***
Он думает о ней в душе. Какое, в самом деле, подходящее место для размышлений о номере 237… Кто бы только не подумал о мертвой женщине здесь, в ванне? Но реакция его тела была совершенно неуместна. Он представляет себе, как ее растянутая кожа начинает разрываться над раздутыми мышцами. Он представляет себе зеленовато-коричневые пятна, оставленные на ее бледном теле. Он вспоминает бесцветную, стоячую воду — смесь жидкой плоти, давно пролитой крови, дерьма и мочи. От одной мысли об этом у него подкашиваются ноги. Его плечо ударяется о стенку душа, он медленно опускается на дно ванны, опускается на колени под струи воды, позволяя им падать на волосы, позволяя волосам липнуть к глазам, позволяя воде капать с челки на нос, а затем в слив. Он весь дрожит. Его дыхание со свистом вырывается сквозь стиснутые зубы. Он не может определить, что громче — шум воды или стук его собственного сердца, отдающийся в ушах. Это безошибочный страх. Тогда почему он так возбужден? Почему его член прижимается к животу? Почему он почти бессознательно опускает одну руку вниз, поглаживая себя, даже когда ему спирает дыхание? Он не может выбросить из головы лицо женщины из номера 237. Он видит ее улыбку, ее зеленоватую кожу, ее желтые глаза и складки гниющей кожи. Он начинает плакать, и снова кончает.***
Ночью он смотрит на закрытую дверь ванной и полоску света, сияющую под ней. Теперь он достаточно хорошо понимает свои эмоции, чтобы распознать стыд, который испытывает. Он смешивается с другими чувствами — смущением, ужасом, вожделением. Уникальная смесь. Это смесь, которую он знал и раньше. Это то, что он испытывал с тех пор, как ему исполнилось пять лет, когда у него еще не было необходимого словарного запаса, чтобы описать это. Он наливает в стакан воду из-под крана кухонной раковины и опрокидывает его, как виски, убеждая себя, что это прогонит воспоминания прочь. Вместо этого, он чувствует слишком знакомый вкус: нотки меди и ржавчины. Вода, поступающая из деревенского колодца. Когда он думает об этом слишком долго — когда он позволяет себе задержаться на этом — он убеждается, что может попробовать и что-то более гнилое. Он помнит, как его рвало, когда ему было шесть лет, потому что мать давала ему воду из-под крана. Он вспоминает, как отрывался от унитаза с желчью на губах и потными волосами, прилипшими ко лбу. Он помнит, как натягивал штаны перед тем, как вернуться в комнату к маме, потому что каким-то образом, даже в шесть лет, акт рвоты, вода из-под крана и ванна — вызвали у него эрекцию. Он закрывает глаза. Он запирает воспоминание в шкатулку.