Колесо Сансары

Тсунаеши устал. Он взглядом окидывает кабинет: задерживается на деревянной двери с резными узорами по краям и множеством мелких трещин, пронизывающих деревянную поверхность и плавно переходящих в местами осыпавшуюся штукатурку на стенах. Извилистой дугой они тянутся по поверхности стены, огибая тут и там висящие картины и собираясь в одной точке, расположенной в самом центре офиса. Глаза Примо чуть прищурены - в них видится столетняя мудрость и яркое пламя, таящее в себе разрушительную силу. Плечи его расслаблены, осанка гордая, а на губах сияет легкая улыбка. Савада разглядывает портрет первого поколения, величественно возвышающийся над головой в его офисе, и хрипло смеется. Он щелкает пальцами и наполняет комнату едким дымом дорогих сигарет. Взгляд его полон ярости, а в пламени янтаря видны едва заметные алые искры. Тсуна прикрывает глаза и затягивается. С ранних лет его жизнь была прописана костлявой рукой известной шутницы Судьбы. Он был уверен, что потерял свободу в свой пятый день рождения, однако интуиция подсказывала, что по-настоящему Савада не имел выбора никогда. Он был рожден, чтобы быть наследником, нашел друзей, чтобы те стали его хранителями, прошел тяжкий путь, чтобы вырасти достойным боссом Вонголы. И ничего из этого он не выбирал сам. Вокруг приятная темнота и Тсунаеши не хочется вновь открывать глаза. Он откидывается на спинку кресла и переводит взгляд на белый, местами обугленный потолок, лишь бы не видеть собственное отражение в лице Джотто. Его волосы цвета кофе с молоком больше не отдают былым блеском - выгорели под обжигающей силой пламени. Теперь они отливают золотом, и Тсуна честно старался не обращать внимание на все большую схожесть с Примо. Савада до сих пор помнит, с каким восхищением смотрел на него в свои 16 лет. Гордая, величественная фигура и всепрощающая улыбка на лице - интуиция всем своим естеством тянулась к нему, и Тсуна вторил ей, искренне пытаясь оправдать возложенные на него надежды. Усмешка тенью проскальзывает на его лице. Тогда он не знал, что у старухи судьбы на него свои планы. Титул "Нео-Вонгола Примо" звучит гордо, сладостно кружит голову, но отдает терпкой горечью на языке. Нео-Вонгола Примо так и кричит о его индвивидуальности, мол, взгляни, никто больше не удостоился такой чести, на деле же являясь красивой оберткой жестокой истины, что словно черви разъедала его изнутри. Всего лишь копия. Портрет словно зеркало отражал его жизнь. Пламя вспыхивает на кончиках пальцев, не обжигая, лишь слабо кусается, не в силах причинить вред своему хозяину. Тсунаеши подходит к портрету, протягивает руку и заворожено смотрит, как огненные языки охватывают ненавистное полотно. Янтарное пламя стремительно разрастается с шипением обугливая края, но также скоро затухает, оставляя лишь едкий дым, да местами поблекшую улыбку Примо. Даже пламя не видит различий. Он - Вонгола Дэчимо, собравший шесть противоположностей под одним небом, говорил Реборн. Ложь. Их всех нашел и привел уже покойный отец, очевидно, ища кандидатов по картинам в холле главного штаба Вонголы. Все они, как один, лишь копия первых хранителей, такие безмятежно счастливые в блаженном неведении. Он делает последнюю затяжку и тушит сигарету о раскрытую ладонь. Огонь неприятно шипит, злится, но напасть не осмеливается: играть с пламенем Вонголы вошло в привычку. Интересно, как долго они продолжат терпеть друг друга? Савада резко встает, небрежно поправляет галстук и направляется к выходу. Его походка выглядит изломанной, движения угловатые, словно каждое действие дается ему с трудом. Он быстрым шагом покидает кабинет под молчаливые взгляды хранителей. Их Небо темнело, скрывалось за грозовыми тучами, однако они лучше, чем кто-либо понимали - отпрыски Примо бессильны в этой войне. В резиденции Вонголы не осталось зеркал. Тсунаеши тридцать два и от Джотто его отличает лишь цвет глаз, да и та граница стирается, стоит Саваде зажечь небесное пламя. Он замирает напротив окна, в стеклах которого отчетливо виднелись отблески янтарных огней. С каждым днем ему все сложнее контролировать пламя, словно то наконец обрело волю и вознамерилось разрушить план своего хозяина. Тсунаеши вглядывается в стекло и не может избавиться от стойкого ощущения неправильности. Перед ним стоит Джотто - лишь плечи ссутулены и голова опущена да взгляд затравленный, как у побитой дворняжки. Савада с силой сжимает кулак, до боли впиваясь ногтями в кожу. Вновь хочется закурить. Порыв свежего ветра бьет в лицо, унося за собой посторонние мысли. Позади раздается треск и раскаленные осколки Примо падают на пол, оставляя затемненные пятна на белом мраморе. Тсуна достает сигарету и прикуривает еще. Ему кажется, что вредная привычка слишком быстро переросла в зависимость. Тсунаеши усталым взглядом окидывает снующих тут и там подчиненных, число которых за последнее десятилетие сократилось более чем в два раза. Вонгола редеет, да и Савада не вечен - альянс все чаще поговаривает о наследнике. Тсуна одобрительно кивает, немного криво улыбается и обещает что-нибудь придумать. Вот только он твердо решил испепелить остатки Примо раз и навсегда. Тсунаеши не позволит колесу Сансары дать оборот. — А ты изменился, Тсунаеши. Он резко оборачивается, встречаясь взглядом с отблеском лиловых глаз. От его улыбки по спине пробегают мурашки. — Не припоминаю, чтобы отсылал приглашение Джессо. Бьякуран лишь шире ухмыляется, пытливо смотрит, словно ожидая чего-то и делает шаг навстречу. Савада не успевает зажечь пламя. Он опускает взгляд и замирает, замечая протянутый лист с выведенным ровным почерком "Вонгола будет рада видеть вас на нашем мероприятии" и меткой пламени солнца в углу. Тсуна неверяще смотрит и робко тянет руки к огню. Оно не жжет, не кусает - лишь тепло окутывает пальцы, холодные, несмотря на палящее летнее солнце. Языки пламени скользят по подрагивающей от волнения кисти, мерцают золотистым сиянием и словно тянутся к нему, но вскоре исчезают, оставляя после себя лишь прожженный на бумаге след. Савада молчит, лишь бездумно потирает пальцы, на которых еще ощущалась последняя воля его учителя. Он чувствовал, огонь не потух - пробрался в самую душу, уютно устроившись в застывшем от холода сердце. В глазах неприятно защипало. — Зачем ты пришел, Бьякуран? Тсуна опасливо делает шаг назад, не сводя настороженный взгляд с незваного гостя. Реборн отправил приглашения год назад, тогда же Тсуна впервые начал курить. Неужели он догадался? Бьякуран лукаво усмехается. — Всего лишь рассказать тебе пару историй. Щелчок. Блаженная тьма накрывает их с головой. Мелодичное стрекотание сменяется мерным тиканием часов, в нос тут же бьет резкий аромат цветов. Тсунаеши невольно напрягается, вытягивается, словно струна, и растерянно оглядывается. От контраста ослепительной белизны и алых маковых искр рябит в глазах и он поспешно переводит взгляд на виновника происшествия. Тот, закинув ногу на ногу и вальяжно откинувшись на спинку, пристально наблюдал за ним, словно хищник за неудачливой жертвой. Легкая улыбка неизменно сияла на его лице. — Не желаешь выпить чашечку чая? Он разливает горячий напиток по кружкам и, не дождавшись ответа, подвигает одну Саваде. Тсуна напряженно замер, подобно льву, готовящемуся к прыжку. — Откажусь. К чему этот фарс, Бьякуран? Тсунаеши окидывает собеседника настороженным взглядом. Платиновые волосы неряшливо торчат в стороны, белоснежная рубашка растегнута на верхние пуговицы и также небрежно заправлена в светлые брюки. Несмотря на конфликтные отношения с Вонголой, Бьякуран кажется удивительно расслабленным, даже находясь лицом к лицу с боссом враждующей семьи. — Считай это примирительным жестом, Тсунаеши-кун. Семье Джессо всегда нужны сильные союзники за спиной. Савада недоверчиво фыркает, но взгляд не отводит. Выжидает, в любой момент готовый дать отпор. — Слышал, недавно объявился потомок Рикардо. — Бьякуран одной рукой подпирает голову, второй же тянется к стоящей на столе чашке. — Собираешься бежать, как в свое время Джотто? Холодный пот неприятно морозит кожу. За окном рыжим пламенем горит закат, заливая комнату золотом и отражаясь в таких же янтарных глазах. — Откуда тебе известно? Эта информация не разглашалась даже высокопоставленным чинам Вонголы. Бьякуран лишь шире улыбается, замечая яркие искры пламени на кончиках пальцев. Он делает глоток и переводит взгляд на гладкую поверхность воды, лениво переливающуюся в лучах закатного солнца. — У меня много источников, Тсунаеши-кун. Конкретно об этом поведал мне ты. Савада замирает. Пламя на мгновение затухает, но тут же вспыхивает вновь, случайно обугливая белоснежную ткань дорогостоящего кресла. Параллельные миры. Тсуна напряженно оглядывается и даже не обращает внимание на испорченную мебель - новый диван наверняка стоит в соседней комнате, ожидая ухода гостя. Бьякуран уже вел этот диалог с ним. Другой он с другим Савадой Тсунаеши. Он задумчиво постукивает ногой, тщательно обдумывая ответ. — Он собирается поднять восстание в случае, если в ближайшее время я не передам ему пост. Вонгола не может рисковать людьми. — Это ведь не единственная причина, не так ли? От пристального взгляда аметистовых глаз по телу пробегают мурашки. Тсуна нервно сглатывает, понимая, что спорить с небом Маре бессмысленно. Как много он рассказал о себе? Суммируя бесконечность вселенных - всё и даже больше. — Жизнь, подобно колесу Сансары - циклична. Вонголу это затронуло больше всего. - Савада тяжело вздыхает, принимая поражение. — Недавно убили возлюбленную Мукуро, ничего не напоминает? Тсуна скалится, вспоминая пылающий ненавистью с застывшим в глубине отчаянием взгляд Рокудо. Взгляд, который он видел только у Спейда. Бьякуран молчит, тщательно обдумывая ответ. Он задумчиво наклоняет голову, пробегаясь взглядом по белоснежному ковролину вдоль периметра офиса и останавливаясь на нетронутой чашке Савады. Он на мгновение застыл, неестественно пустым взглядом вперившись в слепящее небесное огниво, отражающееся на поверхности воды. Казалось, вместе с ним застыло само время. — Я видел много миров.. — наконец сказал он. — Тысячи параллельных вселенных, некоторые из которых были настолько причудливы, что сложно было поверить в их единое происхождение. Однако какими бы различными они ни были, в них всегда оставалась единственная константа. — Бьякуран задумчиво провел большим пальцем по мерцающему янтарным пламенем кольцу. — Это небеса Три-ни-Сетте. Что бы ни происходило с миром, в какой бы хаос ни было погружено человечество, лишь троих неизбежно постигала одна участь - быть хранителями системы мироздания. — Надеюсь ты привел меня сюда не для того, чтобы рассказать о неизбежности судьбы небес Три-ни-Сетте. Вонгола давно показала мне это, — Тсуна ядовито усмехается и проводит рукой по медовым локонам волос. — своим изощренным способом. — Наоборот, я пришел развеять это заблуждение. Савада удивлённо поднимает брови и кривит губы в едва сдерживаемом раздражении. Он давно уже потерял надежду выбраться из этого порочного круга и меньше всего хочет обсуждать это с ним. — Годами я наивно полагал, что Вонгола дала мне свободу и возможность воплотить идеи в жизнь. Я был уверен, что мое истинное желание - защищать народ, что я обязан изменить неоправданно жестокую мафию изнутри. — Тсуна закусил губу и бросил короткий взгляд на небесное кольцо Вонголы. Хотелось закончить разговор как можно скорее. — Однако лишь став зеркальным отражением Примо я понял, что ни одно из этих убеждений не принадлежит мне. Биография каждого хранителя будто списана с исторических книг библиотеки Вонголы. Так каким же образом ты собираешься развеять мои убеждения? Бьякуран выглядел задумчивым. Он смотрел прямо на него, но взгляд был устремлен в пустоту, от чего возникало вдвойне неприятное чувство. Порой он будто выпадал из реальности. Просматривает параллельные миры? — Сепира действительно благоволила Джотто. Она одарила его бессмертием души и силой, позволяющей запечатать пламя колец навсегда. — Тсуна неприятно поморщился. — А потому неудивительно, что для раскрытия истинной силы носителю необходимо буквально повторить судьбу основателя Вонголы - чем больше воля носителя схожа с Примо, тем ярче пылает пламя кольца. На мгновение он замолчал, задумчиво вглядываясь в мрачнеющее лицо Савады. — Когда даже пламя кольца требует, чтобы ты принял идеи Примо, начинаешь сомневаться в собственной воле, верно? Я могу понять тебя, Тсунаеши-кун. — Неужели? А мне то казалось, что жизнь в параллельных мирах не предусматривает необходимость становиться копией давно покойного предка. — Мы похожи больше, чем ты думаешь. Мне знакомо чувство безысходности, разъедающее тебя изнутри при виде практически идентичных вселенных. Прошлое делает нас такими, какие мы есть. Так что же случится, если этот опыт един для Бьякурана из всех параллельных вселенных? Проживая прошлое иных версий себя, постепенно начинаешь забывать, какие из воспоминаний принадлежат тебе настоящему. Тсуна молча отводит взгляд. Он помнит того Бьякурана, что, поддавшись желанию власти, разрушил миры до самого основания, превратив каждый из них в копии друг друга. Он понимает. — Однако несмотря на все причуды судьбы, мы остаемся творцами собственной жизни, и бесконечность параллельных вселенных тому подтверждение. Почему ты вытащил Мукуро из тюрьмы? Потому ли, что должен был или же потому, что захотел этого сам? Тсунаеши прикрывает глаза. В тот момент ему и в голову не могло прийти, что он согласится на пост босса. Тогда ему было плевать на Вонголу, и тем более на роль Мукуро в ней. Он лишь хотел помочь ему, и даже пугающий скрежет зубов Вендиче не в силах был остановить его. Он знал, что все получится, потому что интуиция Вонголы никогда не ошибается. — Почему ты остановил прорыв точки нуля во время битвы колец? Занзас опасен, он мог и глазом не моргнув прикончить всех твоих близких. Но несмотря на это ты сжалился и доверил ему жизни своих хранителей. Тсуна помнил чувство тепла, окутавшее его тогда. Злость бесследно исчезла, а интуиция настойчиво шептала, что Занзас признал его и больше не представляет опасности. В его глазах плескался страх, и Савада никогда не смог бы ему навредить. — Что, если я скажу, что в десятках тысяч миров ты убил их обоих? Сжег в янтарном пламени, не оставив ни следа, заковал в вечный лед, что не смог растопить даже Девятый. Как думаешь, почему другой ты поступил так? Тсуна задумался. Ему было тошно от одной мысли об убийстве невинного. Ответ лежит на поверхности, но признать его не хватает духу. — Не сумел подавить пламя? — Неверно. — Бьякуран улыбнулся своим мыслям. — Никто из них не сомневался в своем решении, либо же эти волнения были слишком слабы. Они сами выбрали этот путь, Тсунаеши. Савада опустил взгляд, обдумывая слова Бьякурана. — Они, как и ты, следовали своим убеждениям. Несомненно, настоящее Вонголы тесно связано с ее истоками, однако никто не в силах лишить тебя выбора. Необходимость сохранять небо Три-ни-Сетте не обязывает тебя следовать традициям, созданным в свое время Джотто, и лишь от тебя зависит, как этой силой воспользуешься ты. Тебе лишь нужно принять это, Тсунаеши-кун. Тихая трель интуиции подсказывает, что Бьякуран прав, утробно урчит, вслушиваясь в желанные речи. А Тсуна все мечется, боясь обжечься о вновь горящую адским пламенем надежду. Он с сомнением смотрит на Бьякурана, вглядывается в аметист глаз и болезненно разбивается о глубокий лед. Тсунаеши впервые боится довериться интуиции. — Почему я должен тебе верить? Три года назад Рехей случайно убил своего соперника на ринге, после чего ушел из спорта и посвятил свою жизнь служению богу. Такеши отказался от мечты и продал свое снаряжение ради спасения "семьи", а Хибари несколько лет назад стал главой CEDEF. История повторяется, Бьякуран. Пройдёт еще пару лет и нынешняя Вонгола станет отражением первого поколения. Комната погружается в тишину, нарушаемую лишь мерным тиканием часов. Бьякуран молчит, не шевелится. Он вновь пристально вглядывается в Тсунаеши, и от этого взгляда у него перехватывает дыхание. Савада мог поклясться, всего на мгновение на дне его глаз он заметил искру сомнения. Однако наваждение спадает, стоит улыбке вновь расцвести на его лице. Бьякуран задумчиво постукивает пальцами по мягкой обивке кресла. — За свою жизнь я встретил многих Тсунаеши.. Один из них - добрый, наивный, но зашуганный мальчик - не выдержал давления со стороны Реборна и в 16 лет перерезал вены на обоих запястьях. По телу прошел холодок. — Другой Тсунаеши, поддавшись обаянию Мукуро, потерял себя, добровольно став марионеткой в руках собственного иллюзиониста. Третий не смог освоить прорыв точки нуля и был застрелен Занзасом, бесследно исчезнув в кровавой истории Вонголы. Четвертый, с головой погрузившись в хаос мафиозного мира, верил, что жизнь - лишь плохо продуманная игра без точек сохранения, а потому с азартом бросался в бой, и каждый раз будто в последний. На одной из перестрелок в пылу сражения он случайно убил собственного хранителя. Спустя неделю его нашли с бутылкой виски в одной руке, и разряженным  пистолетом в другой. Бьякуран замолкает, молча всматриваясь в сверкающие сомнением глаза Тсуны. Он хочет верить ему. — Ты пришел к тому, кто ты есть сейчас не потому, что в тебе течет кровь Вонголы, а потому, что сам выбрал этот путь. И твоя нынешняя схожесть с Джотто - не воля кольца. Это проявление твоего собственного желания. Тебе лишь нужно принять, кем ты стал. Принять себя, Тсунаеши. Он расслабленно откидывается назад и устало трет переносицу. Саваду не покидало ощущение неправильности происходящего, однако чем дольше он слушал Бьякурана, тем меньше аргументов у него оставалось. — Зная об этом, ответь мне - так есть ли у тебя свобода воли? Интуиция согласно звенит, умиротворенно шепчет верный ответ. Тсуна сомневается, чувствует, что что-то не так, раз за разом мысленно прокручивая диалог. От настойчивой трели начинает болеть голова, нещадно трещит, подобно сломанному телевизору, и Тсуна уступает. Он устал от нескончаемых сомнений, годами сжигавших его изнутри. Он хочет довериться ему. Ведь интуиция ещё никогда не ошибалась. Савада осторожно кивает. — Есть. Уголки губ дрогнули в улыбке. Бьякуран лукаво ухмыляется, делает последний глоток и ставит чашку рядом с нетронутым чаем Савады. Тсуна прикрывает глаза, обдумывая слова Бьякурана. Он сам убедил себя в невозможности изменить судьбу, сам решил, что является воплощением Примо. Все это время он был собой, ему лишь нужно принять это, верно? Интуиция ласково шепчет ему, практически требует, чтобы он согласился. И Тсуна сдается. Он поддается ей, доверчиво тянется к небесному пламени, заботливо окутывающему его изнутри, и.. Падает в пропасть. — Прими мою благодарность, юный Джессо. Глаза Савады чуть прищурены - в них видится столетняя мудрость и яркое пламя, таящее в себе разрушительную силу. Плечи его расслаблены, осанка гордая, а на губах сияет легкая улыбка. Небесное пламя мерцает в лучах закатного солнца, отбрасывая янтарные искры. Словно сжигает что-то, оставляя после себя лишь пепел, окрашивающий радужку россыпью золотой пыли. Бьякуран нервно растягивает губы в притворной улыбке, все еще обдумывая прошедший диалог. — Всегда рад помочь. Как я и говорил, семье Джессо нужны сильные союзники за спиной. Колесо Сансары дало оборот.