***
— Я… — голос дрожит. Они лишь продолжают смеяться. В носу щипет. Еще немного и вот уже сдавленные всхлипы рвутся наружу, хоть и нельзя. Нельзя. Смех становится громче. Между смехом проскальзывают едкие фразы, что въедаются в память и заставляют первые слёзы скатиться по щекам. — Я… Я… — ни о каких словах в таком состоянии не может идти и речи. Озлобленный взгляд Глеба смотрит прямо в душу. Он, как и любой король, стоит впереди своей армии. Армии стервятников. Глаза закрываются. Жалкая попытка отгородиться от мира. Хочется упасть на пол, закрывшись руками, и рыдать до полного успокоения. От мыслей отвлекает удар в плечо. Ну конечно. Сейчас её изобьют. Как всегда. Тело уже готовится к адской боли, что скоро уничтожит на корню всю веру в людей и заставит полчаса прорыдать в кабинке школьного туалета. «Нет!» — кричит сознание. Хочется убежать, оттолкнуть, только чтобы не быть униженной. Снова. В шуме голосов раздаются шаги. Спасение? Голоса стихают, толпа расступается, чтобы затем сбежать кто куда. Глаза открываются. Классный руководитель. Спрашивает «Что случилось?». И смотрит так, что становится тошно. С этакой смесью жалости и беспокойства. Как же не хочется это видеть. Взгляд натыкается на плакат. Буквы расплываются от слёз, но через некоторое время всё же удаётся прочитать. «Я рожден, и это все, что необходимо, чтобы быть счастливым!» — гласит лозунг мероприятия к первому июня. — Ну и почему я тогда не счастлива? — мрачная усмешка. «Крыса! Крыса!» — всё еще звенит в ушах. Больно. Обидно. Снова хочется закрыться руками и плакать в своё удовольствие. «Я… Я… Человек!» — подкидывает мозг неозвученный ответ. Неожиданно накатывает усталость и запоздалая злоба. Обсуждать свои проблемы и уж тем более идти к школьному психологу — последнее, что хочется делать, поэтому ответ «Ничего» устраивает во всех отношениях. Жаль только, что не классного руководителя. Но прежде чем женщина успевает что-нибудь спросить, девочка убегает из коридора, не замечая никого и ничего.***
«…рождён!» — мелькает на задворках сознания окончание фразы, брошенной вчера матерью во время очередной ссоры с отцом. Значит, только ребёнок и удерживает их от развода, так? Хах, будто это было неочевидно. Но фраза всё равно застряла в закоулках мозга, заняв собой все мысли и принеся чувство… вины? Нет-нет-нет, какая вина? В чём он виноват? «В том, что они до сих пор вместе» — услужливо подсказывает внутренний голос. Послать бы эту заразу к черту, да не получится послать того, кто прав. Не будь сына, родители бы наверняка уже разошлись. И не было бы криков, что каждую ночь мешают ему спать. Не было бы постоянных обвинений в похожести на отца от матери и в похожести на мать от отца. Отец бы не пил, и не было бы постоянного страха рано или поздно превратиться в Ленку Тихомирову… Перед глазами встаёт её образ. Старая, замызганная курточка, портфель, с которым щеголяет уже третий год, обветшалые ботинки… Бр-р-р. Ни за что нельзя превратиться в такое жалкое ничтожество. Взгляд задумчиво скользит по стене. Облупившаяся штукатурка, гвоздь, на котором ничего не висит, плакат… Плакат? Ах да, первое июня же. Глеб оглядывается. А, коридор. Как раз тот, где ревела эта крыса. Жаль, не дали довести дело до конца. Он бы показал своему главному страху, где раки зимуют. Раздается писк телефона. Мама потеряла. Но как же не хочется идти домой, где снова будут ругаться друг с другом два самых дорогих сердцу человека. — И еще, чтобы родители не орали друг на друга, — произносит Глеб, снова посмотрев на плакат. Что ни говори, домой идти надо.***
«Всё» — тяжелый вздох слышится в тишине школьного коридора. Нервы сдали. Окончательно. Или ещё сдают — неизвестно. Ясно лишь одно. В музыкалку она больше не пойдёт. Никогда. Ни за что. Хватит. Сил больше нет. Эх… Кого она обманывает? Всё, чего она добьётся таким поступком, это сорванного голоса, опухших глаз и прочих прелестей ссоры с матерью. В лучшем случае. О том, что будет в худшем случае, даже думать страшно. Но как же всё-таки хочется взять скрипку и… разбить об стену. Так, чтобы в жизни больше не заработала. Чтобы ни одной, ни одной мелодии на ней нельзя было больше сыграть. Чтобы она рассыпалась на щепки, превратившись в груду бесполезного мусора, который потом с чистой совестью можно будет выбросить. Чтобы… От раздумий отвлекает толчок в грудь, а затем и возмущенный возглас «Смотри, куда прёшь!». Ой, кажется, она слишком ушла в себя. Поворачиваться к обладателю возгласа нет никакого желания, потому Рита прислоняется к стене, снова погружаясь в мечтания о мучениях несчастной скрипки. Взгляд задумчиво скользит по стене напротив, цепляясь за каждую неровность, подмечая каждую деталь. Вот что-то цветастое висит… Похоже на плакат. В полутьме коридора удаётся разобрать только двух улыбающихся детей. Пропорции немного нарушены, но до альтернативной анатомии всё же не дотягивает. Девочка подходит ближе. Да, так и есть. О, посередине какая-то надпись. Усмешка искажает лицо, стоит её прочесть. Хотя, чего еще можно было ожидать от школьного праздника? — Эх, почему ты в детстве не мечтала стать художником, мам? — взгляд направлен на плакат, а голос напитан бессильным сожалением. Рита проходит коридор быстрыми шагами, чтобы затем спуститься в раздевалку и выбежать на улицу. Нельзя опоздать в музыкальную школу.***
— …необходимо! — мама всё-таки срывается на крик. — Зачем? — устало спрашивает Олеся. Они идут по второму кругу, ей-богу. — Чтобы быть счастливым! Оу, это что-то новенькое. В кои-то веки без разговоров про свежий воздух и физическую неразвитость. — Прогуляйся по парку. Из дома-то выходить надо. Отчаяние. — Ску-у-учно. Упрямство. — Сходи куда-нибудь с одноклассниками. Легко сказать. — Ага, пригласил бы меня еще кто-нибудь. Сложнее сделать. — Так пригласи их сама. Весьма наивное предложение. — Зачем? Я с ними не общаюсь. У них свои интересы, у меня свои. Весьма громкое заявление. — Ну вы же в одном классе учитесь. Обсудите школу, учителей. Еще наивнее. — А что их обсуждать? Нам этого на переменах хватает. Ещё громче. — Тогда сходите в кафе, съешьте по мороженому, поболтайте. — О чём? — третий круг начался. Молчание. Разговор зашёл в тупик. Снова. Затянувшуюся паузу прервал звонок в дверь. Такой шанс упустить нельзя. Олеся тут же отправляется в свою комнату. Крупномасштабной ссоры удалось избежать. Своего рода победа. Можно и отпраздновать. Девочка берёт телефон, включает музыку и полностью погружается в мир своих иллюзий, надежд и страхов. Не надо. Не надо воспринимать всё происходящее всерьёз. Это всё не по-настоящему, не правда, вымысел. Не надо переживать. Не надо страдать. Но почему рыдания так и рвутся наружу? Почему глаза так стремительно опухают? Почему? Ведь это всего лишь интернет, всего лишь беседа, всего лишь ссора. Всего лишь… У этих людей даже нет внешности, всего лишь красивые картинки. У этих людей даже нет имён, всего лишь ники. Этих людей нельзя назвать даже друзьями. А кем можно? Просто знакомыми. Откуда такая уверенность? Из-за «просто знакомых» не рыдают в подушку, боясь, что мама услышит, не поймёт и снова отправит на улицу. В реальность. Туда, где постоянно будет преследовать ощущение собственной навязчивости и ненужности. Туда, где никто не поймёт твоих интересов. Туда, где скука станет главным стимулом для поиска собеседников. Лучше уж так, пускать слёзы в подушку, стремясь сохранить свою идиллию, да? Да. Потому что так удобнее. Истерика усиливается. Нужно выпить воды, пока не стало совсем плохо. «Ты плакала? Что случилось?» — спросит мама на кухне, увидев опухшие глаза дочери. «Песня грустная попалась» — соврёт Олеся, выпив залпом стакан воды. Потому что так удобнее.***
— Кто это сделал? — строго спрашивает учительница. Вокруг плаката ко дню защиты детей уже собралась целая толпа. Всем хотелось посмотреть, что же такого возмутительного с ним произошло, что пришлось отрывать завуча от занятий. — С остальными плакатами та же история? — осведомляется завуч. — Да. И когда успели? — Да что там такое? — восклицает какой-то первоклассник, мельтеша за спинами более высоких старшеклассников. Наконец, один из старшеклассников отступает, и в глаза сразу бросаются буквы на плакате «Я рожден, и это НЕ все, что необходимо, чтобы быть счастливым!». Причем «не», написанное красной краской и еле-еле как втиснутое в пробел между словами, явно выделяется из общей картины. — И когда успели? — еще раз отрешённо произносит учительница, пробормотав что-то про испорченный труд младшеклассников. «Зато правдиво» — проносится в головах остальных. И лишь мальчик, что помогал носить плакаты, хитро улыбается.