***
Ленский получив на утро письмо, был крайне рассержен, ведь этот жест можно было принять, как подачку со стороны Онегина. Поэт отправился к пруду подле местного кладбища. Вода была очень прозрачной и такой теплой, как мамина рука, казалось, будто бы она манила его к себе, звала и обещалась избавить от всех проблем и невзгод. Черную макушку сильно пекло солнце, и он лег под ближайшим к пруду деревом, плакучей ивой. Его терзало сразу слишком много чувств, молодое сердце не выдержало такого натиска событий, и он разревелся, совсем как маленьких, или как обманутая одураченная девка. Горячие слезы стекали по его белой коже, губы обычно довольно бледны, разалелись и налились кровью, ясные обычно голубые глаза раскраснелись, черные густые ресницы, обрамляющие их, слиплись. Боль была просто нестерпимой. Это был предательство другом, своей второй половинкой, с которой в его понимании он бы прожил до гроба и удар от разрушающихся, от рассыпающихся в пыль мечт, которым не суждено сбыться. Так рыдая и, обнимая свои колени, он просидел под ивой около 30 минут. Потом слезы просто иссякли, и он упал на спину, на мягкую и нежную траву. Ему не хотелось идти домой вся та обстановка напоминал ему об Оленьке и о его друге. Он лежал совсем опустошенный, будто ему в действительности вырвали сердце. Спустя какое-то время он задремал. Ему снились сны, разные и много один из которых я вам расскажу. Он был в своем родовом поместье с мамой и папой. Он гуляли в парке, он резвился где-то впереди и, бросив секундный взгляд назад, он увидел, как улыбались друг другу его родители, держась за руки. Атмосфера в их семье была всегда теплая, в ней царила любовь, оттого представление о мире в сознании Владимира было столь чистым искренним не прочным. Вдруг сон резко обрывается и вот он уже видит маменьку, рыдающую на коленях у бабушки. Ее черные кудри не скрывал чепец, они были растрепанны, ночное платье небрежно облегало ее фигуру, лицо раскраснелось от долгих слез. Она тянула к своей матери руки, и лишь пуще от этого плакала, ни в силах вымолвить не слова. Руки были разукрашены синяками, совсем синими, желтыми и даже зеленоватыми. На сем моменте Ленский проснулся в холодном поту, не в силах понять, что это было. Он никогда не видел маменьку такой. Вокруг пели цикады, и сияло ночное небо. Летнее небо особенно прекрасно, но Владимир не в силах был чувствовать его прелесть. Отныне его любовь к лету ушла бесследно, как и к Ольге. Его уже не радовало пение соловьев, сверкание цикад и сияние бесчисленных звезд, все необратимо влекло к воспоминаниям о событиях минувших дней. С тех пор Владимир очень закрылся в себе, стал реже писать, и почти не выходил из дома, в дом Лариных он и вовсе позабыл дорогу. Раны еще не достаточно затянулись, чтобы сыпать на них соль. Хоть физической дуэли и не состоялось, но морально он был тяжело, почти смертельно ранен, чуть ниже сердца, и пуля прошла его насквозь. Он осунулся и еще сильнее побледнел. Начал курить трубку, чего раньше не делал, совсем отпустил волосы и редко брился. Голубые глаза побледнели. В душе будто что-то треснуло, стало так пусто. Так погас молодой поэт в свои осьмнадцать лет. Евгений тем временем сдружился искренне с Татьяной, и стало совестно ему за то, что сделал он со своим другом. Видно деревня пошла ему на пользу и необратимо влекла за собой его моральные изменения. Сплин так же не прошел, но из ниоткуда возникла совесть, что грызла его за погубленного им поэта. Не в силах больше мочь терпеть напоминания о нем, Онегин возвращается в город, в свет и разврат.***
Прошло уж года два с минувших дней, Онегин снова пришел в бывший любимый им дом терпимости. Это был один из лучших домов такого рода в Петербурге, все дамы были не менее благопристойны на первый взгляд, чем дамы, который встречал Евгений на балах. Одна хорошенькая кудрявенькая брюнетка приглянулась ему и они ушли в комнату. После небольшой прелюдии в качестве непринужденного разговора, парень никогда не любил его затягивать, так как не видел в нем большого смысла, она прильнула к губам его, обвила шею своими тонкими руками. Разорвав поцелуй, он посмотрел на нее, увидел перед собой Ленского: — Ты ли это?! Быть того не может! Прости меня за все ! — Женя ты видно много выпил, мерещиться тебе, приди в себя голубчик это я ! От легких рук ее шлепков по щекам, он чуть опомнился и видения ушли. Он сел на край кровати, оперши голову руками. Она заметила, что явно он не в духе и поспешила удалиться. Она в дверях застыла, опершись на косяк: — В делах твоих тебе я не советчик , но вижу я, что ты уж сам не свой. Вернись в деревню поспеши к нему и там уж объяснишься, прощения попросишь, и бремя с плеч все это сбросишь. — Ступай и принеси еще вина. Она быстро зацокала по коридору и вернулась уже с бутылкой, оставив ее, она тут же удалилась. Проснувшись на утро в той самой комнате, Евгений собрался и вернулся домой. Хоть он был и с бодуна, но решил не затягивать, так как мысль вернуться в деревню давно оформилась в его голове, но он всячески пытался ее отрицать. Уж полностью собрана бричка, и он отправился в путь. На улице тогда был декабрь, и стоял сильный мороз, все было покрыто толстым снежным одеялом. Он не любил зиму, слишком холодно, на душе его было и так всегда тоскливо, так еще и погода удваивала эффект. Тем временем Ленский уже чуть оправился и, что удивительно, сдружился вновь с Лариными. В Ольге он больше не видел свой идеал, да и вообще он престал для него существовать. Так как он был человек от природы добрым, он не имел привычки долго держать злобу. Свой пылкий ум решил он в книгах углубить, и часто стал он их читать, затем и прошлое он начал забывать. В один из дней меланхолия взяла над ним верх, и боль в груди обострилось. Это чувство было ему не ново, но оно давно так не обострялось и не накрывало с головой. Жуткая страшная тоска окутала юношу. Вновь он почувствовал себя страшно одиноким, всеми покинутым. Татьяна посоветовала ему заехать в дом Онегина, надеясь, что чтение свежих книг хоть как то отвлечет молодого парня от хандры, охарактеризовав его библиотеку довольно интересной и занятной. Владимир хоть и не без опасения отправился туда. Ольгу он уже давно простил, понимая, что легкомысленность ее обусловлена незрелостью, но подлость друга, настоящее предательство он простить был не в силах. Он боялся, что по приезду в его дом на душе станет еще паршивей, но, не смотря на опасения, решив, что хуже ему сегодня стать уже не может, он отправился в поместье Онегина. Зайдя в библиотеку и по совместительству кабинет с камином, Ленский взял пару книг и, устроив их на столике, он сел в большое мягкое кресло перед камином. Треск дров в камине, и довольно занятная книга помогли ему забыться. Вдруг он услышал, как скрипнула дверь с заднего входа. Бежать ему было некуда, так как и его лошадь была оставлена с заднего входа в дом. Встреча с хозяином поместья была неизбежна. Ленский в данной ситуации предпочел не двигаться и ждать появления Онегина. Но вот сердце решило устроить настоящий спринт, все же пытаясь куда-то убежать, но грудь не давала ему вырваться. Владимир ждал и в глубине души хотел этой встречи, так Онегин ушел, вернее, сбежал от него слишком быстро. Но вот как только этот момент настал, он и не знал что сказать, что делать и как себя вообще вести, все подчистую покинуло его голову. Зайдя в кабинет Евгений, увидел Владимира Ленского. Ему стало страшно, не смотря на то, что целью его визита являлся разговор с Ленским, он и не ожидал, что он будет так скоро и так внезапно. Обратного пути уже не было, их взгляды пересеклись. Онегин хотел взять инициативу начать диалог на себя, но мышцы лица вовсе оцепенели, будто он вообще никогда не говорил и с рождения был нем. Неожиданно, пожалуй, даже для самого себя, начал разговор Владимир. — Зачем ты вернулся?— первым спросил Владимир. Онегин был удивлен грубостью его голоса, которых несколько лет назад был несколько выше и звонче, его уставшему, измотанному тону. Его также повергло в шок что Владимир, доселе имеющий вид цветущий и юный, отпустил бороду и волосы и утратил былую младость. Взгляд его был уставший, почти мертвый. Казалось, что белая кожа его стала еще белее, а черные кудри стали еще темнее, что выдавало яркий контраст и придавало его внешности болезненный вид в совокупности с синяками под глазами. — Здравствуй…Я приехал, чтобы просить прощения. Я не прошу тебя простить меня и возобновить дружбу, ибо предательство, мою циничную выходку простить нельзя. Я не мог больше молчать, совесть разъедала мою душу. Каждый день был му... — Ленский не дал ему закончить и резко перебил на полу слове. — Твою душу ?! Разве она у тебя есть ?! — голос его, вначале бывший спокойный, надломился и перешел на повышенный тон. – Как ты мог? Ты меня убил. Лучше бы наша дуэль состоялась, тогда бы я не знал тех мук, что довелось мне испытать. В груди постоянно щемит, хоть боль со временем и притупляется, но полностью она не покидает меня ни на день. Я потерял в один момент все: свои идеалы, любовь всей жизни! Я не держу на нее зла, но тебя простить за твой цинизм...— в сей же раз его перебил Онегин. — Она тебя никогда не любила, она ветрена и далеко не идеал, что ты воображал себе. Ты сам вогнал себя в обман своими восторженными и наивными мечтами. Ваши отношения были для нее игрушкой, скрашивающей сельский досуг не более того! Твоя наивность погубила бы тебя рано или поздно. Я был не прав, и для меня все это тоже было не более чем игра, но теперь за это я себя жестоко корю. Те грехи, что сотворил я с тобой с твоей молодой и юной душой, не покидают моей головы ни на сутки. Я видел тебя везде, и все в деревне напоминало о тебе. Я трус, мне не хватило смелость прийти и покаяться раньше... и я сбежал. Но от совести не убежишь… И вот, я здесь, пред тобой. Накажи меня или убей безразличием своим. — Боль от утраты Ольги я перенес, хоть это было трудно. С исчезновением ее и тебя из моей жизни, часть моей души умерла. С ней я сейчас в ладах и даже крепкой братской дружбе… А боль в сердце все не утихает. Не ты ль виновник мук моих? Видя тебя здесь, — с этого момента Ленский еще больше задрожал, и голос его поутих, — я не могу держать на тебя злобу или обиду. Я не хочу носить на сердце тяжкий груз мести и ненависти, — Он тяжело встал и обнял Онегина. Евгений не понимал, что происходит. На душе его будто стало светло и легко, как не было уже давно. У Ленского же из глаз потекли слезы. Глаза вновь его обрели юный блеск и стали голубеть. Он сжал руки сильнее, все более прижимаясь к Евгению, чувствуя, что грудь его вот - вот порвется от бешеного биения сердца и щемящей боли под ребрами. Онегин прижал его голову к себе. В ту секунду он показался ему таким прекрасным, вновь юным, чистым и милосердным, как в день их первой встречи. Рука Евгения спустилась на обросшую бородой щеку Владимира, медленно скользя вниз по шее. Он медленно приблизился к алеющим почти пылающим, от слез, губам Ленского и нежно и очень бережно коснулся их своими. Владимир поднял свои заплаканные глаза на предателя. Взгляд у него был полон невинности, кротости, беззащитности. Рука юного поэта коснулась затылка, а после обвила шею Евгения, он медленно, чуть наклоняя голову, поцеловал Евгения в губы. Евгений же имел смелость ответить. Он не торопил поэта и не ожидал нечто большего. Сам это поцелуй был неожиданностью, как бились, как стучали их сердца, а душа, казалось, будто она сгорает дотла, чтобы переродиться как птица феникс для новой жизни без горя и одиночества. Поцелуй был долгий и совсем невинный, непошлый, наполненный искренностью и чувствами. Душа в этот момент горела, пылала. Сгорело все: боль, пустота утраты, одиночество, это чертов неизменный английский сплин и вечная хандра, мучавшие Евгения, прокаженная меланхолия, что была для Владимира адом все подчистую. Когда они разорвали сей поцелуй, на душе стало так легко, так светло, как не было уже очень много лет. То время, что были они вдали друг от друга, они были словно мертвы, этот день и эта встреча привели их к жизни вновь. Сегодня их воскресение. Ноги Ленского подгибались, тело обмякло от тяжелого изнурительного, в эмоциональном плане, дня. Онегин вовремя успел его подхватить, иначе бы он рухнул на пол. Они сели вместе на кресло перед камином. Владимир сидел на коленях друга, который сегодня стал в один миг из предателя близким человеком, без которого жизнь просто немыслима. Ему никогда не было так хорошо. Пресловутое чувство одиночества сменило приятно тепло. Онегин же впервые ощутил себя по истине счастливым. Повидав в своей жизни многое: удовольствия высшего света, балы, женщин разных мастей, разные страны — он так и не испытал счастья. В один день они из врагов стали родными людьми. Они слишком много эмоций разделили с друг другом за это зимний вечер. Их судьбы теперь крепко сплетены, и отныне разлука для них равносильна смерти.