Так становятся взрослыми

Отани впервые заговаривает о своем желании жить отдельно от семьи еще на первом курсе и довольно ухмыляется при этом, – так, будто живет один уже не меньше года, – но взгляд у него какой-то странный. Все смеются над ним, да и Риса тоже: это ведь глупый, глупый Отани, не способный даже бревно в собственном глазу заметить, не то что строить серьезные планы на жизнь. Но Риса смеялась над ним и тогда, когда он изъявил желание стать учителем, и даже когда он сумел поступить в университет, первыми словами его девушки были: «Да ладно. Как?» Поэтому спустя семь месяцев, когда Отани без лишних предисловий дает ей копию ключа от своей съемной квартиры, Риса смотрит на него как на чудо-чудное, с недоверием и искренним удивлением, и ей остается лишь гадать, сколько же сил было потрачено, чтобы претворить в реальность подобную мечту. Ключ она берет с опаской, но все же послушно прячет в застегивающемся на молнию отделе кошелька. В этот момент ей впервые за долгое время вновь кажется, что Отани опять на шаг впереди. Опять взрослеет быстрее, даже слишком, и неловкое чувство собственной никчемности будет преследовать Рису все то время, пока она с ним. Время идет, а Риса так и не пользуется подаренным ключом. Она гостит в чужой квартире лишь в присутствии ее хозяина, но все равно незаметно для себя постепенно привыкает к обстановке настолько, что осведомлена о местоположении многих вещей куда лучше, чем Отани. Сам Отани в эти дни куда больше озабочен тем, что он, кажется, подрос сантиметров на пять, и постоянно смотрится в зеркало, лишний раз убеждаясь в этом. Иногда, после громкого, крикнутого на всю квартиру, «Коизуми!» перед зеркалом оказываются двое. Риса в такие моменты старается слегка ссутулиться, за что незамедлительно получает не очень нежный хлопок по спине, и со вздохом выпрямляется во все свои сто семьдесят два сантиметра. И все же обуви на каблуках в ее гардеробе становится все меньше. Если Отани и замечает сей факт, виду он не подает. — Он не заметит, даже если ты побреешься налысо, — недовольно фыркает Нобу, от цепкого взгляда которой не укрываются некоторые изменения во внешнем виде подруги. Риса дуется первые секунды три, но после все же звонко смеется в ответ. С правдой не поспоришь. Рождество на втором курсе обучения становится первым, которое они встречают не на улице, а в уютной гостиной, по совместительству служащей спальней. Риса вручает своему парню – ей все еще нравится мысленно называть Отани именно так – теплый стильный кардиган темно-синего цвета и получает в ответ новый коллекционный диск Умибозу и красивую шкатулку с вырезанным на крышке очаровательным кроликом. Отани при этом краснеет до степени переспелого помидора и выглядит все таким же милым, как и в школьные времена. — Ты сейчас воспламенишься, — ехидно замечает Риса, ухмыляясь в своей излюбленной манере. — Это освещение такое, идиотка, — тут же вспыхивает еще ярче Отани и поспешно уходит в ванную «примерить подарок». Когда он возвращается, сетуя на слегка длинноватые рукава, с губ Рисы все еще не сползает дурацкая нежная улыбка. — Сделай одолжение, сотри это глупое выражение со своего лица, — недовольно ворчит Отани, вновь садясь напротив, и то, как аккуратно он поправляет воротник, задерживая пальцы на ткани чуть дольше, чем нужно, не оставляет Рисе ни малейшего шанса осуществить его пожелание. Риса уходит, когда на улице уже темно, и Отани провожает ее до самого порога ее собственного дома, отказываясь уходить, пока она не зайдет внутрь. Риса заглядывает в прихожую, громко сообщая, что уже вернулась, и, когда Отани теряет бдительность, быстро целует его в щеку. Его возмущения тонут в скрипе закрывающейся за спиной Рисы двери. Уже позже, через неделю или чуть больше, Риса находит в одном из отделений шкатулки тонкую серебряную цепочку с кулоном в виде буквы «Р». — Ну ты и тугодум, — сообщает ей Отани, когда она заявляется на очередное свидание со светящимися от счастья глазами. Счастье Рисы тут же сменяется недовольством: — Ты же даже не намекнул, — хмурится она, машинально теребя пальцами кулон. — Откуда мне было знать? — В следующий раз приложу к подарку пояснительную записку, — фыркает Отани, скрещивая руки на груди и выглядя слегка раздраженным. Впрочем, румянец на его щеках вновь играет против него. Риса улыбается и делает шаг навстречу, что служит более чем красноречивым предупреждением. — Даже не вздумай, — уже тише шипят ей. Отани получает свое позже, когда его насильно запихивают в одну из тех кабинок, где можно сделать быстрые фото, и, несмотря на все свои попытки вырваться, выходит из нее уже не таким уж и раздраженным. Риса ловит на себе уже знакомый ей странный взгляд и чувствует, как что-то между ними теперь неуловимо меняется, но все еще не может понять, что именно. Губы у нее до сих пор слегка горят, сохраняя ставшее привычным за последние три года тепло. Взгляды, разгадать которые Рисе не по силам, сопровождают ее теперь все чаще, вынуждая нервничать еще больше. Ключ от квартиры, должно быть, уже покрылся паутиной, позабытый, как и квартира, которую он открывает: Риса в ней теперь почти не появляется, чувствуя себя слишком неуютно и потерянно. А если и приходит, то старается уйти как можно раньше, пока светло, чтобы не было необходимости ее провожать. Отани, глупый он или нет, может не замечать многое, даже самое очевидное, но даже от него не укрываются столь существенные изменения в их отношениях. Рисе жаль, правда, потому что ее парень теперь улыбается очень редко, все чаще выглядя задумчивым и даже слишком серьезным, но поделать она ничего не может. Она просто не знает, чего именно от нее ждут. — У вас все хорошо? — обеспокоенно интересуется Нобу, помешивая трубочкой свой коктейль. Они уже час торчат в кафе «Пачинко», заняв самый дальний от входа столик, и Риса до сих пор не сделала ни глотка из своего бокала. Зная ее, подобное можно принять за предзнаменование грядущей катастрофы мирового масштаба. — Не то чтобы, — качает она головой, гипнотизируя свой коктейль. — Тогда что? — торопит ее Нобу, не отличающаяся терпением в таких вопросах. Риса вздыхает, мнется, но все же рассказывает о преследующих их с Отани отношения странностях, и то, как постепенно озаряется пониманием лицо Нобу, не сулит ей ничего хорошего. Некоторое время после этого они молчат: одна удрученно, вторая устало. — Ты такая дура, — наконец, вздыхает Нобу, залпом осушает половину бокала, и продолжает. — Вы встречаетесь три года. И ждать от тебя он может только одного, — она слегка наклоняет голову, задумчиво глядя в окно. — Честно говоря, никогда бы не подумала, что Отани может быть настолько деликатным и терпеливым. Риса молча смотрит на Нобу какое-то время и, когда до нее, наконец, доходит, о чем идет речь, прячет в ладонях смущенное лицо. И в кои-то веки согласна со всем вышесказанным: она действительно дура. Тем вечером она долго не может уснуть: лежит поперек кровати, подпихнув под голову сразу две подушки, и вертит в руках маленький ключ, разглядывая его так пристально, будто простая железка способна подсказать ей, что делать. Отани звонит на следующий день, радостно сообщая, что у него внезапный выходной, и предлагает сходить в их любимый караоке-клуб. Риса назначает время сама. За час до встречи она стоит перед порогом квартиры Отани, замерев с протянутым к замочной скважине ключом, и лишь спустя бесконечно долгие пять минут заставляет себя повернуть его в замке, с тихим щелчком приотворяя дверь. У нее уходит пара секунд на то, чтобы захлопнуть дверь за собой и заметить в полутьме прихожей маленький силуэт. — Что ты здесь делаешь? — Отани завязывает второй шнурок на кроссовке и поднимается, выглядя по-настоящему удивленным. Еще бы: Риса впервые воспользовалась этим его подарком по назначению. — Я думал, мы встретимся уже там… — Мы… — Риса кладет сумочку на тумбочку в углу, делая вид, что не замечает дрожи собственных рук, и нервным движением заправляет за ухо прядь распущенных в честь предполагаемого свидания волос. — Мы можем сходить туда в другой день. — О, — Отани совсем теряется. — Да, но… Риса вздыхает, прислоняется к двери, отводя взгляд и чувствуя, как подступает паника. И все же находит в себе достаточно смелости, чтобы выдержать взгляд глаза в глаза. — Прости, — улыбается она так, что даже глупый, глупый Отани должен понять, — что заставила ждать так долго. Отани понимает. Спустя полчаса или чуть больше. И между ними снова неловкость и тонны смущения, но… Риса думает, что так и должно быть, и ей кажется, что она, наконец, повзрослела достаточно, чтобы быть со своим парнем на равных. Домой она тем вечером так и не возвращается.