Разочарование

11 месяцев назад.

      Пятый — тихий ребенок, как могло показаться с первого взгляда. Он застенчивый, сдержанный. Но Диего знает правду. Знает Пятого лучше, чем самого себя. И он вовсе не тихий, нет. Наоборот, он наглый, откровенный и невероятно храбрый. Его настоящий смех — бесстыдный и заразительный. Шутки саркастичны, а гнев громкий. Пятый никогда не замолкает. если только ему не больно. И прямо сейчас в машине царит мертвая тишина. Неглубокое, похожее на всхлипы дыхание Пятого — единственный звук, кроме стука колес по неровной дороге. И Диего не может этого вынести. Молчание Пятого хуже, чем его гнев. Хуже, чем его самооправдание. Хуже, чем все на свете. Диего пытался заглушить тишину бессмысленными словами в начале их поездки, но Пятый не слышал. Его нахмуренные брови и растерянный взгляд причиняли Диего боль, еще большую, чем тишина. Поэтому он закрыл рот и сосредоточился на чем угодно, кроме обиженного Пятого, которого, возможно, больше никогда не услышит. Он ушел в себя, втянув плечи внутрь и крепко сжимая руками полицейскую куртку, которую Диего нашел для него на заднем сиденье машины. Он дрожит, а лицо покраснело. Диего беспокоился. Что если он потеряет Пятого из-за какой-то инфекции. Что происходит, когда настоящий и прошлый ты разделен? Возможно ли такое вообще? Диего не знал. Он бьет рукой по рулю. Быстро, с сожалением взглянув на Пятого. Он благодарен, что тот не заметил его припадка. Вместо этого глаза мальчика крепко зажмурены. Похоже, ему больно. Диего хотел бы предложить что-то большее, чем лекарства от простуды и гриппа, которые он украл в отдаленном круглосуточном магазине. Пятому, казалось, совсем не стало лучше за четыре часа с тех пор, как он принял их. На самом деле ему кажется, постепенно становится хуже. И Диего не знает, что делать. Пальцы сжимают руль, пока костяшки пальцев не побелеют. Диего мог сделать больше. Мог быть чем-то большим для Пятого. Но вместо этого он ведет себя как какой-то молчаливый задумчивый водитель. Что бы Диего чувствовал, если потерял слух таким травмирующим способом? И в тоже время человек, который утверждает, что хочет его, застрял в своей голове. Слишком парализованный страхом, чтобы помочь, отвлечь и просто, черт возьми, поддержать. Диего медленно разжимает ноющие пальцы. Ему не обязательно было что-то говорить. Вместо этого он протягивает руку к Пятому. Накрыв ладонью сжимающую собственную руку пальцы Пятого. Диего смотрит, как он вздрагивает и поднимает на него взгляд. — Я здесь, — Диего медленно и уверенно шевелит губами. Сквозь туман и отстраненность в глазах Пятого он, кажется, понимает. Брови Пятого расслабляются, а хватка на его собственной руке ослабевает под ладонью Диего. Он кивает, смаргивая слезы. Диего переводит взгляд с дороги на Пятого. Другая рука поднимается, чтобы мягко убрать волосы с глаз мальчика. И тогда Пятый опирается спиной на спинку сиденья. Это все, что требовалось. Диего всегда думал, что с детьми трудно. С детьми легко. Они жаждут быть любимыми. И когда Диего улавливает тошнотворную полуулыбку Пятого, становится поразительно ясно, что он любит этого ребенка. Диего не думает, что он когда-либо любил кого-либо раньше. Ни одну из своих подружек, ни братьев и сестер. И уж точно не Реджинальда. Но все же каким-то образом он знает, что так оно и есть. Он не просто хочет оставить Пятого в своей жизни, он хочет быть его отцом. Он хочет защищать его и заботиться о нем. И он хочет быть лучше, чем был раньше. Хочет быть чем-то большим, чем отцы, которые были до него. Он хочет быть достаточным, чтобы заслужить заботу о ком-то таком особенном, как ребенок, сидящий рядом с ним. Должно быть, это и есть любовь, верно? То чувство, которое подкатывает к горлу, когда человеку, о котором ты заботишься, больно. Это чувство, когда все, что ты хочешь сделать — это заставить его улыбнуться. Это чувство, когда они заставляют тебя хотеть быть лучше. И это такое потрясающее понимание, что у него самого на глаза наворачиваются слезы. Он любит этого ребенка. Своего ребенка. И теперь все, что нужно сделать — это найти способ сказать ему об этом. Если, конечно, Пятый сам об этом не знает. Что было бы удивительно, учитывая, что Диего оглядывается назад. Это было довольно очевидно. Он просто не совсем собрал свой собственный кусочек головоломки, чтобы понять, что означало жертвовать собой снова и снова. Не то, чтобы у него было много опыта в сфере любви, чтобы сравнивать. Но у Пятого тоже его не было. Может быть, они смогут вместе узнать, что значит любовь, что значит быть семьей. Если бы только они могли спастись от людей, пытающихся отнять у него единственное, ради чего у него когда-либо была причина жить. Несколько часов спустя, когда небо начинает темнеть, Диего начинает понимать, насколько он устал. И если он продолжит вести машину, у него может никогда не представиться шанс поделиться своим новообретенным осознанием. Поэтому при следующей вывеске мотеля, которую он видит на пустых проселочных дорогах, он следует за ней и заезжает на парковку. Ранее, после кражи лекарства, Пятый рылся в отделении для перчаток и обнаружил бумажник полицейского. Диего не мог чувствовать себя виноватым из-за кражи лекарства или из-за того, что он собирается сделать, когда кладет деньги в карман и выходит из машины. Он жестом просит Пятого подождать его и направляется в вестибюль. Он возвращается к машине через десять минут, и почему-то Пятый выглядит еще хуже. На его лбу выступают капли пота, а когда Диего открывает пассажирскую дверь, то замечает как сильно он трясётся. — Эй, — шепчет Диего, присаживаясь на корточки. Пятому требуется на мгновение больше, чем Диего хотелось бы, чтобы даже осознать, что мужчина стоит спиной к машине. Его взгляд медленный и пустой, когда он снова смотрит на Диего. Диего проклинает себя, наблюдая как дрожащей рукой Пятый расстегивает ремень безопасности, качаясь из стороны в сторону выталкивает себя из машины. Он не сделал и двух шагов, как начал оседать на асфальт. К счастью Диего успевает схватить его за плечи, прежде чем упасть. — Черт, — бормочет Диего, одной рукой обнимая Пятого за плечи, а другой закрывая пассажирскую дверь. Пока они идут или, скорее, спотыкаются по направлению к своей комнате, Диего замечает, насколько рубашка Пятого мокрая от пота, а руки покрыты мурашками. Свободной рукой он нащупывает свой задний карман и убеждается, что пакет с лекарствами все еще у него. Как только он это делает, он полностью сосредотачивается на том, чтобы помочь Пятому спуститься по тротуару к комнате 107.       Закрыв за собой дверь, Диего укладывает Пятого на единственную кровать в номере. К несчастью хватило только на это. Но он замечает потрепанный диван, пока натягивает одеяло на трясущиеся плечи Пятого. «Придется обойтись этим» — думает Диего, укутывая Пятого так плотно, как только может. Он подтаскивает дополнительные подушки, чтобы уложить Пять. В этот момент у него начинают стучать зубы. Лицо Диего искажается беспокойством, когда он прикладывает тыльную сторону ладони ко лбу. Слишком горячий, чтобы Диего не смог сдержать вздоха. Он чертыхается и исчезает в ванной, прихватив чашку, полную воды из-под крана, и мокрую холодную мочалку. Диего садится на край кровати, расширенные зрачки Пятого следят за ним, когда он медленно протягивает руку, чтобы положить мочалку на лоб. Он роется в кармане, вытаскивает упаковку таблеток и протягивает одну. Пятый берет ее рукой покрытой гусиной кожей рукой и дрожащей хваткой берет стакан. Диего забирает стакан обратно, как только Пятый закончил пить, оставляя его на тумбочке. Вновь закутав ребенка под одеяло, натянув его до подбородка, Диего сидит так несколько минут, пока глаза Пятого не закрываются, а губы не перестают дрожать. Только тогда он отходит, решив, что с ребенком несколько минут все будет в порядке, пока он принимает душ. Диего не может сдержать вздоха облегчения, ступая под теплые струи воды. Он никогда не чувствовал себя таким грязным, как в последний раз… как бы давно это ни было. По крайней мере, он будет чувствовать себя немного чистым под пропитанной потом одеждой, которую ему придется снова надеть.       Когда вода попадает на его лицо, Диего старается придумать, что делать дальше. Избавиться от полицейской машины. Шаг первый. Честно говоря, это следовало сделать раньше, но Пятый так беспокоил Диего, что он старался как меньше делать остановок. Значит по другому. Справиться с лихорадкой Пятого, слухом и остальным. Шаг первый. Избавиться от полицейской машины. шаг второй. А добраться до Монтаны незамеченными номер три. И там он думает, что у них не будет проблем с поиском места, где никто и никогда не найдет их снов. Может тогда у него появится шанс заняться семейными делами. Может они наверстают потерянное время. Диего может стать настоящим отцом. Не смотря на нынешние обстоятельства, это вызывает у него трепет. Мысль о том, что они вдвоем против всего мира, мысль о настоящей семье. Пятый заслуживает этого и больше. Диего не может дождаться возможности доказать ему это. Он улыбается, представляя, какой могла быть их жизнь, когда они преодолеют эти препятствия. Но затем он слышит крик, который заставляет его перестать улыбаться и не сломать копчик, когда он поскальзывается на выходе из душа. Диего не выключает душ, натягивает одежду на мокрую кожу, а затем хватает фен, высоко подняв его над головой, и с грохотом распахивает дверь ванной. Обводя взглядом комнату, Диего останавливает взгляд на Пятом, ворочающемся в одеяле, хнычущем, пока слезу текут по его слеза. Диего моментально оказывается рядом, бросив фен на пол. — Хей, Пятый, — шепчет Диего, забывая, что он его не слышит. Присев на край кровати, Диего легонько толкает мальчика в плечо. Ничего. Он протягивает руку, чтобы коснуться мочалки и шипит от исходящего от нее тепла. Лицо Пятого ярко-красное и такое перекошенное от боли. — Пять, — говорит Диего громче, встряхивая ребенка немного сильнее, чем в прошлый раз. Пятый не приходит в себя, и сердце Диего подскакивает к горлу. Высокая температура может быть действительно опасной, Диего это знает. Судороги, повреждение мозга, смерть. У него нет градусника, но он знает, что это плохо. Ребенок не просыпается, и он так перегрелся и все еще дрожит, что Диего принимает ответственное решение, за которое, возможно, ребенок возненавидит его позже. Но ему все равно. Он жив — это все, что имеет значение. Поэтому Диего стягивает одеяла, осторожно снимает полицейскую куртку, берет Пятого на руки и несет его в ванную. Осторожно укладывая его в ванну, он переключает подачу воды на кран и включает его на самую холодную настройку, позволяя ледяной воде начать наполнять ванну. Пятый стонет, когда вода начинает плескаться у его дрожащих ног. Его штаны намокают, когда вода поднимается. Диего опускается на колени рядом с ванной, приподнимая голову Пятого, большими пальцами нежно потирая его щеки в попытке мягко разбудить. — Пятый, очнись, черт возьми, — выдыхает Диего, затаив дыхание наблюдая, как глаза Пятого закатываются под веками, лицо подергивается. Только вода доходит до пояса, Пятый со вздохом открывает глаза. — Слава богу! — вздыхает Диего, прижавшись своим лбом в лоб Пятого. Он чувствует, как его трясет, когда он безуспешно сдерживает рыдания. Пятый молчит, прижимаясь к нему в крепких объятиях. Диего отстраняется заглядывая в глаза Пятого, пока слезы текут по лицу. Зеленые глаза смотрят в ответ более насторожено, чем за всю поездку в машине. Диего в замешательстве, но оно быстро сменяется болью, когда ладонь Пятого практически бьет его по лицу. Много времени не требуется, чтобы понять, что он пытается вытереть слезы. Это такой милый жест, что Диего плачет только сильнее. — Я думал, что потерял тебя, — говорит он в основном самому себе. Но Пятый прерывисто бормочет: — Извини. Это слишком тихо, но Диего слышит. Он хочет сказать, что его вины здесь нет, что он заслуживает гораздо лучшего, чем то, через что ему пришлось пройти. Диего грубо вытирает лицо рукавом рубашки и тянется, чтобы выключить воду. Опустив руку в ледяную воду, он подносит ее голове Пятого. Проведя по мокрым от пота волосам, Диего продолжает это действие, пока Пятый со вздохом закрывает глаза. Вода стекает по его лбу. Диего делает это, пока его рука не устает, а затем еще несколько раз после этого. Затем он протягивает руку и снова прикладывает тыльную сторону ладони ко лбу Пятого. Теплая, что намного лучше, чем раньше. — Холодно, — тихо говорит Пятый, глядя на Диего. Он кивает, шмыгает носом, пока встает. Его колени скрипят, когда он наклоняется, чтобы помочь Пятому встать. Он весит почти вдвое больше своего обычного веса, а вода насквозь пропитала его штаны. Диего хотел бы, чтобы он мог предложить переодеть одежду. Хотел бы, чтобы они были в мотеле получше, где есть хотя бы халат. Но с этим придется подождать. Вместо этого он делает все, что в его силах, вытираясь полотенцем и выжимая ткань. Пятый дрожит, когда Диего помогает ему выйти из ванны на его трясущиеся ноги. Когда мальчик начинает соскальзывать, он хватает Диего за предплечье и позволяет вывести себя из ванной обратно к кровати. Они мало что могут поделать с мокрыми штанами, поэтому Диего помогает ему снова завернуться в одеяла. Вероятно, для него не самое лучшее спать в мокрой холодной одежде. Но Пятый и без рубашки уже достаточно смущен. Диего помогает ему снова надеть куртку полицейского и надеется, что он сможет найти их одежду завтра. Аккуратно укладывая его, как делал это раньше, Диего внимательно наблюдает за лицом Пятого в поисках любого признака того, что ему снова больно. И как только он заканчивает укладывать ребенка, он отступает назад, прошептав «спокойной ночи». Направляясь к дивану, Диего чувствует, что сегодня ночью ему не удастся выспаться. На самом деле он, вероятно, не будет спать всю ночь, смотря Пятого, чтобы убедиться, что подобное больше никогда не повторится. Когда он двигается, чтобы сесть на диван, он слышит прерывистый шепот. — Папа. Он вскакивает, как только что пораженный молнией. Брови приподняты, рот открыт. «скорее всего, он просто бредит от лихорадки», — рассуждает Диего, возвращая свои ожидания к разумному уровню, когда возвращается к кровати. Пятый смотрит на него снизу вверх, как будто ему так много нужно сказать. Но он слишком напуган, чтобы произнести это. — Не надо… — начинает Пятый дрожащим голосом. — Что случилось? — Диего спрашивает медленно, беззвучно шевеля губами. — Не уходи, — наконец говорит Пятый, смущенно отводя взгляд. И это. это разбивает сердце Диего. Поэтому он кивает и делает знак подвинуться поближе. Как только он это делает, Диего погружается в буррито из покрывал, заставляя себя не съеживаться от сырости кровати. Как будто его одежда не промокла насквозь. Он устраивается поудобнее на одеялах, а затем медленно протягивает руку, нежно притягивая Пятого к себе на руки. Пятый лежит боком к Диего. Его голова прижата к его груди. Руки крепко обвиваются вокруг него, а Пятый хватается за обнимающие его руки. Опустив подбородок на волосы ребенка, Диего медленно начинает напевать песню «Больше чем чувство» надеясь, что вибрации в его груди будут успокаивающими. Он поет до тех пор, пока глаза Пятого не закрываются. Лицо становится мягким и лишенным боли. И тогда Диего шепчет: — Я люблю тебя, малыш. И даже он сам может признать, каким само саботажем он иногда занимается. Пятый, по крайней мере, временно глохнет и засыпает. И только тогда Диего может пробормотать те три слова, которые он никогда никому раньше не говорил. Но засыпая рядом с ребенком, обещая, что скажет это снова. И снова, и снова. Пока он не начнет чувствовать, что его любят.