OVERSTREET — Blue
Чонгук сидит напротив, сложив руки на груди и глядя на него с подозрением. Юнги барабанит пальцами по столу, даже не думая отводить взгляд. Чонгук — ожидаемо — сдается первым. — Еда отравлена? — интересуется он, кивая на блюда, которые пару минут назад принесла официантка, и гулко сглатывает, сдавая с потрохами свое желание покушать. Еще бы, ребенок только вышел с вечерней тренировки, когда Юнги его подловил и потащил за собой. Он вскидывает брови. — Ты дурак? Я заказал ее при тебе, и при тебе ее принесли, — невозмутимо отвечает Юнги, и Чонгук хмурится. — Может, ты договорился с поваром. — Я впервые в этом кафе. — Я не могу быть в этом уверен, — настаивает на своем Чонгук, и Юнги раздраженно вздыхает. Это была плохая идея. Это с самого начала была ужасная идея. Из этого точно ничего не выйдет. Просто теперь, когда он уже позвал Чонгука в кафе, напугал его до полусмерти своим молчанием и до сих пор держит в напряжении, не выдавая причину, по которой они сидят здесь, давать заднюю глупо. — Послушай, малой, — Юнги прекращает отбивать монотонную дробь и подается вперед, заставляя Чонгука отпрянуть. Его смешные огромные глаза следят за каждым движением Юнги, как будто он хищник, который вот-вот нападет. Это даже смешно — Чонгук в два раза больше Юнги и наверняка сильнее, а боится его как огня. — Если бы я хотел тебя убить, ты бы уже был мертв. Но ты жив. И перед тобой куча еды. За которую, между прочим, плачу я. — Именно это меня и напрягает, — бурчит Чонгук, но все-таки берется за палочки, бросая на него подозрительный взгляд. — Я точно не умру после этого? Юнги пожимает плечами с отрешенным видом. — Я не могу тебе это гарантировать, всякое ведь может произойти, — комментирует он, наблюдая за тем, как малой начинает набивать рот. Ты можешь сколько угодно держать марку, но если ты голодный студент, перед которым полный стол халявной еды, ты сдашься быстрее, чем тебе скажут, что требуют за неё в качестве платы. — Например, ты можешь выйти и тут же попасть под машину. Или тебе на голову может упасть огромная сосулька. Или ты подавишься. И тогда ты после этого умрешь. Чонгук начинает кашлять, ошарашенно глядя на него, и Юнги подмигивает ему. — Я же сказал. Чонгук становится похож на хмурого щенка, но это длится недолго, ведь так много всего нужно успеть съесть, вдруг заберут? Он сметает еду с реактивной скоростью. Не успев прожевать что-то одно, он уже пихает в рот другое, пока Юнги смотрит на все это со смесью снисходительности и отвращения. — Ладно, — проглотив последний кусок мяса (он точно его жевал?), Чонгук откидывается на спинку стула и удовлетворенно складывает ладони на животе. — Теперь говори, что тебе нужно. Юнги нравится то, как быстро он перешел к делу. Он тоже предпочитает не тянуть кота за хвост. — Давай встречаться, — просто говорит он, и Чонгук, который, к своему сожалению, успел глотнуть чая, давится, окатывая каплями все лицо Юнги. Юнги стискивает зубы, чтобы не выругаться, и тянется за салфеткой, терпеливо вытирая чай со скул и со лба. Чонгук откашливается, и его глаза кажутся настолько огромными, словно вот-вот вылезут из орбит. — Какого хрена? — изумленно бормочет он. — Это я должен у тебя спросить, — цедит Юнги, комкая салфетку и откидывая ее в сторону. Чонгук снова тянется за чаем, и Юнги смотрит на него таким взглядом, что тот хватается второй рукой за первую, театрально останавливая ее, и прижимает ладони к груди. — Ладно, уговорил, подожду до окончания разговора, — не настаивает он. — Отлично, — шипит Юнги, делая глубокий вдох, чтобы успокоиться. — Давай встречаться понарошку. Я буду тебе за это платить. Наблюдать за выражениями лица Чонгука очень интересно. Он как открытая книга — по его глазам, по тому, какую форму принимают его миленькие розовые губы, по цвету его щек можно прочитать все его мысли. Сейчас он откровенно растерян. И смущен — его скулы персикового оттенка. Ему явно нужны объяснения, и вопросов в его кудрявой глупой голове так много, что он даже не знает, с какого начать. Он, наверное, даже не знает, как их сформулировать. Юнги становится его жалко, и он решает прийти ему на помощь. — Мой бывший парень, — Юнги осекается, ощущая, как стягивает глубоко в груди, но быстро берет себя в руки. Еще не хватало показывать свои слабости Чон Чонгуку, — поступил хреново. И я не могу с этим смириться. Во взгляде Чонгука появляется сочувствие, и Юнги предупреждающе поднимает палец. — Не вздумай. Никакой жалости. Суть не в этом, — Юнги отводит взгляд. Он правда долго над этим размышлял. Он взвешивал минусы и плюсы. Минусов было больше, но все-таки он сидит здесь. Напротив Чон Чонгука. Делая ему самое глупое предложение в стиле самых глупых сериалов и показывая, насколько неуязвимый Мин Юнги на самом деле уязвим. Ведь у него тоже есть сердце, и каждое сердце можно разбить. — Мне нужно, чтобы он видел нас вместе. Помозолим ему глаза, я тебе буду платить за каждое свидание. Обеды тоже на мне. Вот и все. Все знают, что у Юнги есть деньги. Он часто пишет музыку для рекламы, каких-то ситкомов, мультфильмов, делает проекты другим студентам за плату, занимается репетиторством. У Чонгука денег нет. Времени нет тоже. И сил на подработку нет. Но аппетит есть всегда. Поэтому тут, казалось бы, раздумывать не над чем. Но есть одно «но», и оно довольно весомое. — Ты же меня ненавидишь, — напоминает Чонгук. Юнги становится неловко. Неужели это и вправду так выглядит со стороны? — Нет, малой, — торопливо отрицает он. — С чего ты взял? Ты меня раздражаешь, — Чонгук на этих словах поджимает губы, — но чтоб ненавидеть? Нет. — Тебе неплохо было бы поучиться основам коммуникации, — бурчит он обиженно, сворачивая и разворачивая салфетку в руках. Он бросает на Юнги взгляд исподлобья и осторожно интересуется: — А почему… именно я? Это хороший вопрос. Юнги надеялся, что Чонгук не станет его задавать. — Ты единственный, кого я знаю в танцевальном отделении. Кроме моего бывшего, но не стану же я просить его, — говорит Юнги. И это, конечно, не единственная причина. Как бы глупо ни звучало, в ложных отношениях должно быть как можно больше правды. И именно поэтому Юнги озвучивает вторую: — А еще он тебя ненавидит. Чонгук оскорбленно приоткрывает рот. — Да что такого я вам всем сделал… — пораженно бормочет он, качая головой. — Не переживай, это из зависти, — отмахивается Юнги. — Ты танцуешь намного лучше, чем он. Даже когда мы встречались, я не мог сказать ему, что он круче. Потому что я никогда не вру. Чонгук тронут этими словами, но он не упускает из вида суть. Прищурившись, он обвинительно наставляет на Юнги указательный палец. — Ты буквально предлагаешь мне врать о том, что мы в отношениях, — напоминает он. — Я же буду тебе за это платить, — приводит аргумент Юнги. — Если ты будешь мне платить, разве это не считается проституцией? — Окей, — терпение Юнги лопается, и он встает. — Это была глупая идея. Достав кошелек, он вынимает несколько купюр, кладя их на стол, и смотрит прямо в растерянные глаза Чонгука. — Прости, что предложил это. Пока, Чонгук. Он разворачивается, и его сердце замирает, когда он чувствует неуверенную хватку на запястье. — Подожди, — тихо просит его Чонгук, и Юнги оборачивается, внимательно глядя на него. Чонгук не поднимает взгляда в ответ. — Ладно. Я согласен, — слабая улыбка появляется на его губах. — Никто не отказывается просто так от денег. Юнги чувствует, как камень падает с плеч, и садится обратно за стол, довольно усмехаясь. Чонгук не озвучивает еще одну причину, по которой согласился. Причину, которая — он точно знает — заставит его очень пожалеть об этом согласии. Некоторым вещам — даже в честных ложных отношениях — лучше остаться несказанными.***
— Окей, — воодушевленно начинает Чонгук, хлопая в ладоши. Они сидят в его комнате, Юнги по-свойски развалился на аккуратно заправленной кровати, сам Чонгук сидит за столом с ручкой и бумагой. Его сосед на парах и вернётся только к вечеру, поэтому времени у них полно. — Составим контракт. Юнги зевает, не утруждаясь тем, чтобы прикрыть рот ладонью. — Что за бред? Зачем? — интересуется он, и его равнодушный тон остужает энтузиазм Чонгука. Он надувает губы, уже менее воодушевленно отвечая: — Так было в фильме «Всем парням, которых я любила». Юнги очень много всего хочет сказать, но благоразумно прикусывает язык. Кажется, Чонгук наслаждается этим немного больше, чем должен. Не то чтобы Юнги был против, наоборот, ему это даже на руку. У него ведь нет четкого плана. Он не может сказать Чонгуку, что, мол, вот, мы добьемся этого, а потом разойдемся. Единственный его план — это подействовать на нервы бывшему. Будет неплохо, если Чонгук будет получать от этого хоть что-то, помимо денег. — Ладно, ты прав, — он решает его поддержать и соскребает себя с кровати в более собранное сидячее состояние. — К тому же, у нас в деле деньги. Если есть деньги, всегда должен быть контракт. В выражении лица Чонгука что-то неуловимо меняется, словно оно тускнеет всего на мгновение, но он все равно улыбается. — Отлично, — говорит он. — С чего начнем? И на этом на них находит ступор. Они долго молчат, неловко переглядываясь. Тишину разрушает только Чонгук, который нервно постукивает ручкой по столу. С чего начинаются фейковые отношения? Что в них должно быть? Чего быть не должно? — Послушай, из нас двоих именно ты смотрел «Всем парням, которых я любила». Что было в их контракте? — сдается Юнги. Чонгук смотрит на него возмущенно. — Ты не смотрел «Всем парням, которых я любила»?! — драматично восклицает он. — Мы расстаемся! Юнги закатывает глаза и едва сдерживает улыбку. — Окей, первое правило контракта, — насупившись, бормочет Чонгук. — Посмотреть вместе «Всем парням, которых я любила»! Он торопливо записывает это на бумагу и подчеркивает два раза. — Эй, погоди-ка, — спохватывается Юнги, сползая с кровати и подходя к Чонгуку, чтобы заглянуть в контракт. — Я тебе плачу, и я должен смотреть твои фильмы? А ты смотрел «Начало»? Чонгук морщится. — Нет, это скучно, — ноет он. Юнги дает ему слабый подзатыльник. — Пиши: посмотреть «Начало», — он тычет пальцем в место под первым пунктом. Чонгук не горит предвкушением, но это справедливо, поэтому он послушно записывает второе условие. После этого дело идет быстрее. — Звонить мне один раз во время практики, громко называть мое имя и просить встретить, — диктует Юнги. Чонгук торопится все записать, а потом добавляет свое условие: — После утренней практики водить меня в кафе с мороженым, после обеденной — в столовую, после вечерней — в кофейню. Он вопросительно смотрит снизу вверх на Юнги, и тот кивает. — Пойдет, но только в тех случаях, когда у нас совпадает расписание. Чонгук, необычайно довольный собой, записывает это. — Держаться за руки? — предлагает Юнги. — Это логично, все парочки держатся за руки. Он опускает взгляд на макушку младшего и замечает, как покраснели кончики его ушей, торчащие из-под шапки волнистых волос. Ему становится стыдно — Чонгуку, наверное, неудобно, что он предлагает такое, и он торопится исправиться. — Мы можем не делать этого, если тебе некомфортно, — добавляет он. — В любом случае, это было бы только на несколько минут, пока я забираю тебя с практики, чтобы он видел. — Нет, — отвечает Чонгук, и его голос звучит как-то сдавленно. — Нет, я в порядке. Это же просто… просто держание за руки. (В этом ведь ничего такого, правда?) Юнги удовлетворенно кивает. — Да, все верно. Тогда записывай. — Можно добавить условие «набить морду твоему бывшему, если он подойдет ко мне»? — выпаливает вдруг Чонгук, закидывая голову так, что его макушка упирается в живот стоящего позади Юнги. Юнги опускает на него взгляд, и его накрывает необъяснимое желание ткнуть младшего в щеку. Он похож на милого ребёнка, которому предложили сыграть в новую весёлую игру. Как будто он действительно мог бы набить кому-то морду. — С чего вдруг? — ухмыляется Юнги. — Хочешь побороться за мою честь? — Вот еще, — фыркает Чонгук, коротко хихикнув. Его щеки розовеют. — Потому что он ненавидит меня, и я хочу побороться за свою честь. Юнги смеется, обхватывая его щеки ладонями и заставляя его вернуть голову в прежнее положение. — Пиши: «Называть Юнги оппой». Чонгук, как послушный щеночек, все записывает, а потом до него доходит. — Что за дела? — кричит он, яростно зачеркивая это условие, пока Юнги громко смеется. — Нет, ну это уже чересчур! Он оборачивается, глядя на то, как Юнги складывается пополам от смеха, и сам невольно начинает улыбаться. В его груди становится теплее. — Ладно, — отсмеявшись, говорит он. — Записывай лучше «За каждый день, в котором была встреча, Юнги платит Чонгуку десять тысяч вон». Это нормально? Или хочешь больше? Чонгук замолкает. — Нормально, — бормочет он, опуская голову. Когда они ставят свои подписи внизу листка, он уже не улыбается. Теплое чувство в его груди исчезает. (Это нормально, правда? Такое бывает.) (Ему просто нужно научиться не искать тепло в тех, кто его дать не может.)***
Не то чтобы Юнги очень плохо относился к Чонгуку, он скорее… слегка недолюбливал его. Причина была не в том, что его бывший постоянно лил ему в уши о Чонгуке разное дерьмо. Юнги не из тех, кто свое мнение о человеке формирует из чужих слов. К тому же, при всем теплом отношении к своему парню, он прекрасно понимал, что основная причина его недовольства скрывалась в зависти. Чонгук учится на втором курсе, но уже в середине его первого года о нем многие знали — он по-настоящему талантливый танцор и усердный студент. Он стал единственным первокурсником, которому дали сольное выступление на новогоднем концерте. Чонгука часто хвалят, его ставят в пример, а еще он хорошо выглядит. Достаточно хорошо, чтобы только одно это могло стать причиной его популярности. Но весь секрет был в том, какой Чонгук. Он простой. Обычно на звезд их университета — таких, как Юнги, например, — смотрят издалека. Они недостижимы, слишком хороши — у них потрясающая успеваемость, они легенды своих факультетов, все такие дружелюбно-высокомерные: подпускают к себе, но не впускают в узкий круг избранных. С Чонгуком образ недостижимости не вяжется ни капли. Он дружит со всеми, всем одинаково улыбается, он открытый и восторженный, как ребенок. Наверное, это в каком-то смысле повлияло на решение Юнги предложить Чонгуку фейковые отношения. Он бы не смог быстро найти замену бывшему — Юнги долго привязывается к человеку, двух-трех свиданий недостаточно, чтобы он подпустил кого-то ближе. А отомстить ему хотелось до того, как желание мести остынет достаточно, чтобы он передумал воплощать его в жизнь. Юнги никогда не думал, что у человека нет права расстаться с ним лишь потому, что он гений и гордость музыкального факультета, потому что его знают все, и поэтому он особенный. Он бы пережил, что его бросили, — без ссор, скандалов, тупого ноющего желания отомстить. Но он не может пережить то, как его бросили. Это не то, что забывается быстро. Это то, что требует лекарства. Юнги просто выбрал свое. А Чонгука он недолюбливал за то самое новогоднее выступление. По правилам новенькие участники могли выбрать себе любого студента музыкального направления для подготовки подходящей музыки, и они не могли отказаться. Чаще всего никто и не хотел отказываться — во-первых, это засчитывается как семестровый проект, во-вторых, это дает право линять с пар (максимум двух в день). К тому же, если ты первокурсник, то за работу с танцорами тебя признают. Но Юнги тогда был второкурсником, и его признавали и без этого. Он договорился в тот год с Ли Тэмином, выпускником и одним из лучших танцоров факультета, и очень ждал работы над его проектом. И в день, когда они должны были утвердить пары, Чон Чонгук, наглый смелый первокурсник, заявил, что хочет работать с Юнги. И Юнги, злой раздраженный второкурсник, не имел права отказаться. (Все знают, что он на самом деле мог это сделать. Преподаватель был бы недоволен, но не отказал бы, если бы Юнги сказал, что уже договорился с Ли Тэмином. Но, когда Чонгук взглянул на него, он просто был не в силах ответить «нет» и предпочел все недовольство собой превратить в раздражение по отношению к Чонгуку.) Не то чтобы Чонгук был плох. Он жадно слушал каждое его слово, а Юнги был достаточно вреден, чтобы молчать почти все время, и готов был трудиться без сна и еды. Он был настолько полон энтузиазма, что даже это бесило Юнги. В конце концов, выступление Чонгука под музыку, написанную Юнги, получилось блестящим, но успех не заглушил его неприязни, которую он сам себе надумал и в которой сам же и утонул. С тех пор он постарался свести общение с ним на нет. Первое время малой ходил за ним хвостом, искренне веря, что совместная работа сблизила их. Юнги довольно быстро остудил его, разрушив все надежды на дружбу. И больше года они вообще никак не пересекались. До тех пор, пока Юнги не встретил Чонгука на выходе с танцевальной практики и не пригласил его в кафе для «серьезного разговора». Юнги никогда не слышал, встречался ли Чонгук хоть с кем-то. Слухи в их универе, особенно слухи о популярных ребятах, расходились быстро, и раз об отношениях Чонгука никто никогда не говорил, Юнги мгновенно и самонадеянно поверил в то, что он одинок. Только сейчас, вспоминая этот разговор в кафе, он понимает, насколько опрометчиво поступил, сходу предложив Чонгуку встречаться. Он ведь даже не знал, какая у него ориентация. Возможно, это вообще неправильно — использовать Чонгука так для своих целей. Но ведь он честно все ему рассказал. Он даже предложил за это плату. Он не принуждал, не угрожал, он бы не заставил его делать то, что тому не нравится. (Не то чтобы это его хоть как-то оправдывало.) Они с Чонгуком не были такими близкими друзьями, чтобы последний оскорбился этим. Они всего лишь студенты, а для студентов не существует границ, если есть угроза остаться голодным. Юнги очень быстро пришел к решению предложить это именно Чонгуку. Потому что, наверное, где-то глубоко внутри него была уверенность, что Чонгук ему не откажет.***
— Юнги! — удивленно восклицает Чонгук, быстро сбегая по ступенькам вниз к опирающемуся о перила парню. Кто-то громко с ним прощается, Чонгук кричит ответное «пока», даже не оборачиваясь, его взгляд прикован только к Юнги. Он недоверчиво улыбается, приблизившись. — Почему ты здесь? У нас с Хенсу сегодня нет совместных пар. Чонгук выглядит по-другому, когда не выползает обессиленным, потным и вонючим после трехчасовой танцевальной практики. Юнги, наверное, вообще впервые видит его таким аккуратным и чистым. Его волосы собраны в хвостик на макушке, куртка распахнута, а лицо светлое и сияющее. Чонгук симпатичный. А его искренняя широкая улыбка придает ему еще больше очарования. Юнги понимает, почему в него так легко влюбляются. Не понимает только, почему Чонгук никогда этим не пользуется. — Да, я знаю, — кивает Юнги. Глаза Чонгука начинают сверкать после этих слов, а улыбка становится лукавой. — О, так ты пришел сюда ради меня? — игриво тянет он. — Так и знал, что вся затея с бывшим была только отговоркой. Они обменялись номерами в пятницу вечером и переписывались все выходные. Если они собирались играть пару, нужно было знать друг о друге немного больше, чем имена и специальности. Поначалу это были стандартные вопросы вроде «ты любишь животных?» (Чонгук обожает собак, Юнги больше любит кошек) или «есть ли у тебя братья или сестры?» (у Чонгука есть старший брат, который сейчас в армии, Юнги один в семье). А потом все стало проще. Чонгук начал игру «назови свои топ-3», и Юнги сказал, что это глупо, но уже через полчаса пытался выбрать из сотни любимых песен для грустного настроения три самых любимых. Они переписывались обо всем и ни о чем сразу, о какой-то совершенно незначительной ерунде, которая прямо в ту секунду казалась невероятно важной. Юнги узнал очень много о Чонгуке. Например, то, что Чонгук очень не любит читать, но ему стыдно в этом признаваться, поэтому он обычно находит краткое содержание известных книг, и на вопросы о сюжете отвечает, опираясь на них. Чонгуку нравятся сладкие цветочные ароматы, и у него есть много пробников от женских духов, но он никогда не наносит их на себя, потому что стесняется. Он часто ходит на вечеринки с друзьями за компанию, но на самом деле он бы предпочел провести это время за просмотром аниме. («Топ-3 любимых аниме?»«Ты издеваешься, Юнги? Как я вообще должен выбирать?»
«Ты же заставил меня выбрать всего три песни Epik High»«Ладно, это было ужасно с моей стороны, давай забудем об этом»
«Топ-3 любимых аниме, Чонгук») (Чонгук назвал «Евангелион», «Милый во Франксе» и «Дюрарара!». Юнги почти уверен, что он плакал, когда выбирал, и извинялся перед плакатом с «Ван Пис», висящим у него на стене.) К вечеру воскресенья Юнги обнаружил, что проверяет телефон каждые тридцать секунд и начинает бесконтрольно улыбаться, когда видит уведомление о входящем сообщении. Всего один раз Чонгук не отвечал ему около получаса, хотя Юнги задал ему Очень Важный Вопрос («Железный человек или Капитан Америка?»). Младший начал оправдываться, что был в ванной, несмотря на то, что Юнги не просил у него никаких оправданий. Он вообще ничего не спрашивал о том, почему ответ занял так много времени. Чонгук просто объяснился сам. Неужели он думал, что Юнги действительно так сильно ждет? (Правда в том, что он ждал.) Чонгук выбрал Железного человека, и Юнги предложил ему расстаться прямо сейчас.(«Ты не можешь ставить мне такие условия! Между Тони Старком и кем угодно я бы выбрал Тони Старка!»
«Я или Тони Старк, Чонгук?») Юнги не имел права говорить это, и он прекрасно это понимал. Он предложил Чонгуку деньги, чтобы тот притворился его парнем. В какое сравнение он мог идти с Тони Старком? Ответ занял у Чонгука много времени. Юнги не видел и не знал, но Чонгук нервно кусал губы, сто раз стирая всего одно слово и вводя его заново. Юнги не знал, но пальцы Чонгука дрожали, когда он отправлял сообщение. (Правда в том, что сердце Юнги почему-то пропустило удар, когда Чонгук написал «ты».) Правда в том, что в понедельник утром Юнги проснулся и понял, что в нем не осталось ни капли раздражения по отношению к Чонгуку. Он ждал встречи с ним, хотел увидеть его улыбку и услышать его голос не через голосовые сообщения, а в реальности. Юнги предпочитает об этом не задумываться. (Сложные вещи Юнги всегда просто игнорирует.) Просто каким-то образом за два дня активной переписки они перескочили сотню ступеней сближения и теперь чувствуют себя так свободно рядом друг с другом, что шпильки вырываются сами собой, и никто из них на это не обижается. Поэтому Юнги закатывает глаза и пихает Чонгука в плечо, начиная идти вперед. — Я пришел позвать тебя на свидание, мой милый фейковый бойфренд, — говорит он. — Мы должны побывать хоть на одном, чтобы вести себя естественно перед Хенсу. Чонгук ничего не отвечает, и Юнги оборачивается, чтобы проверить, идет ли он вообще за ним. Чонгук смотрит под ноги, и между бровей у него залегает хмурая складочка. — Все хорошо? — спрашивает Юнги, замедляя шаг, чтобы младший с ним поравнялся. Чонгук вскидывает голову и распахивает глаза, когда встречается с ним взглядом. А потом широко улыбается. — Конечно! Я как раз очень проголодался. Угостишь меня, хен? — последние слова он произносит наигранно высоким голосом, и Юнги морщится. — Я планировал, но теперь передумал. Чонгук начинает ныть, наваливаясь на него со спины, и он безуспешно пытается стряхнуть его с себя, но у него, конечно же, не выходит, и именно так — сгорбившийся под весом младшего и ворчащий Юнги с довольным Чонгуком, висящим у него на спине, — они вваливаются в двери кафе. Это необычное кафе, оно находится недалеко от их университета, но его сложно найти, потому что оно в маленьком закутке между домами. Когда они входят, Чонгук замирает от изумления, его глаза становятся огромными как две плошки, пока он оглядывается. Юнги с интересом следит за выражением его лица — оно оправдывает все ожидания. — Юнги… — выдыхает Чонгук, переводя взгляд на него. — Как ты нашел это место? Это потребовало у него много усилий, много переписок с неинтересными ему людьми и много времени, проведенного в гугле (Чонгуку об этом знать необязательно), но яркая улыбка, начинающая освещать его лицо, полностью стоит того. Это крошечное аниме-кафе, выполненное в тематике «Дюрарара!». Юнги кажется, что оно скоро закроется, потому что владельцы явно не знают, как его продвигать, но ему не особо важно, что будет потом. Они выбирают столик в глубине зала, делают свой заказ. Чонгук рассказывает о том, как прошел день, и в какой-то момент Юнги задумывается над тем, как так получилось, что младшему уже настолько комфортно с ним. (Как так получилось, что самому Юнги уже настолько комфортно с Чонгуком?) — Преподаватель спросил меня, и это был единственный вопрос, на который я не знал ответа, поэтому я просто выпалил первое, что пришло в голову, — трещит Чонгук, не замолкая даже тогда, когда им приносят еду, и он начинает набивать ею рот. — И — не поверишь! — я оказался прав! — Золотой мальчик оказался прав, и вправду удивительно, — закатывает глаза Юнги, но Чонгук не смеется в ответ. Он чуть хмурится, опуская взгляд. — Не называй меня так, — тихо просит он, зачерпывая ложку крем-супа и отправляя ее в рот. Юнги чувствует, что перешел границу и извиняется. Но не может не спросить: — Тебе это не нравится? Чонгук подносит вторую ложку ко рту, но после озвученного вопроса вздыхает и опускает руку. — Это странно, наверное, — бормочет он, мельком взглянув на Юнги. Заметив его внимательный ответный взгляд, он тут же отворачивается, но это словно дает ему сил продолжить. — Люди говорят, что я золотой мальчик, но это не из-за моих достижений или оценок. Они считают, что я настолько талантлив, что у меня все выходит само собой. — Что в этом плохого? — Это не плохо, — пожимает плечами Чонгук. Он начинает комкать салфетку, как и в прошлый раз, видимо, так он справляется с неловкостью и нехваткой слов. Юнги дает ему время, не торопит и не показывает нетерпения. С Чонгуком как-то… легко. Так было всегда? Он не может сказать точно. Все, что осталось у него от их прошлого знакомства, это собственное раздражение. Неужели он был настолько упрям и вреден, что за тенью собственного недовольства просто отказывался видеть в Чонгуке хорошее? — Но мне от этого не по себе. Я не знаю, насколько я талантлив. Талантлив ли вообще. Но я точно знаю, что я очень много работаю. Танцую по несколько часов в день. Засыпаю около часа ночи, потому что сижу за учебниками. Я практикуюсь, что-то изучаю самостоятельно. И все это… всю мою усердную работу, от которой я порой схожу с ума, все люди просто… называют талантом. Как будто это что-то не мое. Как будто мне просто повезло чуть больше, чем им. Но ведь это не так, понимаешь? К концу его речь становится пылкой и торопливой, он проглатывает слова, словно боится, что его прервут. Словно он никогда до этого не озвучивал это. Принимал комплименты о таланте и молча улыбался, топя в себе все рвущиеся наружу возражения. На самом деле, до знакомства с Чонгуком он тоже считал, что мальчишка просто талантливый, как будто сам не знал, сколько работы кроется за подобным талантом. Но когда они вместе ставили выступление, он увидел, насколько Чонгук этому предан. Как много он посвящает себя, своего времени и своих усилий тому, что делает. Ему мог не нравиться Чонгук как человек, его упрямство, его неестественная активность, его болтливость, но не признать то, как он хорош в качестве танцора, Юнги был не в силах. — Мне жаль, что тебе приходится сталкиваться с этим, — искренне говорит он. Чонгук смотрит прямо в его глаза, и его щеки розовеют. — Спасибо, хен, — едва слышно отвечает он. Юнги уже понял, что Чонгук называет его хеном в двух случаях — когда ему что-то нужно и когда он чувствует так много всего, что в простом имени это не передать. (Как много всего он поймет еще, прежде чем они прекратят эту игру?) Они доедают молча, а потом, когда им приносят чай, Чонгук неуверенно спрашивает: — Юнги, почему ты ненавидел меня? Юнги замирает, а потом вздыхает, горбясь под весом чужого испытывающего взгляда. — Я уже говорил, что не… — Да-да, я помню, ты не ненавидел меня, я тебя просто раздражал, — Чонгук старается звучать насмешливо, но в его голосе слышна обида. — Так почему? Юнги потирает пальцами лоб, подыскивая подходящие слова. — Дело было не в тебе. Ты не делал ничего плохого. Я вел себя так не потому, что не хотел работать с тобой… — господи, как же тупо это звучит, словно он неразумный ребенок, которому вместо желаемой конфеты дали кашу, и он из-за этого на всех разобиделся. — А потому, что я хотел работать с Ли Тэмином. Чонгук молчит, и Юнги приходится посмотреть на него, чтобы увидеть его разочарованное лицо, от которого ему становится не по себе. — Что? — неверяще спрашивает Чонгук. — Ты шутишь что ли? — Я абсолютно серьезно, — признается Юнги, и глаза Чонгука распахиваются от шока и возмущения. — Я не могу в это поверить! Ты представляешь, как это выглядело? Я так хотел работать именно с тобой! С Мин Юнги, которого знал весь университет, в музыку которого я влюблен! И когда мне выдался шанс действительно поработать с тобой, конечно я за него ухватился, — Чонгук выдыхает и проводит ладонью по волосам, чтобы прийти в себя. — Я думал, что я сделал не так, когда успел тебя обидеть… Я так старался, я практически не спал, чтобы держать планку, чтобы быть с тобой на одном уровне. Чем дольше он говорит, тем хуже Юнги себя чувствует. Мучительное сожаление сдавливает его горло. Он очень хорошо это помнит: Чонгук и вправду очень старался, казался таким вдохновленным, в то время как Юнги из недовольства и чистой вредности раз за разом заглушал его энтузиазм убийственными взглядами, красноречивым молчанием и едкими замечаниями. — Я не понимал, что со мной не так, — Чонгук звучит так, словно снова переживает эти моменты, когда он, маленький наивный первокурсник, с нетерпением ожидающий работы с лучшим студентом музыкального факультета, вдруг наткнулся на ледяную стену презрения. — Весь этот год… Кажется, стоило мне просто мельком увидеть тебя, я снова обо всем этом вспоминал. А оказалось, что дело было даже не во мне. Чонгук убийственно откровенен. Юнги не думает, что у кого-то еще хватило бы смелости так искренне рассказать о подобных переживаниях. Люди копят, копят, считывают все неправильно, ошибаются в представлениях, не так понимают слова, действия, но продолжают молчать, а потом открывают рот и потоком обвинений и оскорблений разрушают любые отношения. Юнги именно такой. Именно такой его бывший бойфренд. Чонгук же совсем другой. — Мне очень жаль, — говорит Юнги. — Ты бы мог просто сказать, — во взгляде Чонгука столько сожаления и непонимания, — что хочешь работать с Ли Тэмином. — Ты же знаешь, что я не мог отказаться. (Хорошо, наверное, что Чонгук не знает, что это ложь.) — Да, но я мог! — восклицает он. — Если бы ты сказал мне, что хочешь работать с кем-то другим, я бы… я бы понял тебя, Юнги. На твоем месте, — его голос немного дрожит, но он быстро с этим справляется. — На твоем месте я бы тоже не выбрал себя. У Юнги становится горько во рту. Он смотрит прямо в огромные наивные глаза Чонгука и понимает в который раз, что не смог бы ему тогда отказать. Ни за что на свете, как бы зол он ни был, он бы не позволил себе просто так разбить все его ожидания. — Но я, Чонгук, — он пытается улыбнуться, — я в конечном итоге все равно выбрал тебя. И если сердце Чонгука начинает биться быстрее после этих слов, Юнги совсем не обязательно об этом знать.***
Тренировка Чонгука заканчивается в девять вечера, и Юнги приходит за десять минут до конца. В танцевальный зал заходить нельзя, поэтому он ждет у двери, прислонившись к стене напротив и постукивая ногой в такт доносившейся изнутри музыки. Во время их вчерашнего «свидания» он успел забыть о главной цели и основной причине, по которой они с Чонгуком вообще начали это все. С Чонгуком безумно легко забыть обо всем — он такой болтливый и искренний, что в общение с ним погружаешься с головой, отвлекаться не хочется и не получается. На самом деле, какими бы эгоистичными ни были эти мысли, Юнги думает, что на месте Чонгука он бы не смог с собой общаться. После всего, через что Юнги заставил пройти его на первом курсе, Чонгук так легко простил его, словно единственного «мне жаль» достаточно, чтобы это исправить. Музыка обрывается, и он слышит зычный голос тренера, объявляющий, что они могут быть свободны. Юнги подбирается, чувствуя нервозность. Почему он волнуется? Это всего лишь его мерзкий бывший. Дверь открывается, и в коридор вываливаются потные измученные танцоры, вяло переговариваясь между собой. Сердце Юнги замирает, когда он видит среди них лицо Хенсу, который словно в замедленной съемке, поворачивается и встречается с ним взглядами. И если лицо Чонгука — открытая книга, то чувства Хенсу прочитать невозможно. Всего на мгновение его глаза расширяются, а потом он принимает выражение абсолютного равнодушия. Он отрывается от друзей и подходит ближе. — Зачем ты здесь? Я же сказал больше не искать встреч со мной. Юнги стискивает зубы. Ему уже не больно, но изнутри все равно неприятно полоскает, как будто лезвием проходятся по коже. Они были вместе около года, и Юнги действительно был влюблен в него. Просто в музыку он всегда был влюблен сильнее — и это стало началом их конца. — А я пришел не к тебе, — отвечает он и мысленно хвалит себя за то, как ровно звучит его голос. Равнодушие на лице Хенсу сменяется недоумением, он непонимающе хмурится, готовясь задать закономерный вопрос, но их прерывает звонкий голос. — Юнги? Ты все-таки встретил меня! — Чонгук проталкивается мимо застывшего Хенсу так, словно его здесь и нет, и обнимает его за шею, заглядывая в глаза. — Я говорил тебе не приходить, но я рад, что ты меня не послушал. Лицо Чонгука совсем близко, всего в паре сантиметров, и он улыбается так ярко и радостно, словно Юнги действительно любовь всей его жизни, словно они действительно вместе, словно он действительно устроил Чонгуку потрясающий сюрприз, придя встретить его с тренировки. Вау. Он даже не думал, что Чонгук настолько хороший актер. Поначалу он переживал, что они не смогут вести себя естественно, потому что во время вчерашнего свидания даже не прикасались друг к другу, но когда он кладет руку на узкую талию Чонгука, притягивая его к себе, это ощущается самой естественной вещью на свете. — Я слишком соскучился по тебе, — признается он достаточно тихо, чтобы это звучало интимно, и достаточно громко, чтобы Хенсу, все еще пораженный выходкой Чонгука, расслышал. Чонгук начинает сиять и, словно в порыве чувств, прижимается мягкими губами к его щеке. (И в том, как Юнги краснеет после этого, нет ни капли притворства.) Чонгук вдруг переводит взгляд на Хенсу, и с его лица стирается даже намек на теплоту. — Что-то нужно? Хенсу открывает и закрывает рот, как глупая рыба, и Юнги должен чувствовать мрачное удовлетворение, но почему-то чувствует только ладонь Чонгука, обжигающую его даже сквозь слои одежды. Хенсу удается взять себя в руки, и он выпрямляется, его взгляд снова становится холодным. — Даже не знаю, поздравить тебя или посочувствовать, Чонгук, — презрительно выплевывает он, хотя в его голосе ясно слышна горечь. — О, — лицо Чонгука принимает такое самодовольное выражение, что Юнги едва сдерживается, чтобы не рассмеяться, — после вчерашней ночи посочувствовать можно только моей заднице. Такого не ожидал даже сам Юнги. Он ошарашенно распахивает глаза, поворачиваясь к нему, и Чонгук невинно хлопает ресницами. — Ой, хен, — почти испуганно произносит он, мило розовея. — Я не должен был этого говорить? Хенсу краснеет до кончиков ушей и уносится из коридора со скоростью ветра. Как только он исчезает, Чонгук отстраняется, начиная хохотать, и Юнги не может сдержать улыбку, старательно игнорируя то, как стало пусто без тепла его тела под боком. — Боже, как тебе это в голову пришло? — интересуется он. — А если я ужасен в постели? — Судя по тому, какое у него было лицо, — Чонгук вытирает слезы с глаз, — ты явно не так уж плох. Юнги усмехается и с показной гордостью вскидывает подбородок. — Да, талантливые люди талантливы во всем. Чонгук фыркает и толкает его к выходу. — Вперед, секс-монстр, — приговаривает он. — Пока я не превратился в голодного монстра. На парковке они замечают машину Хенсу, и ладонь Чонгука словно невзначай проскальзывает в ладонь Юнги. Они переплетают пальцы, и Чонгук встречает его взгляд, смущенно улыбаясь. И почему-то, несмотря на то, что на улице стало еще холоднее, Юнги вдруг ощущает тепло. (Но в конце вечера Юнги отдает ему деньги и напоминает себе, что это все — не о Чонгуке. Это только о Хенсу.)***
— Возьми колу! — кричит Чонгук, пока Юнги возится за стенкой на импровизированной кухне. Он живет без соседа, — преимущество денег, — и поэтому они собрались в его комнате, чтобы выполнить первое условие их контракта. Посмотреть «Всем парням, которых я любила». Юнги сопротивлялся до последнего, но сдался после того, как Чонгук начал использовать эгье (не потому, что оно сработало, а потому что он хотел, чтобы оно прекратилось). Сегодня суббота, и они постарались выполнить всю домашку на понедельник, чтобы спокойно смотреть фильмы всю ночь и не париться ни о чем в воскресенье. Прошло уже три недели с тех пор, как они начали «встречаться», и Юнги чувствует себя все комфортнее и комфортнее с Чонгуком. Он с нетерпением ждет их встреч, они вместе сидят за домашкой, вместе ходят по кафешкам, вместе возвращаются в общежитие. Юнги проводит очень много времени с Чонгуком. Он даже порой забывает, из-за чего это началось. (Вспоминает каждый раз, как видит недовольное, раздраженное, недоуменное лицо Хенсу, и да. Все-таки это того стоит.) Это… странно для него. Прошло почти восемь месяцев, прежде чем он смог назвать Намджуна своим лучшим другом. Только через пять недель он впервые пригласил Хенсу на свидание. За три года учебы в университете у него все еще нет друзей кроме Намджуна и Сокджина, который выпустился в прошлом году. То есть Юнги не из тех, кто легко сближается с людьми, потому что никогда даже не старается. Он говорит прямо то, что думает, не ведет пустые разговоры, не желает из вежливости поддерживать темы, которые ему неинтересны. Но Чонгук удивительно умело обходит все преграды, которые Юнги обычно выстраивает перед людьми. Когда он был первокурсником, в нем не было этой обезоруживающей смелости, которая позволяла ему спокойно реагировать на выходки Юнги. Он пытался с ним подружиться, и когда у него не вышло, он просто сдался. И, возможно, Юнги совершил ошибку, позволив ему сделать это. Кто знает, появился бы вообще Хенсу в его жизни, если бы из нее не исчез Чонгук? Юнги встряхивает головой. Это неправильные мысли. Их быть не должно. Чонгук здесь, потому что Юнги придурок, который хочет отомстить бывшему, и потому что ему нужны деньги. Он не должен забывать об этом. (Если он не хочет, чтобы его сердце поверило в то, что они с Чонгуком вместе.) Он берет банку колы, миску с попкорном и идет в комнату, устраиваясь рядом с Чонгуком на кровати и вытягивая ноги. Чонгук улыбается ему коротко, прежде чем включить фильм и погрузиться в происходящее на экране. Юнги, на самом деле, больше следит за выражениями его лица, чем за сюжетом, потому что Чонгук будто сам испытывает все, что происходит с героями. Он периодически восклицает «Смотри, Юнги, смотри!» или звонко хохочет на смешных моментах, на грустных между его бровей появляется складочка, и он огорченно дуется, сам, наверное, этого не осознавая. Это обычный, банальный, глупый фильм с плоскими героями и абсолютно не увлекательным сюжетом, но Чонгук смотрит его так, словно это шедевр кинематографа. Не потому что это хороший фильм, а потому что ему так легко проникнуться каждым персонажем, словно он проживает маленькую жизнь, просто следя за ними. Когда фильм заканчивается, Чонгук мечтательно вздыхает. — Это так романтично, — он поворачивается к Юнги с сияющим лицом. — Тебе понравилось? Как будто Юнги может сказать ему «нет». — Да, неплохо, — кивает он, засовывая в рот последнюю горсть попкорна. Они молчат некоторое время, Юнги переставляет пустую миску и банку колы на пол, ложась на кровати в полный рост. Он чувствует, как Чонгук рядом с ним колеблется, но потом сдается, тоже ложась рядом. — Юнги, — зовет Чонгук и, дождавшись ответного мычания, просит: — Расскажи про свои первые отношения. Юнги с удивлением смотрит на него. Чонгук совсем близко, и его огромные черные глаза смотрят на него пытливо и ясно. В теплом оранжевом свете светильника, висящего над кроватью, Юнги может разглядеть мелкие прыщики на его лице, то, как тень от его длинных ресниц падает на щеки. От него пахнет сладко и приятно, он шумно дышит, и под нижней губой, прямо в центре подбородка, у него родинка. Юнги не знает, что ему делать со всеми этими крошечными деталями, из которых складывается Чонгук, которому он предложил деньги за свидания. — Мои первые отношения, — бормочет он, не в силах отвести от Чонгука взгляд. Он всегда так откровенен, что Юнги не может не отвечать ему той же откровенностью, — были, когда я учился в восьмом классе. Я встречался с девушкой. Чонгук распахивает глаза. — Да, я знаю, — Юнги усмехается. — Тогда я впервые понял, что меня интересуют только парни, и начал встречаться с девушкой, чтобы исправить себя. — Ох, — во взгляде Чонгука появляется сожаление. — Мне так жаль. — Ничего, — отмахивается Юнги. — Это было давно, и мы расстались мирно. Мы встречались всего пару месяцев. Он вдруг чувствует как теплые пальцы Чонгука находят его ладонь и сжимают. И то, как его сердце реагирует на это… (Неужели оно уже поверило?) — Я рад, что ты принял себя, хен, — искренне говорит он. Юнги отворачивается, потому что ему вдруг становится тяжело дышать. — Что насчет твоих первых отношений? — спрашивает он, чтобы перевести тему и отвлечься от того, как пальцы Чонгука словно невзначай играют с его, перебирают, мягко гладят. — О, мои первые отношения, — Чонгук вдруг смеется, хотя его смех не кажется веселым, — начались, когда мой сонбэ предложил мне притвориться его парнем за деньги. Юнги чувствует себя так, словно кровать расходится под ним, и он падает в никуда. Он резко садится, ошеломленно глядя на Чонгука. — Что?.. Чонгук садится вслед за ним, с упрямым выражением лица снова хватая его руку. — Что тебя так удивило? — Ты никогда ни с кем не встречался? — уточняет Юнги. Чонгук качает головой, и Юнги становится плохо. — Боже мой… Он зарывается свободной рукой в волосы и с силой их оттягивает. Чонгук непонимающе заглядывает в его глаза, но у Юнги нет сил смотреть на него. Если бы он знал, что это будет первый опыт Чонгука, в день, когда предлагал ему это все… Если бы он знал, что Чонгук смотрит подростковые фильмы про отношения и мечтает о такой же наивной и нереальной истории, если бы он знал, что Чонгук верит в любовь на всю жизнь, если бы он только знал, он бы никогда не позволил себе забрать у него возможность начать встречаться в первый раз с тем, в кого он по-настоящему влюблен. А Чонгук, словно желая его добить, наивно улыбается. — Не переживай, Юнги! — он вдруг тянется к нему и крепко обнимает. Его сердце бьется чуть быстрее, чем обычно, он теплый, нежная кожа и крепкие мышцы, неровное дыхание, улыбки, мягкие углы, как такое может быть? Как Чонгук, который его раздражал, который должен был стать просто средством для достижения цели, вдруг оказывается всем, что Юнги так сильно хотел? — Для меня это просто практика, понимаешь? Зато потом, когда я начну встречаться с тем, кого люблю, я не наделаю глупостей, ведь уже буду знать, как правильно встречаться, и… — Чонгук, — обрывает его Юнги. Его руки обвивают спину младшего, и он утыкается ему в плечо. (Он не хочет.) — Да? (Он не хочет его больше слушать.) (Не может слушать. Не может представить Чонгука, который влюблен в другого. Не понарошку, а по-настоящему.) — Ты слишком много болтаешь. Замолчи. Чонгук послушно замолкает, и Юнги тянет его вниз. Они ложатся, так и не разрывая объятий. Сердце Чонгука бьется чуть быстрее, чем обычно, а сердце Юнги… Сердце Юнги почему-то разбивается. (На следующее утро Юнги отдает Чонгуку деньги, и Чонгук смотрит на него так, словно он плюнул ему в лицо.) — Я думал, это было, потому что нам просто нравится проводить время вместе. Юнги думает, что что-то разрушится, если он не оставит деньги, но он ошибается. (Все начинает разрушаться, потому что Чонгук эти деньги не берет.)***
— Сегодня после пар жду вас в нашем баре, — говорит Сокджин. Юнги заскочил в кофейню перед парой по музыкальному искусству, чтобы выпить кофе и заодно пересечься с ребятами. Она недалеко от квартиры, которую снимают Сокджин и Намджун, и от корпуса, в котором проходит первая пара Юнги, тут уютно, сквозь большие окна внутрь проникает много света, сильно пахнет кофе и печеным. Юнги пропускает большую часть разговоров мимо ушей, потому что Намджун с Сокджином обсуждают в основном свои бытовые дела (как будто дома им времени мало), и включается, только когда речь заходит о вечерней встрече. Он вспоминает, что сегодня собирался забрать Чонгука с тренировки. (Ты хотел сказать, собирался снова помозолить глаза Хенсу, да? Не забывай о правильных формулировках, Мин Юнги.) Он не особо размышляет, прежде чем выпалить: — Я буду не один. Сокджин с Намджуном замолкают так резко, что тишина, кажется, начинает звенеть. Хотя вокруг них не тихо — жужжат разговоры, работающая кофе-машина, приятная музыка играет на фоне. Юнги старается казаться невозмутимым, но это сложно под двумя испытующими взглядами. — Ты же не… ты не собираешься привести Хенсу? — осторожно спрашивает Сокджин, переглядываясь с Намджуном. Юнги аж передергивает. — Вы нормальные? — возмущается он. — Я расстался с ним несколько месяцев назад! — Юнги, не злись, — мягко остужает его Сокджин. — Просто ты ведь не… — он беспомощно смотрит на Намджуна, не в силах подобрать правильные слова. — Не было похоже, что ты по-настоящему его отпустил, — прямо заявляет Намджун. Ох, если бы они только знали. Юнги поджимает губы, не желая сейчас ругаться с друзьями из-за пустяков. — Нет, это не Хенсу, — говорит он. — Это мой друг Чонгук. Я приду с ним. Еще вопросы? — Вообще-то, у меня есть парочка… — мнется Сокджин, и Юнги приторно ему улыбается. — Вопросов нет? Отлично! — он встает, подхватывая свою куртку и бумажный стаканчик с кофе. — До встречи вечером. Сокджин с Намджуном недоуменно смотрят ему вслед, а потом Намджун качает головой, поворачиваясь к старшему. — Разве Хенсу он не представлял нам как своего друга? — припоминает он. — Ага, — кивает Сокджин. — Даже через пару месяцев после того, как они начали встречаться. Они молчат некоторое время, раздумывая над тем, что только что произошло. Привести нового человека в компанию — не что-то удивительное. То, что это хочет сделать Юнги, — вот это удивительно. Юнги знакомит их с кем-то, только если этот человек действительно важен для него. — Он казался очень разбитым после разрыва с Хенсу, — вдруг произносит Намджун. — Думаешь, он так быстро нашел ему замену? Сокджин молчит, потому что не знает, что ответить.***
Обычно Чонгук выходит из зала одним из последних, но в этот раз он вылетает первым, тут же бросаясь к Юнги, поднимая его и начиная кружить в воздухе. — Хен, мой номер для новогоднего выступления одобрили! — визжит он, и Юнги смеется, забыв по привычке проверить, смотрит ли на них Хенсу. Это отходит на второй план, становится незначительным. Важно то, как счастлив Чонгук, и то, как рад за него Юнги. — Ты умница, Чонгук, — мягко говорит он, протягивая руку, чтобы убрать влажные пряди с его лица. Скулы Чонгука вспыхивают, и он обхватывает его ладонь своей, прижимаясь к ней щекой. — Ты правда так считаешь? — неуверенно спрашивает он, в его глазах столько надежды, и в груди Юнги начинает что-то трепетать. Он приподнимается на носочки, не придумывая никаких оправданий и объяснений, а просто действуя по первому порыву, и нежно целует его в щеку. — Да, — тихо говорит он. Вряд ли его кто-то услышит (особенно Хенсу), но сейчас это предназначено только для Чонгука. — Ты умница, — он прикасается губами к горящей скуле. — Ты самый лучший, — он целует его в висок. — Я в тебе не сомневался, — целует в лоб, накрывая щеку ладонью и заглядывая в поплывшие глаза. Он улыбается ему, но Чонгук не улыбается в ответ. Он кажется растерянным, опьяневшим, и Юнги пугается, что перегнул палку. — Чонгук? — осторожно зовет он. — Хен, — шепчет Чонгук, а потом улыбка появляется на его лице. И Юнги становится страшно, потому что в его глазах столько вины. Столько боли? — Сегодня Хенсу не было на тренировке. Он нас не видел. С губ Юнги срывается дрожащий выдох, и он делает шаг назад. Я делал это не из-за него, хочется сказать ему. Я делал это, потому что ты казался таким счастливым и таким нуждающимся в похвале. Я делал это, потому что твоя кожа выглядит такой мягкой, и на секунду я не смог справиться с порывом попробовать, какая она на вкус. (Она сладкая, Чонгук, когда я целую тебя, я ощущаю сладость). Я делал это, потому что захотел сам. Прости, что не спросил, хотел ли этого ты. — Я заплачу тебе отдельно, — вместо этого говорит Юнги, пытаясь усмехнуться. (Потому что он не умеет говорить то, что хочется, если это означает, что он должен обнажить свои чувства.) (От своих чувств Юнги предпочитает прятаться.) Чонгук открывает рот, чтобы ответить, но потом качает головой. — Не за все можно расплатиться деньгами, Юнги, — бормочет он, но когда Юнги спрашивает у него, что это значит, Чонгук ничего не отвечает. Они все-таки идут в бар, и всего через несколько минут хорошее настроение Чонгука возвращается, и всей этой неловкости словно не было между ними. Когда они приходят, Намджун с Сокджином уже сидят за одним из столиков. Заметив их, Сокджин активно машет рукой, и они, оставив куртки на вешалке у дверей, идут к ним. — Привет! — улыбается Чонгук, здороваясь первым. Парни двигаются, уступая им место, и Юнги садится рядом с Намджуном, а Чонгук — напротив, рядом с Сокджином. — Ребята, это Чонгук, он с танцевального отделения, — представляет его Юнги. — Чонгук, это Сокджин, он закончил универ в прошлом году. Это Намджун, он учится на программиста. — Приятно познакомиться! — воодушевленно говорит Чонгук, и Сокджин тепло улыбается. — И нам, — отвечает он. Юнги слегка опасается, что после этого начнется неловкая пауза — с Хенсу было именно так. Он молчал все время, а Намджун с Сокджином не чувствовали себя свободно рядом с ним. Но он, конечно же, зря недооценивает «коммуникативные способности» Чон Чонгука. Мальчишка похож на солнышко. Он без проблем включается в разговор, шутит, смеется. Он может разговаривать на любые темы (Юнги это уже знал): если он в ней разбирается, он активно принимает участие в обсуждении, если же нет, то он заинтересованно слушает и задает вопросы. Юнги смотрит на него с нежной улыбкой, даже сам того не осознавая. Сокджин и Намджун оттаивают уже через несколько минут, с улыбкой глядя на Чонгука. Когда они переглядываются с Юнги, их взгляды словно говорят «он хороший, Юнги, он нам нравится». И ровно так же, как его радует тот факт, что его друзья приняли его фейкового бойфренда, ему от этого не по себе. Потому что это все — игра. В какой-то момент она закончится. Как он сможет объяснить это им? (И как сможет принять это сам?) Юнги, несмотря на свою репутацию серьезного человека, не любит решать проблемы. Он предпочитает не думать о них, как ребенок, который закрывает глаза и верит, что если он не видит вещь, значит ее не существует. То, что он чувствует, — это проблема. Ее нужно решить, пока она не начала причинять ему боль (а она начнет, он точно знает). Но вместо этого он просто закрывает глаза и надеется, что так она исчезнет сама собой. Юнги — плохой бойфренд. Он не выносит ссор, не умеет посвящать всего себя отношениям, не может работать над собой, не учится понимать, прощать, разговаривать. Он не знает, как переносить боль, и он этой боли боится. Каким бы романтизированным ни сделала его образ популярность, встречаться с ним — сущий ад. И если о Хенсу Юнги не особо задумывался, просто наслаждался тем, что чувствует рядом с ним, то Чонгука заставлять проходить через то же самое он не хочет. Чонгук заслуживает гораздо большего. (Юнги никогда не был чем-то большим.) Когда он уходит в уборную, Юнги готовится к разговору, и он не заставляет себя ждать. — Знаешь, — говорит Сокджин, и Юнги старается не смотреть на него, крутя в руке бокал с остатками соджу, — если бы я своими ушами не слышал, как после расставания с Хенсу ты поклялся никогда не влюбляться… — …я бы подумал, что ты влюблен, — заканчивает за него Намджун. Юнги невольно задерживает дыхание. — Я ни в кого не влюблен, — отвечает он, пытаясь скорее себя в этом убедить. — Но Чонгук — не «кто-то», не так ли? Юнги ничего не отвечает, и Чонгук возвращается к столу, поэтому они не продолжают больше этот разговор, хотя Сокджину многое хотелось бы сказать. (То, как ты смотришь на него, Юнги, словно он самое прекрасное существо на свете. То, как ты улыбаешься, когда улыбается он, то, как следишь за ним постоянно, даешь ему все еще до того, как он попросит, то, как ты по малейшим его движениям и взглядам понимаешь, что ему нужно. То, как ты внимателен к нему, как мягок с ним. Ты уверен, что не влюблен в него, Юнги?) — Я был рад познакомиться с вами! — искренне говорит Чонгук, когда они собираются уходить. Сокджин и Намджун обнимают его по очереди. — Мы тоже очень рады, Чонгук, — синхронно отвечают они. — Не бойся, если хочешь позвонить или написать, — произносит Сокджин. — Мы всегда будем счастливы тебя видеть. Чонгук кланяется им на прощание и уходит чуть вперед, когда Юнги обещает его догнать. — Если ты и вправду не любишь его, — шепчет ему Намджун, обнимая его за плечи, — то будь осторожен. — Потому что ты выглядишь так, как будто вот-вот полюбишь, — продолжает Сокджин. — Так, как будто это уже причиняет тебе боль. Когда Юнги догоняет Чонгука, тот без раздумий берет его за руку, переплетая пальцы. И то, насколько естественно это… Словно их ладони были созданы только друг для друга. И Намджун был как всегда прав. Это уже причиняет ему боль.***
— Я никак не могу отказаться от этого, верно? — обреченно интересуется Чонгук, когда Юнги устраивается рядом с ним и включает ноутбук. Сегодня они в комнате Чонгука, потому что его сосед уехал на выходные домой. В комнате Чонгука Юнги нравится даже больше, чем в своей, — тут приятно пахнет, всегда чисто, уютно благодаря мелочам, которыми он ее украсил. Комната Юнги выглядит пустой и блеклой, синтезатор и гитара — единственные вещи, которые говорят хоть что-то о ее обитателе. — Нет, это прописано в нашем контракте. Если ты откажешься, тебе придется платить неустойку, — отвечает Юнги, и Чонгук смотрит на него невпечатленно. — Да ладно, хотя бы притворись, что это смешно! — За это нужно доплачивать отдельно, — бурчит Чонгук, откидываясь на спинку кровати и складывая руки на груди с недовольным видом. Юнги включает «Начало». Все его ворчание сходит на нет, когда они начинают смотреть фильм. Он настолько погружается в сюжет, что все два часа сидит с открытым ртом, и впервые на памяти Юнги не произносит ни единого слова за такое долгое время. Но как только фильм заканчивается, Чонгука прорывает. Юнги с улыбкой слушает, как он рассуждает, строит теории, делится своим восторгом, спрашивает у него что-то. Они долго обсуждают фильм, потом переходят на остальную фильмографию Нолана, комментируют актерскую игру ди Каприо. Они заканчивают, только когда приходит время спать. Чонгук достает второе одеяло, и они устраиваются в кровати рядом друг с другом. Младший уже по привычке обнимает Юнги, который лежит на спине, потому что места мало, а упасть посреди ночи на пол не хочется никому. — Юнги, — тихо зовет Чонгук. В темноте не видно его лица и блеска глаз, и Юнги не может угадать, о чем он думает. — Что произошло между тобой и Хенсу? Юнги напрягается, но потом медленно выдыхает. Чонгук заслуживает знать, да? Теперь-то уж точно. — Ничего особенного, — раньше он старался, чтобы его голос звучал ровно, когда он говорит о нем. Сейчас он с удивлением обнаруживает, что ему и вправду легко об этом говорить. Не нужно притворяться, что не больно, потому что действительно не болит. — Он мне изменил. Чонгук пораженно вздыхает. — Тебе? — спрашивает он так, словно Юнги по меньшей мере ангел, с которым не может случиться что-то подобное. — Ох, Чонгукки, — он зарывается пальцами в его волосы. — Он говорил много всякого. Возможно, это правда, но то, как это ранило меня тогда, особенно после того, как я узнал о его измене… — Что он говорил, хен? — горячее дыхание Чонгука оседает на его коже от того, как близко друг к другу они находятся. — Мне нужно знать, чтобы переубедить тебя. Юнги тихо смеется, чувствуя, как замирает сердце от его простых и до боли наивных слов. — Что я не уделяю ему внимания. Что я сноб, что я холоден, груб, что для меня важна только музыка, а он мне нужен лишь для секса, — говорит Юнги. Он не знает, зачем признается, но это срывается с губ легко. Может, потому что Чонгук так внимательно его слушает. Может, потому что он бессознательно хочет оттолкнуть Чонгука от себя, сделать это сейчас, до того, как у него появится достаточно власти над его сердцем. Власти, способной причинить боль. — Мне всегда было сложно… быть искренним, понимаешь? Говорить о чувствах. Я чувствую себя уязвимым, когда не могу сделать этого. И мне тоже бывает больно. Мне было больно, когда Хенсу предал меня. Но еще больнее мне было от того, что за целый год отношений он так и не узнал меня настоящего. (- Ты останешься один, Юнги. Ты недостоин отношений. Ты эгоист, тебе не нужно любить кого-то, тебе нужно только, чтобы любили тебя, — вот что говорил ему Хенсу. Утверждал, что Юнги невозможно сделать больно, и каждым своим словом причинял ему боль.) — Это сложно сделать, когда ты не показываешь настоящего себя, — шепчет Чонгук. (Но у тебя получилось, хочется сказать Юнги, но он не говорит.) (Есть много вещей, которые он не говорит, несмотря на то, что знает, что они должны быть сказаны.) — Скажи, Юнги, — медленно начинает Чонгук, — сейчас… сейчас ты бы хотел вернуть свои отношения с Хенсу? Он замирает в ожидании ответа, а Юнги замирает от неожиданности. Что? В его голове поднимается хаос из мыслей. Как бы ни стыдно было это признавать, первое время Юнги действительно хотел вернуть отношения с ним. Он не любит перемены, а к Хенсу он привык, с ним было комфортно, они притерлись друг к другу за этот год. Даже когда в его голове появился этот дурацкий план мести, он больше думал не над тем, чтобы разозлить Хенсу и причинить ему боль, а над тем, чтобы заставить его ревновать. Но потом Хенсу… Его злость, его ревность, желание показать, что Юнги достоин отношений с кем-то, кто намного лучше и популярнее Хенсу… Это все отошло на второй план, растворилось. Остался только Чонгук. Его улыбки, его искренность, желание искупить перед ним вину за то, что произошло на первом курсе. Желание быть достойным отношений с ним, не в глазах других, а в глазах самого себя. Юнги не осознает, что молчит слишком долго, и в какой-то момент Чонгук выпускает его из объятий. Понимает его молчание по-своему. — О… Вот как, хен, — тихо произносит он. Юнги недоуменно хмурится. — Знаешь, нам ведь нужно когда-то это закончить. Что насчет вечеринки в следующую пятницу? Хенсу увидит нас вместе за пределами университета, и этого будет достаточно. Юнги чувствует, как сжимается все внутри. — Почему… почему ты говоришь это, Чонгук? — выдыхает он, и ему не нравится то, как испуганно звучит его голос. Ему не нравится то, что становится страшно остаться вдруг без Чонгука. Чонгук отворачивается, накрываясь одеялом, и отвечает спустя долгую паузу, за которую Юнги может ощутить, как все рушится. (Ведь все это перестало быть о Хенсу. Все это уже давно только о Чонгуке.) — Потому что я больше не хочу продолжать. И сейчас Юнги как никогда ясно понимает, что у Чонгука уже достаточно власти над ним.***
Чонгук ведет себя так, словно ничего не случилось. Юнги уже успел понять, что в этом он по-настоящему хорош, — он либо не ощущает ни капли неловкости, либо просто настолько старательно ее игнорирует. Самое ужасное, что все осталось таким же, каким было. Все держания за руки, объятия, поцелуи в щеку — каждое прикосновение причиняет Юнги боль. Возможно, это к лучшему, что в пятницу они это прекратят. Юнги не может сделать это сам, как последний эгоист (как страшный мазохист) он не может лишить себя хотя бы такой близости Чонгука. (А еще он придумывает причины заставить Чонгука остаться.) (Он никогда не сможет их озвучить. Чонгуку, наверное, просто не хочется продолжать. Наверное, ему больше не нужны деньги. Может быть, он нашел кого-то, с кем хочет теперь построить настоящие отношения. Чонгук не хочет продолжать, и у Юнги нет права его останавливать.) В пятницу вечером Чонгук приходит к Юнги в общежитие, потому что они оба, как завсегдатаи вечеринок, прекрасно знают, что нельзя приезжать на тусовку трезвым, если ты не приезжаешь к ее началу. Ведь тогда ты рискуешь оказаться с мучительно ясным разумом посреди толпы потных, накуренных и пьяных людей, не получишь ни капли кайфа и уйдешь разве что с мигренью. Чонгук приносит с собой бутылку водки и две банки пива, и Юнги мешает это все в двух бокалах. — Ты ел? — спрашивает он, протягивая Чонгуку один из них. Тот делает оскорбленное лицо. (Его сердце замирает, потому что даже в таких мелочах он чувствует заботу Юнги, и он просто не понимает. Ничего не понимает.) — За кого ты меня принимаешь? Конечно! Они выпивают это подобие коктейля, и Чонгук морщится, вытирая губы рукавом толстовки. — Я переоденусь у тебя, — заявляет он, поднимая с пола пакет. Юнги смотрит на него снизу вверх, развалившись на диване, и ему кажется, что весь мир становится нечетким, расплывается, пока Чонгук остается в эйчди качестве. — Ты не мог сделать этого у себя? — интересуется он, просто чтобы повредничать. — Мне было лень, — Чонгук пожимает плечами и уходит в ванную, захлопывая за собой дверь. Юнги откидывает голову на спинку дивана и прикрывает глаза. В кончиках пальцев у него покалывает, по венам разливается тепло. Когда выпьешь, все становится проще. Он не знает, сколько проходит времени, прежде чем прямо над ним раздается голос Чонгука. — Юнги, ты собран? Пойдем? Юнги открывает глаза и видит над собой перевернутое лицо Чонгука. Он так красив, что у него перехватывает дыхание. Он слегка подвел глаза, вокруг них рассыпаны блестки, а губы поблескивают. Юнги спускается взглядом ниже и видит росчерк ключиц в глубоком вороте черной рубашки, сильные грудные мышцы. Внезапное невыносимое желание провести по ним языком, пальцами, губами вдруг стягивает все внутри. — Ты выглядишь потрясающе, — хрипло выдыхает он. Чонгук усмехается, но его глаза остаются темными, нечитаемыми. — Правда, хен? — спрашивает он. — Я лучше, чем Хенсу? Чонгук вглядывается в него, и Юнги не отводит взгляда, и так много хочется сказать. Да, Чонгук, да, ты лучше Хенсу, ты лучше всех, кого я знал. Ты так прекрасен, так талантлив, я так тобой восхищаюсь. Я хочу написать для тебя сотню песен. Я… Я так влюблен в тебя, как никогда ни в кого не влюблялся прежде. Как, наверное, никогда ни в кого больше не влюблюсь. И ему становится так страшно от этого осознания, что он не может вымолвить ни слова. — Ничего, хен, — усмешка исчезает с лица Чонгука, и он выпрямляется. — Я пошутил. Твой выбор очевиден. (- Чонгук, почему ты не помнишь? — мысленно кричит ему вслед Юнги. — Я же в конечном итоге всегда выбираю тебя.) Когда они приезжают на вечеринку, она уже в самом разгаре. Они легко вливаются в толпу — у Чонгука множество знакомых и друзей, а Юнги много кто знает. Если кто-то еще сомневался в том, что они вместе, то теперь сомнений ни у кого не остается. Их поздравляют так, словно они чертовы молодожены. — Самая крутая пара университета! — кричит кто-то, кто-то смеется, но Юнги не смешно. Он думает о том, насколько нагло будет предложить Чонгуку продолжить их контракт, ведь теперь все в курсе, что они вместе. По шкале от одного до десяти — на двенадцать. Юнги прикусывает язык. Они в основном рядом друг с другом, пьют, танцуют, болтают, играют в дурацкие игры, в ходе которых снова пьют, если проигрывают, а если выигрывают, тоже пьют. Время течет быстро и медленно одновременно, Юнги теряется в пространстве и ощущает только Чонгука, его прикосновения, его смех, его голос, его сияющие глаза. Юнги не понимает чувства. Он не понимает, когда весь его план пошел не по тому пути. Вот как все должно было быть: он подговаривает Чонгука притвориться его парнем, выводит из себя Хенсу, дожидается, пока тот закатывает ему истерику и холодно его отшивает, а после этого чувствует спокойствие и удовлетворение, забывает о нем, забывает о Чонгуке и возвращается к нормальной жизни, в которой нет никаких отношений. Вот как все получилось: Чонгук и вправду заставил его забыть о Хенсу — спасибо, мать вашу. Но он занял столько места в его буднях, в его разговорах, в его мыслях и сердце, что забыть о нем у Юнги вряд ли получится. Когда-нибудь. — Хен, — жарко шепчет Чонгук ему на ухо. — Юнги, Хенсу здесь. Они стоят возле бара, Чонгук опирается поясницей о стойку, Юнги стоит перед ним. Он оглядывается и действительно видит Хенсу, который смотрит прямо на них. — Чонгукки, — Юнги усмехается, обращая взгляд на младшего. Он сейчас так пьян, а Чонгук так красив. (Завтра Юнги будет трезвым, но Чонгук останется таким же красивым, как ему справиться с этим?) Все думают, что они встречаются уже пару месяцев. Никто из них не знает, что после сегодняшнего вечера все прекратится. Он смотрит на его губы, влажные, алые после выпитого алкоголя, сводящие с ума. — Чонгук, я тебя сейчас поцелую. Чонгук распахивает глаза, но Юнги не дает ему ответить, приподнимаясь и прижимаясь губами к его губам. Со стороны, наверное, это не выглядит чем-то особенным. Но вокруг Юнги все затихает. Чонгук впивается пальцами в его плечи, зачем-то приподнимаясь на носочки, и Юнги удерживает его за талию. Губы Чонгука мягкие и горячие, он пытается отвечать, но не успевает за ним. Юнги давит языком на его нижнюю губу, и он послушно приоткрывает рот, едва слышно хныча. (Это не о Хенсу. Это теперь только о Чонгуке.) Юнги и без этого был пьян, но теперь он чувствует себя так, словно его голова становится воздушным шариком, словно все внутри него наполняется гелием, и он парит над землей. Он любит целоваться, и теперь, когда он знает, каково это — целовать Чонгука, как он должен от этого отказаться? Он скользит под его рубашку, проводя по горячей коже кончиками пальцев, разрывает поцелуй со сводящим с ума звуком и принимается выцеловывать линию его челюсти, шею, смыкает губы на мочке уха. Как так получается, что Чонгук, который столько пил, столько танцевал, столько времени провел в толпе, остается таким сладким? Юнги мог бы целовать его вечно. Чонгук тихонько стонет, откидывая голову и продолжая цепляться за плечи Юнги, словно если бы не это и не стойка, о которую он опирается, он бы точно упал. Юнги вновь возвращается к его губам, увлекая его в новый головокружительный поцелуй, и во второй раз отстраняется Чонгук. — Он ушел, хен, — выдыхает он, не выпуская его из объятий. Его губы пылают, щеки алые, а в глазах так много эмоций, что Юнги боится в них утонуть. Надежда. Чувство, которое он видит в его взгляде и которое не в силах расшифровать — это надежда. Он не может отвернуться даже для того, чтобы проверить, действительно ли Хенсу тут больше нет. Он тянется и чмокает его в губы. — Почему ты продолжаешь меня целовать? Потому что я не думаю, что могу остановиться. — Вдруг… — Юнги не хватает воздуха. — Вдруг он вернется. В глазах Чонгука что-то меркнет (его надежда), но Юнги не успевает задуматься над этим. Потому что в этот раз Чонгук целует его первым. И мир вокруг них растворяется.***
Он не видит Чонгука больше. Чонгук игнорирует его звонки, сообщения, они учатся в разных корпусах, и, несмотря на то, что Юнги знает его расписание наизусть, ему никак не удается подловить младшего ни до, ни после пар. Возможно, ему и не нужно его искать. Чонгук говорил, что хочет прекратить, и он… Он прекратил. Вырезал Юнги из своей жизни как лишнюю фигурку на макете. И это нормально, да? У них был контракт, и Чонгук выполнил все условия, и теперь он ушел. Они не были друзьями до этого и не обязаны оставаться друзьями после. Юнги не знает, почему это так тревожит его. Почему ему так одиноко, так грустно и больно, как не было даже после разрыва с Хенсу. Точнее, после разрыва с Хенсу было совсем не так. Он скорее был оскорблен, чувствовал себя использованным, непонятым. Если бы Хенсу расстался с ним, прежде чем связываться с кем-то другим, он бы и не загорелся этим тупым планом мести, который разрушил его, разрушил все. Чонгук отпустил, но Юнги отпустить не в силах. Возможно, он и вправду просто эгоист. Но как он должен просто оставить Чонгука, когда он все еще может почувствовать его губы на своих, его руки, его рваное горячее дыхание, оседающее на коже? (Когда он понял, что влюблен в Чонгука.) Именно так Юнги обнаруживает себя перед дверью в его комнату во вторник вечером — прошло одиннадцать дней с вечеринки. Он стучит, и ему открывает незнакомый высокий парень с тяжелым взглядом. Юнги делает шаг назад, и парень выгибает брови. — Мин Юнги? — Да, я пришел к Чонгуку, — отвечает Юнги, не отводя взгляд ни на секунду. Парень прищуривается. — А ты?.. — Его сосед, — нехотя отвечает он. — Меня зовут Тэхен. Чонгук… не думаю, что он сейчас может разговаривать. Юнги хмурится и открывает рот, чтобы ответить, но в этот момент изнутри доносится приглушенный голос. Тэхен оборачивается, что-то уточняя, а потом открывает дверь полностью, пропуская Юнги в комнату, но его взгляд полон неодобрения. — Я к Чимину, — предупреждает Тэхен Чонгука, надевая тапки на ноги и выходя в коридор. Дверь за ним захлопывается, и они остаются наедине. Чонгук сидит на кровати, завернутый в одеяло как в кокон, только голова торчит. Перед ним стоит ноутбук, упаковка чипсов и банка колы. — Расслабляешься? — хмыкает Юнги, и его голос повисает в воздухе как паутина. Чонгук переводит на него усталый взгляд, и Юнги впервые видит его глаза настолько пустыми. Они всегда сияли, как будто в них целые вселенные, но сейчас они все словно потухли. — Юнги-хен, скажи, — тихо просит Чонгук, — каким был твой первый поцелуй? Юнги недоуменно приоткрывает рот и делает несколько шагов вперед. — Мой… мой первый поцелуй?.. — переспрашивает он. — Ну, это было в пятом классе, кажется? Нам с одноклассницей было интересно, как это, и мы попробовали… — он неловко смеется, потирая заднюю часть шеи. — Было ужасно. Мокро и со вкусом тертой моркови. А еще она потом разрыдалась, потому что ей не понравилось, и меня наказали. Чонгук не смеется. Его лицо вообще не выражает никаких эмоций. — Хочешь, — медленно проговаривает он, склоняя голову к плечу, — я расскажу тебе о моем первом поцелуе? Юнги не понимает, к чему этот разговор, но все равно кивает, решаясь присесть на край кровати. Почему ему вдруг стало настолько неуютно в этой комнате? — Мой первый поцелуй, — его голос кажется едва слышным, но в оглушительной тишине Юнги четко разбирает каждое слово, — произошел на вечеринке с человеком, в которого я уже очень давно влюблен. Он был пьян, и я был пьян тоже. Он поцеловал меня, чтобы вызвать ревность у своего бывшего. Юнги застывает, кажется, не только снаружи, но и внутри. Даже его сердце испуганно затихает в груди. В ушах начинает звенеть, и он снова ощущает это — влажные, горячие поцелуи, из-за которых пылает весь мир вокруг, и неуверенный голос Чонгука. («Хенсу ушел, хен». «Вдруг он вернется», — ответил ему Юнги. «Я не хочу прекращать тебя целовать», — должен был вместо этого сказать он.) Глаза Чонгука наполняются слезами, но его голос остается ровным. — А несколько месяцев назад он вдруг позвал меня в кафе, — беспощадно продолжает он, не зная, что каждое его слово отрывает от Юнги по кусочку. — И предложил мне встречаться. Я думал, что сойду с ума от счастья, но это счастье продлилось всего минуту. До тех пор, пока он не предложил мне за это деньги. Чонгук смотрит на него, и слезы текут по его щекам. Юнги чувствует, как что-то ледяное обхватывает его горло, и он не может вдохнуть. Только позже он осознает, что это комок рыданий застывает внутри. — Наверное, ты подумаешь «боже, какой он идиот, что мешало ему отказаться?», да? Я понимаю. Я бы тоже так подумал. Но как я мог отказаться? Людям свойственно мечтать. И я размечтался тоже — вдруг он влюбится в меня? Вдруг для него это перестанет быть просто игрой? Он был так близко, и он предлагал мне встречаться. Я постарался забыть, в чем причина его предложения, и согласился. Юнги хочется сказать Чонгуку, чтобы он замолчал. Он не может его слушать. Он не может пошевелиться, остановить его, не может заткнуть ему рот. У него нет на это права. У него нет права любить Чон Чонгука. (Даже если очень хочется.) (Даже если он уже.) — Отец учил меня быть честным всегда, — произносит он. — Говорить о чувствах до того, как они начнут причинять боль. И мне жаль, Юнги. Я должен извиниться перед тобой, потому что я не был с тобой честен. И сейчас мне очень больно. Юнги чувствует холод на щеках и понимает, что тоже плачет. — Но, скажи, пожалуйста, — голос Чонгука затихает до шепота. Он кажется таким уязвимым, таким маленьким. — Будь честен со мной. Все, что у нас было… Все прикосновения, все взгляды, то, как у тебя в холодильнике всегда была хотя бы одна банка колы, несмотря на то, что ты ее не пьешь, то, как ты приходил встречать меня, даже когда Хенсу не было на парах, то, как ты помогал мне с заданиями, как ты познакомил меня с друзьями. То, как ты смотрел со мной фильмы, которые считаешь глупой тратой времени, и то, как ты внимательно слушал все очевидное, наивное и бессмысленное, что я говорил, словно это действительно было важно для тебя. То, как ты обнимал меня во сне и не отпускал до моего пробуждения, даже если просыпался раньше. То, как ты находил необычные кафе для наших свиданий, на которых Хенсу не мог нас увидеть (которые были только моими, а не его), то, как запоминал все мелочи, которые мне нравятся. То, как называл меня умницей, как говорил, что выбрал меня, даже когда на чаше весов был Ли Тэмин. То, как продолжал целовать меня на вечеринке, несмотря на то, что комната была уже пуста, как шептал, что не можешь остановиться, ты помнишь это? Ты забрал мою первую любовь, мои первые отношения и мой первый поцелуй. Что из этого было для тебя настоящим? Хоть что-то из этого было для тебя настоящим, Мин Юнги? — …все, что у нас было. Это все было фальшивкой? Чтобы быть честным, нужна смелость, а Юнги труслив. Он труслив, и поэтому он не смог признать, что была его вина в том, что они с Хенсу расстались. Он труслив, и поэтому он нашел Чонгука и воспользовался им. Он труслив, и поэтому всегда сбегал, скрывался, прятался, вместо того, чтобы сразу признать свои чувства. И сейчас эта трусость может стоить для него слишком дорого. Юнги смотрит на Чонгука, и ему кажется, что стоит на прицеле. Секунда — и прозвучит выстрел. И назад уже ничего не вернешь. Поэтому он единственный раз в своей жизни… — Все из этого, — шепчет он на выдохе, и с лица Чонгука исчезает вся краска, он кривится от боли так стремительно, словно выстрелили на самом деле в него. …единственный раз в своей жизни решает быть честным. — Все из этого было для меня настоящим, Чонгук. Чонгук распахивает глаза и, качнувшись, падает вперед, утыкаясь лбом в его плечо. Юнги — плохой бойфренд. Чонгук заслуживает большего, а он никогда не был большим. Но если это то, чего хочет сам Чонгук, может, это не так уж плохо? Он обнимает младшего и чувствует, как тот содрогается от рыданий. Юнги, кажется, тоже плачет. Это уже не имеет значения. Значение имеет только то, что ни один из них больше не на прицеле. Юнги нащупывает его руку и переплетает с ним пальцы, крепко их сжимая. И это так естественно. В том, как идеально ладонь Чонгука подходит его ладони, нет ничего фальшивого. Только настоящее. (Это никогда не было о Хенсу, понимаешь? Это всегда было только о тебе, Чонгук. Всегда будет только о тебе. Потому что в конечном итоге я выбираю лишь тебя.)