Дурман

Говорят, Сати Сайган въехала в Меса-Вердеде на слоне, в нимбе из солнечного света, и люди вокруг боялись взглянуть на неё. Говорят, Сати Сайган способна взмахом белой ладони отправить в ад душу — и возвратить из ада с такой же лёгкостью. Говорят, Сати Сайган — богиня, но Датура не верит в богов: не верит до той поры, пока не встречается с ней в поединке; даже земля дрожит под ногами от мощи светлой богини. Говорят, Сати Сайган — само милосердие. Наверное, лишь поэтому Датура остаётся в живых. Наверное, лишь поэтому Сати Сайган приходит к ней после боя, мудрая и покорная, и ложится под неё без возражений, тихо улыбаясь. Говорят, Сати Сайган — богиня. Богиня с распахнутыми бёдрами и запрокинутой головой, богиня с бесстыдно задранной юбкой, с тонкими искусанными губами, исступленно повторяющими: «Ты не плохая, Датура, все мы заслужили немного любви». «Ты не плохая, Датура. Мне так тебя жаль». «Ты не плохая, Датура. Ты несчастна. Твой путь спутан, как лабиринт». Датура хочет расхохотаться. Путь её ясен, как день. И ей не нужна жалость — ей не нужна твоя жалость, слышишь, глупейшая из богов? «А знаешь, кто не заслуживает любви, — пальцы Датуры впиваются в податливую плоть живота Сати Сайган, — ты». «Пусть так», — послушно соглашается она. И судорожно выдыхает, когда Датура прижимается ртом к её нежному девственному лону. Датура не может понять, чего в этом выдохе больше — страдания или сострадания. Богиня-шлюха, многим ли из Гандары подарила ты свою любовь? Богиня-шлюха, неужели не видишь, как смотрят на тебя мужчины! Смотрят словно на кусок мяса, висящий у них под носом, кусок мяса, истекающий кровью; кусок мяса, который они не способны схватить и разорвать зубами. Мужчины так безыскусны, думает Датура. Мясо досталось женщине.