The Space Between

      Кап. Кап. Кап.       Когда-то звук капель воды, падающих из неплотно закрытого крана, успокаивал — теперь же в ушах Игниса Шиенции он звучал какофонией. Его слух стал острее, равно как и другие чувства, которые ему милостиво оставили. Он мог уловить вибрации воздуха, исходящие из динамиков радио, стоящего на стуле неподалёку от него, — сейчас оно транслировало результаты последних наблюдений за демонами в Клейне. Он мог ощутить острый и едкий запах озона, который никогда не исчезал из туманного воздуха Лесталлума благодаря электростанции Эксинерис, работающей днём и ночью, чтобы обеспечить энергией один из последних бастионов человечества в Люцисе. Он даже мог учуять слабый запах собаки, который был совершенно неуместен здесь, в его квартире, — у него не было ни единой причины заводить питомца, — но запах проявился и таинственным образом не выветривался в течение многих месяцев после исчезновения Нокта.       Кап. Кап. Кап.       Или, может быть, его барабанные перепонки страдали не от звука протекающей из сломанного крана воды, а от капель крови, которые, скатываясь по правой щеке, падали в окружающую его воду?       За короткое время Игнис проделал удивительно долгий и трудный путь, чтобы компенсировать потерю зрения. Он снова взялся за острые ножи на кухне и полностью отказался от трости ещё до исхода первого года со дня исчезновения короля. Но он всё ещё сталкивался с большим количеством проблем. Борьба с демонами была сложной в прошлом, когда ему служили все пять чувств, а теперь и подавно.       Не более часа назад Игнис получил сильный удар от Красного Гиганта, который милостиво счёл его мёртвым и оставил в покое. Это сражение было почти бессмысленным. И теперь, сидя в испачканной кровью фарфоровой ванне, он лечил полученные травмы: рваную рану на лбу, два сломанных ребра, лёгкое сотрясение мозга и уязвлённую гордость, которую уж точно никак не могла облегчить эпсомская соль.       Люцис не обладал достаточной мощью, чтобы защитить людей от заражённых Скверной тварей. Они терроризировали страну под покровом ночи, и помощь слепца с парой кинжалов была лучше, чем ничего. В королевстве осталось очень мало людей, способных сдерживать демонов; сила Королевских Глеф восстановилась после заключения соглашения с Богами, но их осталось слишком мало после резни в Инсомнии во время церемонии подписания мирного договора. Именно поэтому, несмотря на слепоту, у Игниса никогда не возникало вопроса, впору ли ему браться за оружие вместе со своими товарищами из Королевской гвардии и сражаться за спасение Люциса в ожидании возвращения короля.       Кап. Кап. Кап.       Дрожь пробежала по спине Игниса. Звук капающей в ванну крови напомнил ему не только о совершённых в бою ошибках, приведших к его поражению, но также вызвал воспоминания куда более глубокие. И куда более болезненные.       Капли дождя стучали по лобовому стеклу Регалии после падения Инсомнии. Гнев Матери Волн падал с мрачного альтиссийского неба каплями воды на камни алтаря и его разбитые очки. Слёзы текли по его лицу и капали вниз, когда Игнис в последний раз взглянул на Нокта, прежде чем его глаза затянула вечная чернота.       Ледяной голос озвучил его приговор.       Он сжал пальцы левой руки в кулак. Это была напрасная трата сил, ведь Игнис знал, что, пока Астралы позволяют ему жить смертной жизнью, он никогда не перестанет испытывать сильную боль — боль знания. Физические раны, оставляющие след на теле — лишь бледная тень шрамов, которые навсегда остались на его душе. Это знание не предназначалось человеческому разуму; эти планы не должны были раскрыться тому, кто не имел королевской родословной.       Но он ведь перешёл в божественное царство, не обладая ни единой каплей королевской крови, и каким-то образом подчинил Кольцо Люциев своей воле, — как, по слухам, сделал и глефа Никс Ульрик в ту роковую ночь в Королевском городе.       Воспоминания Игниса о моменте, когда кольцо скользнуло на его палец, были заперты в лабиринте туманных воспоминаний, слишком перемешанных, чтобы собрать их в одно значимое целое. Как будто прошлое, настоящее и будущее столкнулись в один миг: мальчик, тронутый светом ночного неба; отец с печальным взором; крупный мужчина и худощавый парень, помогающие слепому; холодная сталь, пронзившая сердце короля и разбившая его собственное; собака, белая собака, её собака, которая передала ему видение будущего-ещё-не-свершившегося, того, что должно произойти, или всё же не должно произойти...       — Ты взываешь к стражам будущего этого мира, смертный. И если ты жаждешь получить часть нашей силы, ты должен прежде всего предстать перед нашим судом.       Там, в межмирье, где пересекались призрачное и материальное, время текло совершенно иначе. На мгновение всё вокруг него поглотила абсолютная темнота, темнее самых дальних глубин Питиосса, настолько, что само представление о свете казалось потерянным во времени воспоминанием. Исчезли и звуки: пронзительные вопли Гидреи и её морского воинства, гнусные слова канцлера, его собственный отчаянный призыв правителей прошлого Люциса. Осталась только оглушительная тишина, в которую каплями, каплями, каплями ускользали минуты, часы и тысячелетия.       Дуновение холодного воздуха коснулось шеи Игниса. Волосы встали дыбом, по коже пробежали мурашки.       — Единственное, ради чего я прошу вашу силу, — это спасение жизни, — крикнул он в темноту.       Одно за другим, из чистого света перед ним соткались божественные сущности.       — Сила есть сила, каким бы благородным ни был мотив, — произнесло одно из них. — Всякий альтруизм в основе своей эгоистичен.       Те, кто хоть немного разбирался в истории Люциса, были знакомы с Королями былых времён. Их образы были увековечены в статуях и памятниках по всему королевству, они стояли там на протяжении веков, и Игнису не составило труда осознать, что массивный комплект доспехов и рваный плащ, разлетающийся по ветру, принадлежат королю Тонитрусу Свирепому.       — Я хочу спасти короля, — сказал Игнис.       Свирепый остановился в нескольких футах от него и поднял свою огромную булаву.       — Короля нельзя спасти.       — Он — последний в линии Люцисов. Он должен быть спасён, иначе сила королей падёт вместе с ним — вы падёте вместе с ним!       В разговор вмешался другой голос, на этот раз — Благочестивого Короля.       — И всё равно он падёт.       — Вы — стражи будущего этого мира, разве не так вы сказали ранее?! — Игнис развернулся, широко раскинув руки, чтобы обратиться к медленно сжимающим круг Королям — их было всего тринадцать. — Неужели вы позволите Эосу пасть от руки зла?!       — Многие высокомерные глупцы пытались постичь цели высшего разума, — парировала Королева Бродяг, проводя кончиком своего сюрикена по бесконечной черноте под ногами. — Если ты посмеешь осуждать наши мотивы, твои достоинства будут подвергнуты сомнению.       Игнис знал, что спорить с непостоянными духами глупо, поэтому к подбору следующих слов он подошёл с особой тщательностью.       — Тогда я ищу справедливости — справедливости для невинных душ, пешек в игре, которую они не выбирали.       Вперёд выступил Мудрый Король. Множество крыльев, украшающих доспехи, окружили его, словно пернатый нимб.       — Есть и другие, что ищут справедливости. Ваш оппонент тоже стремится к этому — так что именно делает твоё правосудие более весомым, чем его?       Игнис нахмурился, пытаясь осознать. Такое чудовище, как Канцлер, желало справедливости?       — Какого бы возмездия он ни желал, он делал это во имя хаоса и разрушения. Если он действительно искал справедливости, то лишь со злобой в сердце!       — Тогда что же в сердце у тебя, о смертный?       За глухими шлемами не было видно глаз, но он чувствовал, как тринадцать взглядов сошлись на нём: наблюдающие, выжидающие, оценивающие. Игнис Шиенция не был праведником, и утверждать обратное было бы вопиющей ложью, что в присутствии божеств приравнивалось к быстрому способу встретить свою кончину. Он открыл рот, чтобы произнести хоть слово, но не смог найти ни одного довода в свою пользу. Какой смертный мог быть настолько дерзок, чтобы просить Богов об одолжении? Ничто не могло поколебать их волю.       — Я знаю, что в сердце этого человека. В нём есть только добро.       Перед ним материализовался один из Королей. Его лицо Игнис не узнал. Голос, однако, был для него таким же знакомым и успокаивающим, как фактура руля Регалии под пальцами. Это был голос человека, который присутствовал в его жизни с первых дней пребывания в Цитадели, того, кто наставлял его в детстве и советовался с ним, как с мужчиной. Игнису потребовалась вся сила воли, чтобы не упасть на колени от нахлынувшего горя.       — Ваше Величество, — прошептал он.       Король-Отец склонил голову, и корона, даже в посмертии украшающая его лоб поверх шлема, засияла так же, как когда-то при жизни, вселяя храбрость в сердце Игниса.       — Похоже, тебя сочли достойным, — раздался голос позади.       Резко повернув голову, Игнис увидел пару рогов, изгибающихся от основания позолоченного шлема и исчезающих в темноте, как два гипнотических огня. Фигура, что медленно обходила его, носила много имён — Король-Основатель, Мистик, — но ни одно из них не могло по-настоящему объяснить то величие и ужас, которые источал именно этот Король.       — Мы дадим тебе силу спасти твоего короля, — сказал Сомнус Люцис Кэлум, — но ты должен знать, что спасти его невозможно.       Игнис покачал головой в недоумении.       — Я не понимаю.       — Тем не менее, сделка была заключена. Теперь договоримся о цене.       — Моя жизнь — за него. Ни больше, ни меньше.       — Нет.       — Почему нет?       — Потому что нельзя обменять целую жизнь на того, чья судьба предопределена.       — Но...       — Ты заявил, что ищешь справедливости. Ты сказал нам правду?       Пальцы Игниса сжали кольцо на его левой руке.       — Да.       Внезапно всё вокруг него пришло в стремительное движение, и единственное, что Игнис оказался способен различить, — это вихри света, мерцающие вокруг призрачных проекций Королей. Затем точно так же, как появились, правители Люциса исчезли один за другим, пока не остался последний.       Его свет тоже начал меркнуть.       — Правосудие слепо, — произнёс Сомнус, прежде чем окончательно раствориться во тьме. — Долг будет выплачен соответствующим образом.       Кольцо Люциев начало яростно пульсировать, и внезапная жгучая боль в левой руке Игниса прошла по его телу, как молния — сначала по руке, затем по плечу и по шее, прежде чем, наконец, достичь его глаз. Словно какая-то невидимая сущность проникла в его голову через затылок и выцарапала внутреннюю часть черепа острыми, как бритва, когтями — настолько мучительно, что его рука сама невольно бросилась к глазам, чтобы вытащить это нечто из глазниц.       Но когда руки Игниса коснулись лица, пальцы нащупали лишь старые, давно зажившие шрамы.       Сколько времени прошло с тех пор, как он поднял кольцо с каменного пола алтаря Левиафана и привел в движение жернова судьбы? Три года? Четыре? Игнис оказался в ужасном положении, которое, как и было предсказано, закончится только смертью. Тем не менее, он всё ещё чувствовал себя дураком. Возможно, если бы у него хватило смекалки интерпретировать видение, посланное Приной, до того, как он достиг Ноктиса и леди Лунафрейи... Если бы он смог понять, что играет по правилам врага, то ему, возможно, удалось бы сломать судьбу. И свою, и других. Если бы он только мог остановить Ардина раньше, чем тот нанёс смертельный удар Оракулу, если бы знал, что произойдёт, когда Нокт коснётся Кристалла...       Руки Игниса устало соскользнули с лица и упали в тёплую воду. Он вздохнул. Сожаление было роскошью, которую он не мог себе позволить — ни тогда, ни сейчас в этом полуразрушенном, неопределённом мире. Игнис сделал то, что считал правильным: он выполнил свой долг перед короной так, что им мог бы гордиться любой представитель Дома Шиенция. В тот день в Альтиссии он спас своего короля.       «Но короля нельзя спасти», — эхом разнеслось в его голове. И по лицу теперь заскользили не только капли крови.       Кап. Кап. Кап.