Путь

У Шое блеск в глазах, улыбка сияющая ярко-ярко и тысячи надежд. У Шое за спиной крылья, с помощью которых он взлетает высоко-высоко. Но как бы он не любил полеты — чувствовать землю под ногами было, почему-то, важнее. Возможно, потому что его крылья на самом деле лишь иллюзия для всех, для него самого, ведь летать он на самом деле не умеет. Люди не летают, а Хината Шое человек. Он уверенно шагает вперед, к своему будущему, к своей карьере в большом спорте. Ступает по дороге, которую прокладывает сам. И улыбается все так же ярко, ослепляет весь мир своей улыбкой, ослепляет Атсуму Мию. У Атсуму хитрющий взгляд, теплые объятия и миллионы «люблю». Хината не может перестать наслаждаться его шепотом на ухо, руками, которые каждый раз прытким кузнечиком оказываются у него под футболкой. В их квартире висят глупые фотокарточки с двумя глупыми людьми. Рыжие кудри каждое утро щекочат Мие нос, а горячие ладони каждый вечер прижимают Шое к своей груди. Их путь состоит из поцелуев, совместных завтраков и любвилюбвилюбви. Шое грезит волейболом, Атсуму помогает воплощать давнюю мечту в самую настоящую реальность, ведь стоит рядом на площадке, хлопает по плечу уверенно, задерживает прикосновение дольше обычного и ухмыляется Кагеяме в лицо. «Дурачится. Дурак Атсуму — думает Хината и пробивает очередной пас от своего связуящего» Они оба уверенно стоят на ногах, идут, держась за руки по дороге в совместное будущее и смеются, словно дети. А потом Хината Шое падает. Спотыкается, путь больше не освещен яркими воспоминаниями и палящим бразильским солнцем, Атсуму не смеется, а, почему-то, плачет, и сердце бьется, словно вот-вот выпрыгнет. — К сожалению это все, что мы могли сделать. — говорит старенький мужчина, — его лечащий врач, проводивший все операции и следящий за его состоянием. Записывает что-то усердно в блокноте, искоса поглядывая на рыжего сквозь толщу очков. Мия держит его за руку, поглаживает большим пальцем костяшки пальцев, сжимает губы в тонкую ниточку и смотрит на Шое отчаянно. Так не должно было быть. Не должно. Их путь не закончится так. — Волейбол. Я хочу играть в волейбол… — шепчет Шое, сдерживая накатившие горькие слезы и сильнее сжимает ладонь Тсуму. Врач тяжело вздыхает, поправляет свои очки и смотрит на него с минуту, прежде чем заговорить. — Будет чудом, если вы просто встанете на ноги. И быстро стучащее сердце трескается, разбивается на миллионы осколков. Хината тяжело дышит, сглатывает ком в горле, а тело дрожит. Дальше — неизвестность, пугающая, тянущая вниз. Его путь, кажется, исчезает. Протоптанная дорога растворяется и не остается ничего. — А чудес не бывает. Шое хочет кричать. Громко. Он вырывает руку из теплой ладони Атсуму и прижимает их ко рту, подавляя всхлипы. Перед глазами все плывет, Мия обвивает руками его маленькое хрупкое тело, зарывается в рыжие волосы носом, как раньше по утрам, напоминая о том, что он рядом. Всегда рядом. — О спорте придется навсегда забыть. — произносит врач на выходе из палаты и задерживает взгляд на бедном мальчике, чьи мечты только что разрушились. Разбились о холодный кафель, как слезы. У Шое пустота в глазах, улыбка измученная, не настоящая и тысячи надежд, которые никогда не сбудутся. — Ты готов жить с инвалидом? Атсуму молчит. Крылья, которые и так никто не видел и которыми он никогда бы в самом деле не смог воспользоваться — оторваны. Вырваны с кровью, переломаны и вороньи перья, словно листья, опали. Атсуму хотел бы собрать их все, приклеить на скотч или приштопать собственными руками с иголкой, которую он в руке держал от силы раз пять. У Хинаты истерики, недосып и инвалидная коляска, которую он ненавидит больше всего на свете. Солнце светит тускло, а в квартире пустота. Шое худой, невзрачный, с синяками под глазами, словно черные бабочки. Тсуму, кажется, ощущает каждый миллиметр его костей и видит каждую венку, когда прижимается к руке губами в немом поцелуе. Ему слишком плохо. Весной, когда уже нет сил молчать, миру рассказывают о том, почему их любимый Ниндзя Шое больше не играет. Вся новостная лента забита этим, в твиттере вообще, казалось бы, не вздохнуть. Хината с красными от слез глазами отвечает на добрые слова своих фанатов, скидывает два месяца назад сделанное селфи в квартире, где у него улыбка та самая — яркая-яркая. Специально, чтоб не думали о том, как он тут убивается. Подписывает «у меня все хорошо, правда! За мной ухаживает любимый человек и я счастлив», подкидывает еще много миленьких смайликов и прижимается к Атсуму, который все еще дрыхнет, причмокивая во сне и обвивая руками талию Шое. Фанаты верят, пишут восхищенно «чуваки, за ним ухаживает, если что, тсум-тсум!» и просят побольше совместных фттографий. Они вместе, Мия рядом и Хинате хорошо, когда он ощущает его дыхание у себя на шее и крепко сжимающие тело руки. Хината не чувствует себя таким сломленным, когда Атсуму готовит им завтрак в парных футболках, целует в щеку и иногда даже поет перед сном. Шое чувствует, что однажды он все-таки вновь встанет на ноги и они вместе продолжат идти по их совместному пути. Шое очень, очень сильно влюблен. Голоден до каждых касаний, желанных поцелуев в шею и когда его ноги закидывают на широкие плечи, прижимаются телом к телу и тоже любят. Звезды на небе ярче обычного. — Я обещаю тебе, Шое. — шепчет Атсуму, проводя ладонью по щеке рыжего. У Хинаты в глазах снова пусто. И Атсуму мечтает лишь о том, чтобы он улыбался как раньше. — Обещаешь что? — надрывный голос, из-за котрого хочется стать глухим, чтобы больше его не слышать, больше не знать, что это такое — когда Шое разбит. — Ты встанешь на ноги и мы вместе пойдем дальше. И Хината верит в это. Верит, потому что Атсуму никогда не врал ему. Верит, потому что Атсуму сдерживает обещания. Верит, потому что шанс есть всегда. Мия показывает ему реальные истории из интернета, когда, казалось бы, все кончено и человек прикован к коляске навсегда, но он совершает невозможное и снова начинает ходить, бегать, прыгать. Становится таким, каким он был раньше. И Шое тоже хочет. Почувствовать снова, как это, когда отпрыгиваешь от песка, пробиваешь пас своего связующего, скачешь к сокомандникам, как антилопа, ради того чтобы просто похлопать по плечу или приободрить. Хотелось вновь играть, вернуться в спорт и доказать миру, что ничего не может его сломить. Хотелось поцеловать Атсуму в прямом эфире, чтобы все знали — любят, живут вместе, встречаются, дышат друг другом и готовы сцепить руки в замок, как парочки. Они находят специальные упражнения, Шое начинает посещать оздоровительный центр, знакомится со многими интересными людьми, которые даже узнают в нем бывшего известного волейболиста и желают успехов. Хината, кажется, впервые искренне улыбается другим людям, после всего того, что произошло. Мия приподнимает его за подмышки, ставит между двумя поручнями, чтобы тот держался руками, придерживает талию и говорит «Передвигай ногами, че расслабился». Объяснения, что ног он, вообще-то, не чувствует — ничего не дают. Атсуму смеется, продолжает гнуть свою линию, мол, не притворяйся дурак и иди. Шое смеется тоже. У них все хорошо. Прошло два года с того момента, как Шое получил физическую травму и это привело к параличу обеих ног. Каждый врач пожимал плечами. «В твоем случае невозможно» — слышал он больше пяти раз и каждый раз разбивали ему сердце. Но спустя два месяца терапии, которая состояла из физических упражнений и приема лекарства, которое применяется для лечения тревожных неврозов — был сделан шаг. Такой маленький, но уверенный и подающий надежду. Шое и Атсуму тогда оба расплакались, на радостях во все свои чаты написали о том, что невозможное им подвластно и выложили из оздоровительного центра селфи, где Мия целует Хинату в щеку, а тот улыбается теперь действительно как раньше. Мир приобретает былые краски, Шое начинает верить, что вернется в спорт. И эта вера разжигает огонь в его сердце, который с каждой минутой горит все ярче и ярче. Жить, почему-то, становится проще. Хината вдыхает чистый воздух, смотрит на солнце в небе и плачет, от счастья, вероятно. Атсуму целует его в ушко, а потом зарывается носом в рыжие кудряшки, шепча что-то про любовь. Спустя время терапия проходит успешно и Шое избавляется от инвалидной коляски. Воспоминания о палящем бразильском солнце снова всплывают в голове. Мия держит его за руку и они продолжают вместе идти дальше. Он не может прыгать как раньше, но это не мешает ему продвигаться в будущее. Атсуму целует его запястья, приводит на тренировки, а после них опаляет шею горячим дыханием, оставляя на ней багровые метки. А Шое просто смеется, наивно и по-детски, созванивается со всеми знакомыми, поздравляет Ячи с Куроо, у которых на днях родилась девочка, написывает Кагеяме, у которого через месяц планируется свадьба, шутит про былые времена и улыбается. Он живет. — А ты мне когда колечко на палец наденешь, Тсум-Тсум? — запрыгивает на него со спины Хината и орет в самое ухо, обвивая руками его шею. — А ты хотел бы? — смущается Мия, подхватывая парня под бедра и кружа с ним по комнате. — А ты? — отвечает рыжий вопросом на вопрос и лыбится, словно кот. А Атсуму, почему-то, опять молчит. И это молчание напрягает. Обычно он бы отшутился, или же укусил за нос, а потом они бы вместе упали друг на друга, катаясь по полу и весело смеясь. Но блондин хмурится, начинает жаловаться, мол, голова болит, и уходит в другую комнату, попутно опуская Шое на холодный деревянный паркет. Хината смотрит на удаляющуюся спину возлюбленного, а в голове лишь одна мысль — что-то идет не так. Они меньше дурачатся, а парные футболки давно валяются забытым комком в самом дальнем шкафчике с одеждой. У Атсуму вид целыми днями напряженный, словно он боится чего-то, но все равно улыбается через силу, будто это поможет не заметить его настоящего. Опаленный красным закатом, Хината смотрит на него, на подрагивающие руки, тяжелые выдохи, опущенный в пол взгляд и вспотевшие ладони. Хината смотрит и ничего не понимает. — Ты ведь любишь меня? — шепчет рыжеволосый, аккуратно проводя пальчиком по груди спортсмена, останавливаясь у сердца. — Я люблю тебя. И Шое верит. Потому что Атсуму никогда не врал. Возможно, раньше никогда. Потому что на следующий день Шое узнает то, чего никогда не должен был узнать. Это происходит за обедом, когда Хината шаманит у плиты, напевает мотив какой-то старой песенки и пританцовывает, покачивая бедрами. Мия нервно постукивает пальцами по столу, смотрит в окно, где с неба летят первые снежинки в этом году, кристальные и сверкающие на свету. Хината ставит тарелку с едой на стол, победно поднимая руку вверх, мол, «посмотри, какой я у тебя шеф-повар!» и смеется, так искренне и по-настоящему, что у блондина напротив начинает колоть где-то в груди. Он поднимается со стула, подходит к Шое вплотную, обнимает ладонями его лицо и мимолетно прижимается своими губами к его. — Я тебя не люблю. — произносит Мия, смотря рыжеволосому прямо в глаза. — Нам нужно расстаться. Шое замирает. — Это не смешно. — шепчет Хината, обвивая своей ладонью руку Атсуму, поглаживая кожу и ощущая родное тепло. — Правда вообще — штука не смешная. У Шое где-то внутри ломается что-то важнее костей. Атсуму опускает свои ладони, оставляя на щеках лишь только отголоски былой теплоты и уходит из комнаты в коридор. Шое ощущает, как по лицу текут прозрачные слезы, краем глаза видит первый снег за окном, а ноги не двигаются. Хочется побежать за Мией, обнять крепко-крепко и сказать «дурак ты, Тсуму». Но он, почему-то, не может. Стоит как вкопанный, словно ждет чего-то и пытается принять. Путь, который они проложили сами — исчезает. Атсуму уже на пороге, надевает на себя куртку и, зачем-то, хочет уйти из их квартиры. Хината еле-еле передвигает ногами, подходит ближе, цепляется руками за стены, чтобы не упасть и тяжело дышит. А сердце и вовсе, словно останавливается. Мия дергает ручку двери, переступает порог, смотрит на рыжего как-то глупо и улыбается, как раньше. Хината делает рывок в его сторону, тянется рукой, но дверь уже закрывается. Атсуму чувствует себя освобожденным. А Шое, рыдая, падает на пол. И не знает, как идти дальше.