Когда не страшно

Питу – восемнадцать. И он боится. Боится того, что видит в своем телефоне, боится, что правда выплывет наружу, боится, что все узнают. Узнают о том, кто он на самом деле: мерзкий, грязный и отвратительный. Узнают о том, что он гей… Он готов мирится с тем, что его будут ненавидеть, будут тыкать пальцем и по-всякому обзывать, но совершенно не готов к тому, что мама – самый близкий, родной и дорогой для него человек – будет его ненавидеть и презирать. Поэтому Пит боится. Питу – все еще восемнадцать. И он смущается. Сначала - от грубоватых прикосновений чуть мозолистых рук, веселого взгляда шоколадных глаз, доброй и ободряющей улыбки. Потом - от переплетенных пальцев, несмелых признаний, жарких и страстных поцелуев. У него в этом совсем нет опыта, поскольку сравнивать банально не с кем и не с чем. Однако для Пита это не так важно, и он обещает сам себе, что больше не будет смущаться. Во всяком случае не тогда, когда обнаженная кожа ощущает прохладу простыней, а шею целуют жадные и горячие губы. Питу – девятнадцать. И ему стыдно. Стыдно за одногруппников и малочисленных знакомых с факультета, пренебрежительно отзывающихся о ребятах из Тайской программы. Э на это лишь пожимает плечами, ободряюще улыбается и советует «не заморачиваться». Но Пит так не может. Он искренне не понимает, как можно поливать грязью человека, которого ты даже не знаешь? Что плохого его одногруппникам-международникам сделали болтушка Бо, тихоня Пинг или вечнолюбопытный Пон? Единственный, кто его понимает – Тин, который за прошедший год наконец понял, что есть люди, которым наплевать на его деньги и известную фамилию, потому что для них, в первую очередь, важен он сам. И благодарить за это нужно одного активного мальчишку, обожающего поесть на халяву за чужой счет. Питу – двадцать. И он радостно улыбается. Потому что Э, его Э, все так же уверенно держит его за руку при всех, страстно и жарко целует наедине, а в шоколадных глазах, которые Пит обожает до безумия, он видит отражение собственных чувств. И Пит радостно улыбается, когда совершенно случайно слышит то, что не предназначено для его ушей: его одногруппники, пафосные мажоры-международники, банально завидуют долгим отношениям с «каким-то голодранцем из Тайской программы». И это они еще не знают про Тина… Питу – двадцать пять. И он счастлив. Счастлив настолько, что готов кричать всему миру о своем счастье. Потому что на безымянном пальце его левой руки красуется обручальное кольцо. Оно простое, скромное, но в то же время стильное – совсем, как его Э, и Пит смотрит на своего теперь мужа со счастливой улыбкой. Э, повзрослевший и ставший еще более красивым, все с теми же бесенятами в глазах, уверенно держит его за руку, отвечая на многочисленные вопросы журналистов. Их свадьба, не смотря на все прилагаемые усилия, все же не прошла незаметно. Пит, конечно, не князь Монако и не наследный принц Саудовской Аравии, но его фамилия находится в том же списке, что и фамилия Тина, а посему отвертеться от вездесущих журналистов им так и не удалось. Питу – тридцать. И он плачет. Плачет от счастья и от того, что, кажется, умер и попал в рай. Потому что на его руках – кряхтящий и попискивающий комочек, завернутый в розовое. Точно такой же комочек, но упакованный в голубое, попискивает на руках обалдевшего Э. Пит смеется сквозь слезы счастья, потому что Э, всегда спокойный, немногословный, его самый лучший Э, дышит через раз и украдкой вытирает слезы, думая, что его никто не видит. Тем же вечером, смотря на детскую кроватку и разглядывая две совершенно одинаковые – наевшиеся, сладко посапывающие – мордочки, он чувствует знакомые руки, обнимающие со спины, и горячие губы, целующие в местечко под ухом, отчего по телу проходит сладкая дрожь. Нежась в объятиях мужа, Пит думает, что он действительно умер и попал в рай. Питу и Э – по тридцать пять. И сегодня у них знаменательный день. Позади бессонные ночи, колики, режущиеся зубки и первые неуверенные шаги. Бабушки, скооперировавшись, забрали детей к себе, потому что сегодня – семнадцатая годовщина их знакомства и десятилетний юбилей свадьбы. У костра на пляже – только самые близкие друзья, за это время ставшие им настоящей семьей: болтушка Бо, скромняга Пинг и все-еще-любопытный Пон со своими супругами, улыбающийся Тин и недовольный Кан, который в момент не иначе как помрачения рассудка согласился поменять фамилию на Меттанан, «состарившиеся вместе» Тарн с Тайпом и Но с Кла. Они веселятся, пьют, шутят и смеются, вспоминают студенческие будни и различные истории, связанные с детьми, когда у кромки воды, буквально на минуту отвлекшись от всеобщих разговоров, Пит видит…себя. Восемнадцатилетнего себя, с ужасом и страхом смотрящим в телефон. Пит ловит потерянный взгляд, улыбается и одними губами шепчет: «Не бойся. Просто иди вперед…». Потому что тридцатипятилетний Пит знает – после того, как восемнадцатилетний он уберет телефон в карман брюк и сделает два шага к пешеходному переходу, его жизнь кардинально изменится. Взрыв хохота заставляет Пита вздрогнуть и перевести взгляд на ребят. Однако когда он вновь смотрит на кромку воды, там никого нет. «Почудилось», - думает Пит, отпивая из стакана коктейль. А потом под пошлую шуточку Пона, свист, улюлюканье и громкие аплодисменты всех остальных, он страстно целует Э, получая в ответ не менее жаркий и многообещающий поцелуй. Потому что когда Пит с Э, с его Э, ему ничего не страшно.