бедра парня под ним разъезжаются в стороны, а сам он глушит стон в подушке. Он добавляет еще один и давит туда же, на простату, и раздвигает их, наблюдая, как Джисон путает пальцы в собственных волосах, поднимая таз выше.       Вытянув пальцы из Джисона, Ли переворачивает его на спину, тянется к его губам, сначала осторожно целуя их.        — Ты целовал и целовал, не отпуская, даже не давая ответить нормально. Только когда на лестнице послышались шаги, отцепился и быстро потащил к себе домой. — Минхо кладет на щеки Хана ладони и дарит ему поцелуй за поцелуем, нежный за страстным, короткий за долгим, мокрый за самым обычным, почти невинным, пока Джисон скрывает глаза под веками сначала от смущения, а потом от наслаждения.       — Ты сходу приказал идти на кровать, ждать тебя. Принес смазку и начал раздеваться, — Минхо выливает еще вышеупомянутой жидкости себе на ладонь и неторопливо смазывает собственный член. — А потом ты уснул прямо так. А я, ты знаешь, не люблю в одежде спать.       Минхо притягивает Джисона за бедра к себе, располагаясь между ног, и убирает влажную челку с его лица.       — Я тебе так и не успел сказать, — Минхо приставляет головку ко входу Джисона и потирает пальцами основание его члена. — Извиняюсь, что так не романтично, — он гладит скулу Хана, все же заставляя того открыть глаза и взглянуть на себя, — Но я тоже в тебя так безумно влюблен, Хани.       И теперь, уже не давая Джисону времени на ответ, он входит в него сразу полностью, и замирает под ошарашенным взглядом Хана. Тот смотрит прямо, с раскрытым ртом и тяжело дыша. Голая грудь вздымается с каждым вздохом, и Минхо просто хочется ощутить, насколько быстро сейчас бьется ханово сердце.       Положив ладонь, Ли чувствует до ужаса быстрый ритм, ничем не отличавшийся от его собственного, который шумит у него в ушах. Джисон хватает его за запястье и тянет руку к себе так, чтобы она легла на его щеку. Он жмется к теплой ладошке, будто котенок, целует ее в самый центр и тогда кивает — можно.       Плавно и глубоко это правда приятно. Джисон затылком постоянно бьется о матрас, закидывая голову назад с каждым толчком, стискивает мятое одеяло, чтобы хоть что-то держало его в реальности, пока Минхо медленно проникает в него до предела и выходит почти до конца, тяжело дыша при этом и без остановки смотря на него, получает такой же теплый, даже горячий взгляд в ответ.       Хочется быть еще ближе, хотя, казалось, некуда. Минхо наклоняется, еще глубже проникая в Хана, скрестившего ноги у него за спиной, чтобы поцеловать парня.       Джисон так быстро и с чувством даже на его сообщения в какао не отвечал.       Он кусает и сразу вылизывает губы, издает море приятнейших на слух звуков, и от всего этого Минхо невольно начинает двигаться быстрее.       Он сбивается с ритма весьма быстро, но Джисон даже слишком доволен этим. Он не отпускает Ли от себя, держится за его шею, не рассоединяет их губы ни на секунду, из-за чего каждый его выдох сопровождается шумом, похожим на сопение. Он движется на встречу любому движению, будь то язык или бедра, рука и ее прикосновение.       Каждый стон Джисона пропадает на губах Минхо, но когда тот с каждым толчком попадает по простате, Джи не выдерживает: разрывает поцелуй и жадно глотает воздух в перерывах между хнычущими стонами. Ли не отстраняется далеко, он целует шею, ухо, пока в свободную руку берет член парня, и стимулирует его так же рвано, как двигается сам.       Для Джисона проходит блаженная вечность, когда на деле — всего несколько минут, и Минхо доводит его, сам уже кончив ему на живот.       Он так и продолжает лежать, а Минхо сидеть между его бедер, выдерживая зрительный контакт друг с другом. В тишине слышно только сбитые дыхание, да шум кондиционера, что порой мешал Джисону спать.       Джисон находит наощупь руку Ли недалеко от себя и переплетает их пальцы в крепкий замок, пока парень вытирает его чьей-то футболкой, сейчас не важно.       — Скажешь еще раз? — Хан чуть сжимает его руку в своей и поджимает губы, ожидая ответ.       Минхо кидает футболку на пол и, мягко улыбаясь, ложится рядом с Джисоном, не разрывая их руки. Он натягивает на них одеяло и поднимает замок из пальцев к своим губам, чтобы просто прижаться и согреть.       — Я тобой очарован, Джисон, — старший придвигается так близко, что их носы прижимаются кончиками друг с другом, а руки приходится разжать, так что Минхо кладет свою Джисону на щеку, а он — Ли на бедро. — Влюблен сильнее, чем ты можешь себе представить, бельчонок.       Джисону даже отвечать ничего не надо, он ясно вспомнил, что еще вчера понятно хёну все сказал, но он все равно шепчет тихое и счастливое «я тоже» перед тем, как Минхо поцеловать.       Все же правил он своих не нарушил, но Минхо за него их разрушил.