Всё рушится, ускользает, Это невозможно победить. Я сломаюсь, исчезну, Исчезну, исчезну. Lennon Stella — Breakaway
Чимину не нужны отношения. Они не нужны ему сейчас, когда он устало достаёт ключи из кармана пальто и с болью в мышцах открывает дверь своего подъезда, куда еле добрался на плетущихся ногах, немного пошатываясь. Пошатываясь не от пары шотов в баре, распитых в весёлой компании друзей, а от усталости — моральной, физической, да всей её прекрасной многогранности. Когда он, подобно умирающему животному, добирается до квартиры и, едва зайдя за её порог, еле поднимает руку на выключатель и валится на пуф, тут же закрывая глаза. Они не нужны ему, когда он с ужасной неохотой стаскивает с себя одежду целую вечность, порой благополучно забивает на душ и просто ложится в постель, а веки смыкаются резко, быстро, не обременяя парня долгими попытками заснуть. Чимину не нужны отношения, когда он, в другую ночь, укладываясь в кровать, долго вглядывается в потолок в темноте комнаты и думает, думает, думает, пытаясь навести порядок в голове и обдумать свой следующий день, когда было бы лучше — последующую жизнь; Чимину не нужны отношения, когда после работы он заходит в магазин у дома и покупает полуфабрикаты вместо продуктов, быстро разделывается с ними под какое-нибудь идиотское видео из интернета и засыпает уже посреди ночи. Чимину не нужны отношения, когда с утра он срывается и бежит на всех парах на работу, ему не нужны отношения, когда его нет дома целыми днями в течение всей недели, полки в его комнате зарастают пылью, и убрать вещи в шкаф, а не швырнуть по обычаю куда придётся — нет сил и желания. Чимину никто не нужен. В жизни его нет места другим людям. Ему бы самому не свихнуться. Потом Чимину нужны отношения. В дни, как этот, когда он прогуливается с остановки до дома, а не пересаживается на другой автобус, чтобы доехать прямо до подъезда, и наблюдает за опадающими позолоченными листьями клёна. Ему нужны отношения, чтобы быть как вон та парочка чуть впереди него, медленно шагающая по тротуару, переплетая пальцы. Ему нужны отношения, чтобы сделать так же — взять чью-нибудь тёплую руку в свою, откинуть голову на чьё-нибудь плечо. Улыбаться, пить кофе из бумажных стаканов и обсуждать повседневную суету по дороге домой. Чимину нужно это. Ему нужны отношения, когда вечером, после работы, идти по переулкам в одиночестве страшно. Нужны, когда в кровати слишком холодно одному, и острую необходимость в объятьях никто не удовлетворит. Нужны, когда ему тревожно и одиноко, когда хочется прижаться, хочется высказать, что беспокоит и терзает душу; нужны, когда на завтрак достаточно одной порции, а хотелось бы сделать две. Нужны, когда свет в коридоре включает и выключает сам Чимин, встречая и провожая себя самого у дверей. Нужны, потому что Чимин больше так не может — в одиночку. К Чимину клеятся. Не знакомятся для того, чтобы построить отношения. К нему клеятся для того, чтобы удовлетворить базовые потребности. «Секс по дружбе». Чимину он не нужен. Чимин не хочет растрачиваться на подобные вещи. Он не против, но только не с ним — кто угодно и с кем угодно, но другие. Он пытается абстрагироваться, не пропускать это через себя, а просто пройти мимо — но не может. Это не принуждение, но давление сильное; Чимин крепко держится за свой рассудок и не позволяет себе дать трещину. Уважай себя. Тебе это не нужно. Тебе не нужны отношения, даже такие глупые. Найди гармонию с собой. Пытается, но выходит плохо. Друзья говорят — пошли к чёрту, но он так не может — боится. Конфликта, злых мыслей, чего угодно, даже в такой ситуации боится. Чимин не из робких, он просто запутался. Он ищет себя, ищет пути к отступлению. «Переведи все в шутку». «Смени тему разговора». «Не отвечай на провокации». Чимин стойкий. Он справится. Он едет в метро и смотрит на парня в другой части вагона. Симпатичный, можно было бы попробовать познакомиться. Они едут вместе одну, две, три станции, и Чимин всё смотрит, но ничего не предпринимает. Парень в наушниках, он в своих мыслях и своём телефоне. Наверняка у него кто-то есть. Наверняка ему это ни к чему. А Чимину к чему? Разве у него есть время на ерунду вроде этой? Сейчас попросишь номер, потом не сможешь договориться о встрече, потому что еле волочишь ноги до дома. Зачем тебе это? Оставь. На нужной станции Чимин выходит из поезда, так ничего и не сделав. Вокруг мало людей. Вернее, их всегда предостаточно, но ощущение такое, будто нет никого. Чимин ходит с музыкой в ушах и лишь изредка поглядывает на окружающих. Он снова занят, голова где-то, но не здесь. Снова допоздна, снова весь день как белка в колесе. Люди, люди, люди. Толпы людей. Чимин в них одинокий, и даже если попытается исправить это — не сможет. Ему ведь не нужны отношения. Не стоит делать глупостей. Возможно, он и вправду так думает. Возможно, он решил так, потому что трезво оценивает свои возможности. Он каждый день как в пелене; едва ли есть желание продолжить эту нескончаемую череду учебы, работы, работы, учебы, и дальше по списку. Возможно, дело в Чимине. Он один в толпе, и никто, ни единая душа на него не смотрит. Он никому не нужен. Никто не хочет его. Никто не хочет с ним. Никто не хочет для него. Чимину хорошо в одиночестве. Он к нему привык, оно больше не ощущается как что-то чуждое и холодное — только тёплое и уютное, порой даже с нетерпением ожидаемое. Он устаёт от социальных взаимодействий, ему легко может осточертеть общение, и тогда прогулки в компании самого себя он любит. Походы в магазины, театр, кино, поездки на велосипеде в парке — Чимин всего лишь находит ту самую гармонию, которой ему так сильно не хватает. Временно, но он может выдохнуть. Голова пуста, он ни о чем не сожалеет — ему никто не нужен для того, чтобы чувствовать себя полноценным. Потом он неловко ест в одиночестве на фуд-корте. Ощущение такое, словно все пялятся. Когда рядом друзья, такого не наблюдается. Всего лишь мнительность, Чимин с ней легко справится. На другой день в поезде тот же парень поднимает голову и встречается с Чимином взглядом. Кажется, улыбается — Чимин не видит за чёрной маской нижней половины его лица, но небольшие морщинки в уголках больших карих глаз позволяют ему думать, что это так. Чимин резко отворачивается, смущённый тем, что застигнут врасплох, и выходит на нужной станции так неуклюже, что спотыкается о порожек поезда. Чимину хочется любви. Конечно. Но не сейчас. Потом снова возвращается наседатель. «Парни вроде тебя никогда не знают, чего хотят». «Тебе просто нужно потрахаться». «Зачем тебе все эти трудности? Тебе нужен хороший член, все просто». Самые идиотские, самые унизительные способы для склонения. Чимин спорит, вместо того, чтобы послать к чёрту. «Ты не заслуживаешь такого отношения», — шепчет гордость. «Не все люди одинаковые», — пишут руки. Жалкие попытки закрыть трещины внутри себя. Он заставляет Чимина сомневаться в своих решениях и убеждениях, но он не должен поддаваться. Он игнорирует переписку в течение нескольких дней, и парень по ту сторону экрана затыкается. Теперь Чимин снова в одиночестве, рассуждает над тем, был бы он счастлив иметь такого рода отношения или нет. Разумеется, не с таким придурком — Чимин бы себя уважать перестал, если бы всё же поддался на такие глупые провокации. Однако чувство одиночества снова захлёстывает его с головой, и он не может перестать думать о том, что ему пусто внутри. Он не уверен, но, кажется, раньше он за собой такого не замечал. Вроде бы всё в его жизни как обычно, но чего-то всё равно не хватает. Будто какая-то безумно важная деталь была вырвана, а он так глуп, что не способен сообразить. Чимин спрашивает у друзей, интересуется, что бы это могло быть, но те лишь многозначительно вздыхают — мол, раз исчезло, значит, так и нужно, и не стоит гоняться за призраками прошлого. Но Чимин даже не понимает, что за призраки его мучают и почему именно сейчас.до
Я не хочу быть кем-то, кого ты можешь просто выбросить. SG Lewis — Throwaway (with Clairo)
Он сидит в кафе за одним столиком со своим бывшим парнем — Чонгуком. Тот внимательно перелистывает втюханную Чимином ему папку, пробегается взглядом по абзацам, стопорится на некоторых строчках и очаровательно хмурится. Чимин сжимает кулаки на своих бёдрах так сильно, что короткие ногти впиваются в ладони и оставляют следы. Он нервничает. Ему об этом сервисе рассказал Хосок, его лучший друг. Сам он им не пользовался, но его знакомый практиковал подобную штуку, и Хосоку тогда приходилось подписывать специальные документы по нераспространению информации. В том смысле, что проходивший эту процедуру человек не должен был знать о том, что он её проходил. Получилось, вроде бы, неплохо, и потому Хосок чувствовал себя спокойно, рекомендуя Чимину обратиться в службу по стиранию памяти. «Тебе станет легче, если ты о нём забудешь». Прошло уже полтора года с тех пор, как они с Чонгуком расстались после шести лет отношений, однако вместо того, чтобы начать встречаться с кем-то ещё или научиться жить одному, Чимин с каждым днём всё больше утопает в осознании одной простейшей истины — он не забыл, и он не может забыть. Ему не нужны отношения, он не намерен начинать то, что не сможет нормально поддерживать. Если бы Чимин был хоть немножечко сильным человеком, он бы стал больше внимания уделять себе, занялся бы собой. Одиночество — это не всегда ужасно; одинокие люди имеют больше возможностей позаботиться о себе и реализовать себя во многих вещах, потому что не тратят время на других людей. Но Чимин тратит безумное количество времени, ностальгируя по ушедшим дням. Сначала ему казалось, дело в непривычке — столько лет вместе с кем-то, а теперь совсем один. Но тогда осознание шло к нему слишком уж долго — целый год он справлялся, а тут внезапно взял и перестал. Чимин сначала молчал, скрывал свою проблему, однако, чем больше времени проходило, тем сильнее он увязал в воспоминаниях — листал фотографии, смотрел видео, слушал их музыку. Тосковать по отношениям, которые закончились так давно и, по сути, по его же решению, глупо, и потому он не хотел рассказывать об этом своим друзьям. Пока не произошло кое-что ужасное. Они с Чонгуком давно потеряли связь — на момент их встречи в кафе их переписка была закончена несколькими месяцами ранее. Чимин поглядывал на профили Чонгука в соцсетях, потому что они расстались без боя и не стали удалять друг друга отовсюду; в один из дней ни о чём не подозревавший Чимин наткнулся на сториз Чонгука, снятого в машине за рулём кем-то ещё с пассажирского сиденья. И Чонгук смотрел в камеру, однако Чимин мог поклясться, что парень смотрел за неё. И ужасное было в его взгляде — Чимин этот взгляд знал. Влюблённый. Абсолютно точно и просто до одури как сильно. Он тогда перестал вообще заходить в какие-либо соцсети, убрал мобильный и уставился в стену, видя перед глазами лишь этот влюблённый взгляд глубоких карих глаз. Чимин видел его в последний раз так давно, что от встречи с ним мурашки побежали по телу и сердце закололо. Этот взгляд шесть лет он чувствовал лишь на себе и знал его лучше всего на свете. Он не мог сомневаться. Чонгук начал новые отношения, пока Чимин не мог разделаться со старыми. Потом он думал об этом — изо дня в день и из ночи в ночь. Он не чувствовал ревности — он понимал, что Чонгук должен двигаться вперёд, ведь уже столько времени прошло. Где-то глубоко внутри он отлично понимал и раньше, что такой парень как Чонгук наверняка уже нашёл себе кого-то ещё. Но увидеть собственными глазами тому подтверждение было так внезапно и так отрезвляюще, что Чимин не мог думать ни о чём другом. Его мозг боролся с его сердцем. Ночами Чимин просыпался от того, что плакал в реальности от увиденных во сне картинок, где он от чистого сердца желал Чонгуку счастья. Тот рассказывал: «Он такой потрясающий. Он добрый, и он очень заботливый. Я правда счастлив с ним». Чонгук ярко улыбался, а Чимин всхлипывал: «Я так рад. Я так рад за тебя, Чонгук. Ты должен быть счастлив, ты этого заслуживаешь», выпаливая во сне те слова, что отчаянно хотел бы сказать в жизни, но никогда бы не рискнул. И ладно бы это произошло однажды, но сны повторялись — Чимин говорил ему это снова и снова, то по телефону, то вживую. Всё желал ему счастья, а сам умирал внутри, просыпаясь в слезах посреди ночи на своём небольшом диване в маленькой квартирке. Тогда он рассказал Хосоку. Рассказал всё, как на духу — поведал другу о том, какой он слабый на самом деле. Как стыдно ему спустя полтора года после того, как они с Чонгуком расстались, всё ещё осознавать, что он не может отпустить прошлое. Что он жалеет, что стал причиной их разрыва. Что хотел бы помешать себе сделать это, что не готов научиться жить без него, что не чувствует себя полноценным человеком без него. А Хосок сунул ему визитку и рассказал про стирание памяти. Чимин долго думал, анализировал их отношения, придя к выводу о том, что эти шесть лет были далеко не самыми идеальными и что Чонгук наверняка тоже хотел бы избавиться от болезненных воспоминаний с Чимином в главной роли. Хотя, возможно, Чимин на самом деле просто хочет дать Чонгуку понять, что собирается сделать, и других способов сделать это он просто не придумал. Он не знает. В любом случае, череда этих событий привела его к тому, что сейчас он нервно кусает губы, пока Чонгук изучает рекламные буклеты и договор на оказание платных медицинских услуг. — Ты… хочешь стереть все воспоминания обо мне? Чимин прикусывает губу сильнее, сдерживая порыв расплакаться, и поднимает на него глаза. — Неужели тебе действительно настолько было плохо со мной? Он спрашивает спокойно, даже с тенью какой-то усмешки. Не злобной — наоборот, Чимин сказал бы, грустной. Но он не срывается на крик, нет ощущения, что Чонгук собирается обвинить его во всех смертных грехах. — Нет, дело не в этом. — Я понимаю, — кивает Чонгук, отодвигая бумаги в его сторону. — Ты волен делать всё, что хочешь, Чимин. — Я думал, что ты… что ты тоже захочешь. — Я не нуждаюсь в этом, — Чонгук скрещивает руки на груди. — Я рад, что мы были вместе, и я не чувствую никакого негатива к тебе. Так что… Чимин качает головой. Не может быть так, что только ему больно — неужели Чонгук так просто смог избавиться от этих душевных терзаний? Почему? Как ему удалось оправиться и двинуться вперёд? Как он смог справиться с этим самостоятельно? Почему Чимину нужны уловки, чтобы просто начать спокойно дышать? — Ты не был счастлив со мной. — Только ты так думаешь, Чимин. Пак жмурится, чувствуя, как слеза срывается с кончиков ресниц. — Я не хочу забывать тебя, — добавляет тихо шатен. — Я любил тебя. Но это больше не имеет значения, потому что Чонгук употребляет слово «люблю» в прошедшем времени, и у него давным-давно, в отличие от Чимина, началась новая жизнь. Он уже с другим человеком, и он снова счастлив. Он двигается дальше, влюбляется, радуется, обнимается, целуется, смеётся и грустит с кем-то другим. Чимина продолжает сжирать одиночество.***
Уставившись в потолок, я лежу и плачу. Мы разлюбили друг друга. Peter Manos — Out Of Love
В кабинете у доктора Кима прохладно и довольно захламлено. Кучи коробок с делами его пациентов стоят то тут, то там; даже на кушетке невозможно лечь — одна её сторона полностью заполнена различными документами. Рядом с мужчиной в прямоугольных очках и с залаченными набок волосами сидит совсем ещё молодой парень в таком же белом халате и с выжженными блондинистыми волосами. Записывает их диалог на диктофон и не роняет при этом ни звука, круглыми глазами следя за всем происходящим. Чимин прочищает горло. На столе у доктора Кима достаточно древний компьютер, в котором тот составляет чиминову анкету согласно его медицинским анализам — пытается сделать выводы о том, можно ли Чимину проходить сию процедуру. Пак бы и рад быть уверенным в себе на всю сотню процентов, да только за последнее время стресс изрядно помотал его здоровье. Поэтому он молчаливо ожидает решения врача. — У вас довольно слабое сердце, — заключает доктор Ким и откидывается на спинку своего рабочего кресла. Чимин переводит на него взгляд с одной из коробок; на бумагах в ней он замечает приписку: «стирка прошла успешно, во время процесса пациент не пытался противостоять». Интересно, что значит — противостоять? Чимин много читал об этой процедуре. Разумеется, отзывов на неё нет и быть не может — все люди благополучно забывали не только определённые неприятные моменты своей жизни, но и само использование этой услуги, ведь решение о ней всегда приходит вместе с отчаянием от невозможности избавиться от боли. Чимин тоже не вспомнит. — Это может как-то помешать? — настораживается он. — Нет, но я бы порекомендовал вам понизить уровень испытываемого стресса. — Ради этого я здесь, доктор, — Чимин слабо улыбается — уголки его губ с неохотой поднимаются на пару миллиметров. Мужчина поджимает губы и кивает. — Сейчас нам нужно будет, чтобы вы рассказали всё, что из себя представляет этот человек, и каждое ваше воспоминание о нём. Мы построим карту, на которую и будем ориентироваться в процессе стирки. Вы готовы? Чимин облизывает пересохшие губы и поворачивается к молодому парню, кажется, его одногодке. На бейдже у него от руки криво написано: «Ким Тэхён, ассистент». Он выглядит достаточно взволнованным, под выразительными карими глазами зияют глубокие синяки от недосыпа. Руки его на один только взгляд обветренные. Такие же, как у Чимина. «Он — одиночка». — Готов. Доктор обходит стол и опирается на него, скрещивая руки на груди. На правой у него не очень-то дорогие наручные часы, и в круглом бежевом циферблате с серебристыми стрелками Чимин видит своё отражение. Нечёткое, поплывшее — точно такое же, как и его сознание все последние полтора года. Он так сильно устал. «Меня зовут Пак Чимин, мне двадцать четыре года. Я пришёл сюда, чтобы стереть из воспоминаний Чон Чонгука».***
Их знакомство произошло настолько спонтанно, что Чимин ещё долгое время не уставал называть его чем-то вроде «парада планет» — настолько странным и удивительным он считал это событие. На самом деле, всё было куда проще, чем может показаться на первый взгляд: он поехал с другом на Хондэ, в молодёжный район Сеула, где Хосок принимал участие в танцевальном баттле. Чимин в танцах был отвратителен, но друга поддержать ужасно хотелось — к тому же, весело провести время в кругу таких же фанатов чужого творчества казалось куда лучшей затеей, чем снова просидеть всё свободное время за просмотром очередной дорамы. В шумном вечере, на переполненной парнями и огромным количеством девчонок улице, затопленной жёлтым фонарным свечением и громкой музыкой, Чимин увидел его — дурацкая кепка на пол-лица, узкие чёрные джинсы с прорезями на коленках и длинная чёрно-белая клетчатая рубашка. Его движения на следующей от хосоковой площадке были резкими и уверенными, музыка словно струилась по его телу вместе с горячей кровью. Чимин тогда подумал: красавчик. Но он был в другой команде, к тому же, глупо было предполагать, что перетанцовывавший Тэмина парень с язвительной ухмылкой — единственным, что было видно под треклятой кепкой, — под отчаянные крики многочисленных фанаток, обратит внимание на кого-то вроде Чимина. Тогда Чонгук был таким — немного более самоуверенный, чем стоило бы, помешанный на танцах и зрительском внимании, немного бунтарь — в общем, горячий парень. Чимин не был тихоней, но с такими обычно не водился — как правило, общаться им было особо не о чем, да и Чимину хотелось чего-то… надёжного, что ли. Чонгук вот совсем на такого не походил, хотя нельзя было сказать, что он совсем какой-то уж придурок. Потом случился баттл, и радостный Чимин, выкрикивавший во всё горло слова поддержки для Хосока, не остался без внимания. После выступления, когда участники команд принимали пожертвования от окруживших небольшие круглые площадки зевак, а Чимин ждал, пока Хосок закончит болтать с друзьями, к нему подплыл «мистер кепка», успевший получить в чиминовой голове глупое прозвище. — Привет. Ты с кем-то? Чимин вопросительно вскинул брови и качнул головой в сторону. — С ним. — Он крутой, — кивнул «мистер кепка». Чимин слышал его лёгкую одышку. Парень снял надоедливый головной убор и пальцами зачесал влажные от пота волосы назад; карамельная кожа блестела каплями, большие карие глаза переливались отражавшимися в них огнями уличных вывесок. Чимин глупо моргнул; тонкие розовые губы изогнулись в смелой улыбке, демонстрировавшей ряд белых зубов. Острые скулы, крупный нос, двойные веки. Какого чёрта ему понадобилось от Чимина? — Согласен. Они довольно просто вас размазали сегодня. Он не сдержал гордой улыбки; Чонгук усмехнулся в ответ на это заявление. — Чон Чонгук. — Пак Чимин.***
Даже если бы я знал, что всё закончится, Даже если бы я знал, что мы не останемся друзьями, Я бы повторил всё снова. Sasha Sloan — Again
Чимин выходит из клиники со смятением на душе. Ему казалось, как только он выговорится, как только сможет хотя бы частично выплеснуть все накопившиеся в нём эмоции, ему полегчает. Но только снова хочется плакать, как последнему слабаку. В метро огромные потоки людей, Чимин едва успевает занять крохотное местечко у поручня. В его ушах музыка — ни одной песни, напоминающей ему о прошлом, но ему почему-то всё равно безумно грустно. «Плейлисты дня» на «Спотифай» подкидывают сплошные треки про любовь и расставания, будто жизнь недостаточно сумела вытрясти из парня за все эти чёртовы полтора года. Он почти пропускает свою станцию, а когда выходит на улицу, идёт до дома пешком, а не едет на автобусе. Хочется побыть одному и немного подышать. Если бы треклятые улицы не напоминали ему на каждом своём повороте об их с Чонгуком отношениях, ему было бы проще. Проще было бы не ассоциировать каждую песню, которая хоть раз звучала в чонгуковой машине, только с ним, проще было бы без тяжкого груза на сердце слушать всё, что захочется, а не судорожно переключать, дабы не испытать новый прилив колких болезненных воспоминаний. Было бы проще ходить в этот супермаркет и не вспоминать, что в нём они с Чонгуком постоянно покупали шоколадки, которые потом разделяли за просмотром очередного фильма. Проще было бы не вспоминать, как они качались на чиминовых любимых качелях во дворе его дома, когда Чонгук раскачивал его не очень сильно, потому что знал, что Чимину страшно; проще было бы не сидеть на собственном диване в своей комнате и не вспоминать, что здесь произошёл их первый долгий, взрослый поцелуй под «Время приключений». И ещё — их первый раз. Почему они вообще торчали постоянно в его квартире? Чонгук приходил к нему чуть ли не каждый грёбаный вечер и терпеливо ждал, пока Чимин закончит все свои дела с учёбой. Иногда помогал, но чаще — ужасно отвлекал, то поцелуями, то невинными объятьями, какие их подрастающие юные организмы в последствии превращали в случайный секс. И снова поцелуи, много, огромное количество. Чимин уже плохо их помнил — в последнее время они редко проводили время вместе, тем более — целовались; чего уж говорить о занятиях любовью. Он глупо пялится в стенку. Ремонт этот они тоже делали вместе — да что уж там, Чимин вообще переезжал в эту квартирку с помощью Чонгука. Тот помогал ему обустраиваться, клеить обои, подбирать половичок. Чонгук оставил свой след в каждой чёртовой вещи, находящейся в чиминовом жилище; его смех, его голос, его запах некогда пронизывали каждый атом этого места. Теперь не осталось ничего, кроме кучи смазанных картинок в чиминовой голове, но и их было достаточно для того, чтобы хотеть взвыть. Его слова, его прикосновения, его взгляды. Чимин так отчётливо помнит этот самый чонгуков взгляд — полный влюблённости. Чонгук часто смотрел на него этими глазами, в которых, Чимин мог поклясться, расцветали целые галактики, когда он смотрел на него. Чимину всегда казалось, он любил его меньше, чем любил Пака сам Чонгук, однако вот спустя полтора года Чонгук уже давно с другим, а Чимин всё ещё в нём и в их давным-давно ушедшем прошлом.***
— Я думаю, у нас ничего с ним не выйдет, — пожал плечами Чимин. Хосок нахмурился: — С чего ты взял? — Мы плохо друг друга знаем, да и вообще… мне кажется, мы не подходим друг другу. — Ставлю сотку — вы и месяца не протянете, — встрял Сокджин, их общий с Хосоком друг. Они сидели в кафе, где Сокджин подрабатывал бариста; у него как раз ушёл последний гость, и он перевалился через барную стойку к болтавшим парням. Хосок закатил глаза, отставил стаканчик с холодным кофе в сторону и потянулся к другу, чтобы поправить неправильно улёгшийся воротник его красной служебной рубашки. Чимин сделал глоток глинтвейна и хмыкнул. — Я тоже не думаю, что мы будем очень-то уж долго вместе. Мы слишком разные. У него ветер в голове, а у меня… — У тебя тоже, просто ты лучше это скрываешь, — усмехнулся Хосок и получил локтем в бок. — Ну, а что? Это правда так. Если ты заранее будешь думать о провале, шансов на победу не останется. Чимин фыркнул. У Чонгука полно свободного времени и всё ещё не сошедший юношеский максимализм, на пару с которым мозги Чона делило ещё и играющее в заднице детство. А что с него было взять? Ему было семнадцать, гормоны шли широкими шагами далеко впереди его расслабленной головы. Всё, что имело для него смысл — друзья, компьютерные игры и танцы. Причём, последнее лишь для того, чтобы поиграть на струнах тонких юных женских душ на выступлениях. У Чимина — вступительные экзамены на носу и довольно трудные школьные годы. Повзрослеть ему пришлось гораздо раньше положенного, и оттого многие интересовавшие Чонгука вещи ему не симпатизировали. Он не был занудой, но порой Чонгуку стоило бы смотреть шире и интересоваться больше, чем он это делал. Однако Сокджин проиграл, и вместо предложенного им для спора месяца Чонгук с Чимином пробыли вместе долгие шесть лет, и за это время они успели здорово измениться. Они друг для друга были совершенно чистыми холстами, они пробовали отношения с самого нуля и строили друг друга по крупицам. Они знали друг друга так хорошо, они были чертовски влюблены. Сначала — как ярчайший крупный пожар, пока были подростками, и позже — как самые устойчивые опоры друг для друга, когда действительно начали взрослеть. Они переживали кризисы, их отношения были полны взлётов и падений, но, даже несмотря на это, оглядываясь назад, Чимин мог с уверенностью сказать: решение попробовать остаться с Чонгуком, а не порвать всё спустя первый же месяц, было лучшим в его жизни.***
Как мне научиться жить настоящим, Когда мои мысли кажутся мне чужими? И я не знаю, как признать, что я сломлен. Как я могу прийти в норму? Ведь я не могу дышать... Bea Miller — i can't breathe
Ему не спится. Раздражают проезжающие мимо машины, настенные часы, даже собственное дыхание. Он ждёт и сам не может понять, чего. Ему больно, снова так больно, что вдох получается сделать только через раз. Перед закрытыми — и даже перед открытыми — глазами лишь картинки воспоминаний, созданных им с Чонгуком в разные временные промежутки. Он не может избавиться от мыслей о нём — теперь, после того, как он поделился воспоминаниями с кем-то ещё, кто очень скоро насовсем их у Чимина заберёт, он не находит в себе сил перестать возвращаться то к одному, то к другому дню из прошлого в своей голове. Он всегда строил из себя такого несчастного. Каждый раз находил, как Чонгука упрекнуть в том, какой он ужасный бойфренд. Ни дня не проходило между ними без какой-либо дурацкой глупой ссоры, но проблема была в том, что Чимин это осознавал — он прекрасно понимал, что проблема каждого чёртова разлада в их отношениях кроется именно в нём самом. Он никогда не был идеальным, он даже хорошим парнем бы себя со скрежетом зубов назвал; но Чонгук в его глазах вечно был в чём-то виноват, и не имела значения степень его вины — истерики и ругань сопутствовали разборкам постоянно. Чимин ненавидел себя за это. Чонгук всегда первым просил прощения, даже когда Чимин от злости запускал в него чем-нибудь. Он мог уйти, но потом вернуться — с щенячьими глазами и даже слезами на глазах, просил Чимина передумать и не бросать его, просил прощения за то, какой он ужасный, хотя ужасным всегда среди них был только Чимин. Почему Чонгук не захотел тоже сделать стирку? Почему он позволяет этим воспоминаниям существовать в его голове? Почему он не ненавидит Чимина, хотя абсолютно точно должен? Почему? Почему Чимин хочет, чтобы Чонгук ненавидел его? Большинство людей на планете расстаются со страшной руганью, ненавистью и удалением всех контактов, добавлением номеров и аккаунтов в соцсетях в чёрные списки. Перемывают кости своих бывших во время пьяных разговоров в барах с друзьями и даже с малознакомыми людьми. Но Чимин никогда не испытывал таких чувств к Чонгуку, как и тот к нему — после того, как они расстались, долгое время они поддерживали общение: ежедневно созванивались, рассказывали, как обстоят дела, интересовались друзьями и родственниками. Они расстались по обоюдному согласию, потому что оба устали от тех ошмётков, что принято у людей называть «отношениями». Между ними и вправду остались лишь ошмётки. Встречи раз в неделю, и то — если не лень; короткие созвоны перед сном для базового «спокойной ночи», порой и вовсе без них. Глупые язвительные переписки, от которых становилось только тошно на душе. Чимин устал на работе, устал на учёбе, устал от того, что не способен вернуть их с Чонгуком былую яркую любовь, а тот и не старался ему помочь, как-то через «не хочу» встречая его с работы через раз и не оставаясь на ночь. К усталости прибавилась и злоба. Обида. Яд, высасывающий силы из парня и отравляющий всех вокруг. Чонгук, разумеется, был первым в списке на отравление — уставший Чимин без особых любезностей запросто поддавался эмоциям, и саркастический тон, вкупе с отсутствием любого намёка на нежность, срывались на Чонгука буквально каждый чёртов день. С Чимином невозможно было общаться, не получив заряд негатива в придачу — на что он вообще рассчитывал? Что Чонгук продолжит проглатывать каждый его выпад и останется смирно сидеть? Разумеется, он тоже устал — если у него не было такой нагрузки в работе, Чимин прекрасно справлялся с уравновешиванием весов. Поэтому, когда в один вечер, после очередного разговора с друзьями, Чимин попросил Чонгука поговорить с ним, тот с лёгкостью согласился. Чимин догадывался: они оба знают, к чему их диалог приведёт. И даже не было слёз — сухо, опустошённо, как-то болезненно просто он сказал: «Я устал. Я больше так не могу», а Чонгук точно так же ответил: «Я тоже». «Во мне не осталось сил бороться». «Я тебя понял». Вместе с отношениями на той лавочке в парке осталось и чиминово сердце. Пустоту ему так и не удалось залатать чем-то новым. Испытываемая им в первое время свобода сменилась на полнейшее опустошение. Вместо того, чтобы научиться жить самому по себе, научиться видеть себя личностью, независимой от кого-либо ещё, Чимин только глубже начал падать в самокопание и анализ своих прошлых поступков. Винить Чонгука во всех бедах их отношений он перестал — наоборот, начал сравнивать, приглядываться. Понял, что его парень был одним из лучших людей, когда-либо попадавшихся ему в его жизни, ставил его в пример непутёвым ухажёрам его друзей и подруг. Со временем Чонгук у него начал ассоциироваться только с положительными моментами его жизни, а потом, сам того не замечая, Чимин начал постоянно вспоминать о том, как им было хорошо вместе. И вот, спустя полтора года, полностью уверенный в том, что свой влюблённый взгляд Чонгук уже дарит кому-то ещё, прекратив с ним любое общение, став ему абсолютно чужим человеком, Чимин в который раз убеждается в своих страшных догадках — он всё ещё не отпустил. Не может. Не хочет. Не знает, как освободиться. Время не лечит. Чем больше дней проходит, тем больше Чимин скучает. Он останавливает себя от того, чтобы лишний раз не написать Чонгуку и не спросить, как у него дела. Самое обычное: «Привет. Не болеешь? Времена сейчас не лучшие, пожалуйста, позаботься о себе». Он боится этого, как огня; бросил соцсети, где мог бы видеть хоть маленькие фрагменты чонгуковой жизни, лишённой и крохотного намёка на то, что он скучает тоже. Чимин в своих страданиях одинок. Он постит фото раз в месяц с подписями — строчки из грустных песен. Невзначай пишет в пустоту: «я скучаю». Чонгук не поймёт, что это адресовано ему, а Чимину станет чуточку спокойней — даже если сообщение не дойдёт до адресата, он его хотя бы смог отправить. Он скучает. Когда он находится наедине с собой, запертый в тихой комнате посреди ночи; когда он в обществе людей на работе, но в то же время — погружённый в свои беспорядочные мысли. Чимин мечтает, чтобы Чонгук пришёл к нему на работу и чтобы он был не один — чтобы держал свою новую любовь под руку, чтобы глупый чиминов мозг увидел и осознал. Одного взгляда на фото недостаточно, хотя Чимин понимает — он направлен на фотографирующего, а не на Чимина, — всё равно какая-то часть его рассудка не хочет верить, что для Чонгука этот ад, наполненный скорбью по прошлому, давно закончился. Но тот всё не приходит, а Чимин не отвлекается. Чем бы он ни был занят — работа, учёба, какое-то глупое кино, плейлист дня, душ, готовка, уборка — всё, за что бы он ни брался, наполнено мыслями о человеке, который, Чимин уверен, даже не вспоминает о нём. Его посты в соцсетях он не читает, на страничках его не сидит; их музыку давно не слушает. Чимина нет в жизни Чонгука, но Чонгук в его жизни — постоянно. Поэтому ему нужно удалить его. Чимин слаб и не может научиться жить без него. Ему нужно, чтобы кто-то сделал это за него, и ему не стыдно в этом признаться. Больше нет.***
Чимин забежал в квартиру и быстро закрыл замок, тут же скидывая с себя рюкзак и швыряя одежду на пол. Его не беспокоила грязь; его глаза практически ничего не видели за слезами, он дрожал и судорожно всхлипывал, залетая в ванную комнату и включая кран. Он чувствовал себя грязным, ему было больно, так больно, что голос прорывался сквозь пелену беспрестанного хныканья. Дрожащими пальцами он схватил зубную щётку и выдавил на неё тут же почти полтюбика зубной пасты. Почистив зубы на несколько раз и прополоскав рот мятной жидкостью для полоскания, Чимин залетел в комнату, всё ещё не переставая плакать, и упал на пол, спиной откидываясь на диван. Его жутко трясло, лицо болело от плача, губы горели от того, как рьяно он исполосовал их грубой щетиной; прижав к себе колени, он обнял их и уткнулся носом, никак не успокаиваясь. По дороге до дома его остановил какой-то сомнительный мужчина. Сначала пудрил ему мозги, спрашивал дорогу, и Чимин, хоть и не крайне доверчивый по своей натуре, всё равно поддался — хихикал над шутками, с энтузиазмом поддерживал диалог. Настроение у него было потрясающее — после пар он отправился с одногруппником в парк, а тот устроил ему незабываемую фотосессию с совсем недавно выпавшим снегом. В Сеуле снег — не такое уж частое явление, а потому запечатлеть его всегда считается особой удачей. И Чимин, окрылённый получившимися фотографиями, даже не заподозрил неладное. А потом мужчина схватил его посреди улицы и насильно поцеловал. Чимин не самый слабый, Чимин вырвался, зубы к счастью сжать успел, — но осадок и чувство чужих шершавых губ и языка на собственных губах было отвратительным. Его бы стошнило, если бы в приступе паники он не убежал от домогателя на всех парах. И он думал, что Чонгук бросит его — на полном серьёзе. Ему было страшно, когда он, всё ещё не отошедший от истерики, набрал номер парня и рассказал о случившемся, снова расплакавшись. Чонгук был настолько зол, что готов был идти на место происшествия и искать придурка, чтобы своими же руками свернуть ему шею. Но он приехал к Чимину практически тут же, прижал его к себе и пообещал никогда и никому не позволить причинить ему боль. Чимин ему верил. Чимин был так благодарен, что за случившееся Чонгук не бросил его, не посчитал его грязным и не обвинил в простодушии, хотя, безусловно, Паку нужно было быть осторожнее. С тех пор он шарахается от любых обращающихся к нему незнакомцев.***
Я люблю тебя только тогда, когда ты не любишь меня, Так почему ты любишь меня? Ты нужен мне только тогда, когда я тебе не нужен, Так почему ты, почему ты любишь меня? Charlotte Lawrence — Why Do You Love Me
На следующий день Чимин опять идёт в клинику. За один сеанс вспомнить их с Чонгуком историю длиной в шесть лет — не самая простая задача, потому они решают растянуть подготовку на некоторое время. Чимин знакомится в приёмной с ещё одним помощником доктора Кима — Мин Юнги. Тот работает на выездах, занимается самой стиркой. Довольно приятный, но достаточно хладнокровный — наверное, с его работой лучше оставаться непроницаемым для излишних эмоций. Чимин пьёт предложенную тёплую воду из чайника и присаживается на кушетку. Ким Тэхён, взлохмаченный ассистент, вставляет в диктофон кассету из заведённого на Чимина дела. — Что вы с ними потом делаете? — спрашивает Пак, пока доктор отошёл. Ким мешкается. — Сохраняем для архива. Ответ короткий и совсем не умаляет чиминова любопытства. Значит, все его воспоминания, все пережитые за все шесть лет эмоции и чувства, которыми он делится здесь для того, чтобы потом раз и навсегда от них избавиться — значит, все они потом просто пылятся в таких вот коробках? Некогда яркие, наполненные запахами, касаниями, светом или наоборот — кромешной тьмой, знаковые или абсолютно бесполезные — все эти воспоминания становятся кучей хлама, от которого, вполне возможно, вскоре избавятся. Отнесут на свалку, растопчут ногами, отдадут на переработку — уничтожат совсем. Навсегда. Будто они никогда не были важны и ничего ни для кого не значат. «Первый наш поцелуй? Ну… это произошло у него дома. Мы наблюдали закат из комнаты его родителей, пока они были в отъезде. Было достаточно красиво, а я ужасно хотел попробовать поцеловаться с ним, пока мы ещё вместе. Тогда я ещё думал, что у нас всё несерьёзно, и просто ловил моменты. Было странно, потому что весь такой из себя крутой Чон Чонгук ни черта не умел целоваться, впрочем, как и я. Но мы научились, и нас потом не оттащить друг от друга было…» «Он… часто нуждался в пинке. Чонгук никогда не отличался особенной целеустремлённостью, а когда закончил колледж — и подавно. В нём были большие амбиции, но он не знал, что с ними сделать, и не умел ими пользоваться. Все шесть лет отношений он беспрестанно ныл, что хочет выучить английский, но так никогда за него и не брался. Я даже предлагал ему заниматься вместе, но он всегда соскакивал с этой идеи. Упрямый ли, ленивый ли, я не знаю. Мне было ужасно тяжело — постоянно было ощущение, что он тянет меня вниз вместе с собой». «Он защищал меня перед своими друзьями. Его лучший друг ненавидел меня, но Чонгук всегда запрещал ему грубо разговаривать со мной или поливать меня грязью. Однако он всё же был слишком подвержен влиянию своих друзей — часто творил какую-нибудь глупость, праздновал с ними рождество, под конец всё равно возвращаясь ко мне. Я думаю, он разрывался. Первое время я искренне хотел подружиться с ними, но у нас слишком мало общего. Поэтому ему было тяжело». «Он правда думал, что мы сможем жить вместе, как настоящая пара, хотя я постоянно твердил ему, что меня не хватит на это — я не смогу готовить, убирать для него. Он всё говорил: разделим обязанности пополам, но я-то понимал, что это слишком ответственно. И он отчаянно хотел переехать куда-то ещё, но никак не мог взяться даже за грёбаный английский. Он ненавидел Сеул, а я хотел остаться здесь и после окончания университета. Наши пути бы разошлись, нам не суждено было остаться вместе до конца». Чимин едет домой с чёткой мыслью в голове — что бы он ни говорил, он не верит собственным же словам. Он был несчастлив в отношениях, но, оборвав их, счастливее Чимин не стал. Он думал, что у него нет сил бороться и попытаться всё наладить, однако сил на то, чтобы жить без Чонгука, у него тоже нет. Он корит себя за то, что вот так легко оборвал все нити, прекрасно зная, что вся эта злость и сожаления ни к чему не приведут. Но он не может остановиться. «Как бы я охарактеризовал Чонгука в целом? Он несерьёзный. Всё время жил в каких-то розовых мечтах. Неромантичный. Жадный — хрен добьёшься от него хотя бы мороженое. Незаботливый — вечно нужно было попросить его встретить с работы или помочь, потому что сам он никогда не предлагал. Ленивый. Безголовый — рисковал машиной, когда ездил как чёрт знает кто; рисковал здоровьем, когда не слушался меня и одевался как попало. Эгоист. Вечно тыкал меня носом в мои недостатки, от него не дождаться было комплиментов. Легко шёл на поводу у своей матери, которая меня терпеть не могла. Всегда думал только о своём комфорте». Но Чимин — такой же несерьёзный. Вёл себя как ребёнок, и Чонгук даже сказал ему однажды — в один из последних дней, — что весь этот его цирк с дуракавалянием его раздражает, но он лишь поддерживает Пака, если тому от такого времяпровождения легче. Чимин сам никогда не делал ничего романтичного — они редко выбирались на свидания, и даже в таком случае Пак и не думал как-то приятно удивить возлюбленного. Чимин сам трясся над каждой копейкой, потому что влез в долги; его просьбы помощи всегда выглядели как приказ, и он практически никогда не говорил простое «спасибо». Когда ему выдавался свободный вечер, он занимался своими делами и даже не думал провести время с Чонгуком. Такой же безголовый, потерял несколько шапок и ходил постоянно без шарфа; эгоист, и если у Чона был первый уровень, то Чимин тянул сразу на пятый. В ругани использовал унижение: «ты ничего не добьёшься, если продолжишь так вести себя», «я устал, я постоянно занят, а ты лежишь и нихрена не делаешь — тебе не стыдно?» Вместо того, чтобы попытаться наладить контакт с чонгуковой матерью, избегал любой возможности перекинуться с ней и парой слов. Так почему Чонгук не ненавидит его? Чимину было бы проще, если бы они с Чонгуком тявкались друг с другом, как две слабоумные собаки, ему было бы проще, если бы Чонгук, спустя несколько месяцев после их расставания, не сказал Чимину, что тот был лучшим парнем в его жизни. Чимин был пьян, но он всё отлично запомнил, и ему было больно — он пытался выглядеть как напыщенный индюк, переполняемый завышенным самомнением, лишь бы не спалить чувства настоящие — чувства, которые никогда не покидали его. Он хочет сказать Чонгуку «спасибо». Хочет сказать, что не держит на него зла. Что Чонгук был лучшим парнем в чиминовой жизни и что он останется таким навсегда. Что Чимин бесконечно любит его до сих пор, и, кажется, больше никогда не сможет почувствовать хотя бы что-то отдалённое к кому-то ещё. Ему двадцать четыре, вся жизнь впереди, но Чонгук был его первой любовью, и, несмотря на то, что Чимин был уверен, что они не смогут ужиться вместе — они смогли бы. Если бы они постарались, если бы они действительно потрудились на благо их общего счастья — они были бы вместе, они бы даже поженились. Не в Корее — так где угодно ещё. Чимин готов поехать на край света ради своей первой любви. Но и на следующий день он едет только в клинику, чтобы дать окончательные комментарии перед тем, как Мин Юнги, специалист по стирке памяти, заявится в его дом.***
— Ты думаешь, я им понравлюсь? — Конечно, — Чонгук широко улыбнулся и положил свою влажную ладонь на чиминову руку, покоящуюся на его бедре. — Я ведь люблю тебя, значит, и они должны. — Что-то с твоей матушкой это не сработало, — Чимин скривился, и Чонгук усмехнулся, переводя взгляд на дорогу. Они стояли в пробке по дороге в дом его отца и его новой жены. Чимин слышал, что эта женщина была довольно милой и добродушной, но больше всего он нервничал перед встречей с отцом семейства Чон. Однажды ему доводилось разговаривать с чонгуковым папой по телефону — он как-то поздравлял его с днём рождения, — и мужчина показался ему весёлым и простым, в хорошем смысле этого слова. В его голосе не звучало двуличие, не было ощущения, что после их диалога он пошёл бы трепать всему миру о том, какой Чимин придурок, как это было с матерью Чонгука; но Чимин всё равно нервничал. Однако вечер в доме отца Чонгука был одним из лучших за последнее время. Они были за городом, приятная летняя ночь медленно опускалась на дом, пока они сидели в беседке и обсуждали разные житейские мелочи, рассказывали смешные случаи из жизни и дискутировали насчёт каких-то крайне важных тем. Чимин был счастлив, не стесняясь поддерживать глупый визуальный контакт с мягкими улыбками с Чонгуком, пока тот помогал родственникам по хозяйству; он был счастлив не стыдиться того, что перед сном они ходили в душ вместе, а потом вместе легли спать. Они тогда словно вспомнили свои юношеские годы, и Чонгук даже не посчитал чем-то зазорным подарить Чимину один из лучших сексов за всю историю их отношений, причём дважды. А Чимин не чувствовал и толики презрения; он просто был счастлив с Чонгуком в те дни.***
Я люблю тебя, Но я не хочу этого. Billie Eilish — i love you
Чимин крутит в пальцах голубую пилюлю. Ему сказали выпить её перед сном, чтобы погрузиться в особое состояние, когда стирка памяти не будет болезненной, а сам Чимин не проснётся и не сорвёт процедуру. Ему сказали, срыв чреват ужасными последствиями, способными повлиять на работоспособность мозга; Чимин, прекрасно осознающий всю серьёзность того, что собирается сделать, всё равно мается, хотя всё уже давным-давно решено им же самим. Он снова думает о том, стоит ли ему совершать задуманное. Будет ли он жалеть? Разумеется, не будет. Он даже не вспомнит. Но какую долю своей жизни сейчас он выбросит на ветер? Новый Чимин, лишённый боли, утром проснётся неполноценным. Он не будет помнить о первом поцелуе, первых прогулках под руку, первой поездке на коньках, первом разе на его крохотном диване. Он не вспомнит о своём выпускном, потому что там он был с Чонгуком в качестве сопровождающего; он не вспомнит, как устроился на работу. Не вспомнит, как сдавал все сессии кроме двух крайних, потому что готовился к предыдущим в объятиях Чона. Он не вспомнит многочисленные фильмы, просмотренные ими вдвоём; не вспомнит их поездок в горы, его первый самостоятельно приготовленный романтический ужин, и как он учил песни под гитару, чтобы потом петь их Чонгуку по видеосвязи. Не вспомнит их прикосновений, взглядов, объятий, ссор, ругани, всех тех ужасных слов, попыток отчаянного Чонгука склонить Чимина к сексу по дружбе спустя пару дней после того, как они расстались. Чимин его не винит, Чимину тоже было тяжело первое время. Но не так тяжело, как сейчас. Парень выпивает таблетку и хмурится, укладывается в постель и прикрывает глаза. У стирателей — ключи от его квартиры; у Чимина пальцы трясутся вместе с поджилками. Ему страшно. Эйфория от скорейшего освобождения в его груди смешивается с ужасом перед неизвестностью. Практически вся его сознательная жизнь превратится в жалкий кусок пластика с лентой записи его монологов и навечно останется в груде макулатуры, о существовании которой Чимин точно так же не вспомнит с утра. Сердце гулко долбит по грудной клетке, будто пытается выбраться наружу, просит Чимина передумать, но он его не слышит. В ушах — слова друзей, советы в интернете: «Это как пластырь, нужно просто взять и отодрать. Если ты несчастлив в отношениях, зачем ты всё ещё в них состоишь? Лучше быть одному, чем страдать с кем-то ещё». Чимин страдает в любом случае. Он не хочет искать кого-то ещё, но он не может отпустить прошлое. Он прав. В этот раз — стопроцентно прав. Ему нужно стереть Чонгука из памяти. Таблетка действует довольно быстро и сильно; через некоторое время Чимин крепко засыпает и совсем не слышит, как в его квартиру заходят люди, не чувствует, как они устанавливают на нём датчики и помещают аппарат на голову. Стиратель не один — привёл с собой светловолосого ассистента; они переговариваются, пока расставляют инструменты по заваленному учебниками и тетрадями столу и подключаются к его нервной системе. Чимин спит, но и не спит вовсе. Перед глазами — танцы, в ушах громкая поп-музыка. Вокруг него кучи народа, он один из десятков столпившихся вокруг танцующих людей. Выдыхает клуб пара — весна, довольно прохладно, он лучше кутается в своё пальто. На мгновение оборачивается, слыша громкий девчачий писк, и натыкается взглядом на танцора в клетчатой рубашке. «Чон Чонгук». «Пак Чимин». Долгая прогулка, закрытое метро, одолженная куртка, ночной перекус в круглосуточной забегаловке, смех, дурацкие разговоры, неловкое молчание, первое сплетение окоченелых пальцев и совместная встреча восхода на набережной. Ноги гудят, сердце бешено колотится в висках; они делятся номерами телефонов, пока едут в пустом вагоне первого за день электропоезда. Чимин дремлет на чужом плече и выходит на несколько остановок раньше. Он не влюблён, но Чонгук ему симпатичен. Они проводят ещё несколько вечеров вместе, прежде чем друзья закатывают вечеринку, на которой пьяный Чонгук не может перестать обнимать не такого уж пьяного Чимина. Никакого роспуска рук, только уткнувшийся в надплечье подбородок; утром Чимин находит себя в чужих объятьях, и это можно считать официальным началом их отношений. Отсюда идёт отсчёт длиною в шесть лет. Вихрем проносятся дни и ночи, проведённые вместе. Глупый, такой дурацкий первый раз, скорее не по любви, а по любопытству; и потом тысячи и тысячи других, когда им казалось, что во всём мире не имеет больше ничего значения, кроме крохотной комнаты Чимина и их переплетённых ног, рук, и постоянные поцелуи, в которых хотелось снова и снова тонуть. Они были такими страстными, им не нужен был никакой воздух для того, чтобы жить — достаточно было их близости, изучения друг друга. Снесённая далеко и надолго крыша, косые взгляды учителей и чонгуковой матери; отчаянное желание подарить друг другу себя без начала и конца, просто бесконечно. Беззаботность, улыбки, смех, мелкие ссоры, лёгкое примирение. Когда они были подростками, жизнь казалась такой простой. Потом проблемы со здоровьем Чимина, и Чонгук, постоянно находящийся рядом. Подозрение на бесплодие и бессонные ночи в ожидании результатов анализов; выдох облегчения, когда анализы не пророчат ничего ужасного. Чонгук не ушёл, Чонгук лишь крепче держит руку Чимина. Чимин счастлив, Чимин хочет быть с Чонгуком до конца своих дней, и сокджинов спор про месяц теперь вспоминается как самая глупая шутка за всю историю шуток старшего. Выпускной, их первая крупная ссора и практически крах отношений — Чонгук перепил и ведёт себя как придурок. Потом объяснения в любви друг другу в слезах — Чимин никогда не видел, как Чон плачет, и твёрдо решает для себя, что никогда ему больше не позволит, не причинит ему такой боли. Это ложь. Потом затишье. Чимин справляется с нагрузкой университета, не забывая о Чонгуке ни на секунду. Чонгук терпеливо ждёт, пока Чимин справится со своими заданиями и посвятит остаток вечера ему и только ему. Они ходят на свидания, празднуют вместе рождество. Они счастливы. Потом Чимин не справляется. Чонгук пытается — он правда прикладывает все свои силы для того, чтобы их отношения не крошились на глазах. Он боится потерять Чимина, а Чимин теряется в ежедневной рутине. Устроился на работу и практически не вылезает из долгов по учёбе; Чонгука к себе домой во время подготовки заданий он больше не пускает. Он не ходит к нему домой, потому что не хочет общаться с его матерью; из-за плотного графика они не могут попасть в кино, гуляют очень редко и никогда — далеко и долго. Никаких ночных прогулок и встреч рассветов. Чонгук встречает Чимина с работы, ждёт, пока тот сходит в душ, и они ложатся спать. Чимин забывается, а Чонгук молчит. Потом ссоры, ссоры, ссоры. Чимин срывается, весь негатив обрушивается на Чонгука за малейшую провинность, которая таковой Чимину совсем не кажется. Он думает, Чонгук играет с ним, он его не любит, но на деле — никто ещё не любил Чимина так сильно, как это делал Чонгук. Никогда до, никогда после. Чимин не ценил, что имел. Никогда не ценил. За год до того, как они разошлись окончательно, они брали перерыв. Он длился неделю, и Чимин понял, что не может существовать без Чонгука, а тот за неделю успел смириться. У Чимина была истерика, он громко всхлипывал Чонгуку в трубку и просил вернуться, хотя сам просил перерыва. Возможно, именно в тот раз был переломный момент в их отношениях. Возможно, всё обрубить нужно было именно тогда, но они попытались залатать бреши, и им казалось, у них это получилось. Ненадолго. Чимин видит воспоминания калейдоскопом перед собой. Некоторые из них — пёстрые, наполненные нежностью и любовью, как тот поход в парк развлечений на самые страшные американские горки. Или серые, как тот день, когда Чонгук ушёл из квартиры Чимина, громко хлопнув дверью. Витраж меркнет прямо на его глазах, маленьких кирпичиков воспоминаний становится всё меньше, и он судорожно пытается ухватиться за них. Тащит Чонгука за шиворот прочь с ледового катка, но внезапно — в его руке пустота; целует чонгуковы ладони, пока они лежат в его постели, но через секунду чувствует губами лишь прохладный воздух. Он задыхается — красные ниточки переплетённой с Чонгуком судьбы обрываются одна за одной. Сейчас он стоит с ним во дворе собственного дома и отчитывает за курение, а потом лишь улавливает тонкий запах чонгуковых любимых сигарет, глядя расширенными глазами на пустоту. Он прикрывает глаза и ощущает тёплые ладони на своих щеках. Сквозь веки он может увидеть ярко-красный свет — открывая глаза, Чимин обнаруживает себя на балконе чужой квартиры. Один из самых красивых закатов он видел отсюда в тот день, когда они с Чонгуком поцеловались. Парень переводит взгляд слезящихся глаз на приветливое лицо Чонгука. Тот улыбается. Немного взлохмаченный, губы такие манящие, родинка под нижней кричит о том, что Чимин просто обязан поцеловать Чонгука прямо в эту секунду. Чимин подаётся вперёд, хватаясь за чужую талию под хлопковой серой футболкой. Пытается скользнуть руками дальше, чтобы обнять парня и прижать его к себе, заворожённо глядя в янтарные радужки больших глаз с этим самым взглядом. Чонгук его любит здесь. Так сильно любит, и эта любовь как тысячи мелких пуль врезаются в болезненное тело Чимина; он приближается к губам Чонгука и закрывает глаза, прикасаясь своими губами к своему воспоминанию, но получает ничего. Он не помнит, какие губы Чонгука на вкус. Не может уловить аромат его одеколона. Его широкие ладони больше не чувствуются на его коже, а завораживающий закат больше не слепит своей краснотой; Чимин в пустоте, ему не холодно и не жарко, ему не больно и не приятно, не плохо и не хорошо. Он плачет, но совсем скоро понимает, что не знает, почему.после
Если я останусь на месте, Ты встретишь меня там, где мы оба упали? EXES, Jome — Stay Still
Чимин раскачивается с пятки на носок, терпеливо ожидая свой поезд. На станции довольно пусто, только несколько пассажиров уткнулись в свои телефоны напротив других меток дверей вагонов. Громкое оповещение приятным женским голосом предупреждает о том, что электропоезд прибывает на станцию, и Чимин делает пару шагов вперёд и в сторону, чтобы выпустить пассажиров из поезда и потом зайти самому. В светлом вагоне, обклеенном рекламными листовками, почти никого нет. Чимин усаживается на свободное место и оглядывает помещение, в дальнем конце замечая знакомый силуэт в чёрной кепке. На лице парня едва ли видно хоть сантиметр кожи — козырёк опущен на глаза, а чёрная маска скрывает рот и нос. Чимин хмыкает и переводит взгляд на собственное отражение в окне напротив него. Ему не нужны отношения. Так он повторял себе уже долгое время, но с каких-то пор это больше звучит как бесполезная мантра, чем что-то действительно важное. Он пытается разобраться в себе, пытается сделать всё правильно. Самореализация, самообучение, гармония, отсутствие потребности в ком-то ещё. Чимин почти научился ассоциировать эти громкие слова с самим собой, но его всё ещё пугает странная пустота внутри. За несколько остановок до своей станции Чимин ставит музыку в наушниках на паузу, бросая новый взгляд на получившего прозвище «мистер кепка» парня на том конце вагона. Тот быстро отворачивается в сторону — тоже смотрел на Чимина. И что ему делать? Он должен подойти? Но ведь Чимину не нужны грёбаные отношения. Это сложно, он не хочет тратиться на эти заведомо провальные сложности. Однако Чимин просто продолжает бесконечно себе врать. Если ему так сложно в одиночку, почему бы ему не попробовать быть с кем-то ещё? Может, он просто ошибается, думая, что его не хватит на отношения? Он ведь не пробовал и не может сказать наверняка. Чимин понуривает взгляд, но краем глаза видит, что парень нерешительно топчется на месте. Делая глубокий вдох, он всё же встаёт с места и аккуратно движется в сторону незнакомца, удерживаясь за петли поручней под потолком. «Мистер кепка» никуда не уходит, лишь смотрит куда-то в окно движущегося вагона; подойдя ближе, Чимин набирается духу и неуверенно пару раз хлопает того по плечу. «Мистер кепка» поворачивается к нему. Он немного задрал голову, чтобы видеть Чимина из-под козырька. Пак, пару раз моргая и мельком улыбаясь, произносит: «Пак Чимин». Рука «мистера кепки» поднимается к собственной чёрной маске, и он стягивает её вниз, чтобы назвать своё имя. Возможно, Чимину и вправду не стоит заводить отношения сейчас. Возможно, ему едва хватает времени на сон и еду, но в эту секунду, когда на розовых губах с маленькой родинкой под нижней расцветает тёплая улыбка, Чимин думает, что готов пожертвовать сном и едой. Он готов постараться. Если этот парень позволит ему, Чимин постарается.